Люди на болоте. Дыхание грозы

- Ну, докладывай, хвались - если есть чем!

Апейка сказал, где был в последние дни, где провес собрания, сколько

человек вступило в колхозы. Башлыков достал блокнот, переспрашивал,

записывал. Стал рассказывать, где сам был.

- Вчера заезжал к тебе на родину. Перед собранием зашел к старикам

твоим. "Дай думаю, посмотрю, как живут родители нашего председателя". Так

что - познакомился...

Понравились и мать и отец. Карась хвалил отца: "Мастер первой марки - и

в поле и на реке. И - честнейшей души.

Первый старик в колхозе", - сказал. Так что хорошее было знакомство!

Хорошие старики!

- Не обижаюсь! - будто пошутил Апейка. Он усмехнулся скупо, хотя доброе

слово про стариков пришлось по душе ему и хотя видел - Башлыков доволен

искренне: чувствовал Апейка за этим, что чего-то Башлыков не договорил,

скажет еще что-то - не такое приятное. С чуткой настороженностью ждал. Он

не ошибся: через минуту улыбка с лица Башлыкова сошла, губы строго

поджались. Взглянул прямо в глаза, открыто, невесело:

- А брат! Ну и брат! - Сочувственно покачал головою. - Это - родня!..

Апейка промолчал. Молчание было долгое, тяжелое. Потом Башлыков спросил:

- Как ты просмотрел это?

- Почему просмотрел?..

Башлыков пояснил мысль:

- Харчев говорил: он помогал тебе при белополяках?

Продукты, патроны носил? Помогал нам... Бедняком был...

- Был...

- Переродился? .. За годы советской власти? ..

- За годы советской власти...

Апейка не скрывал, что разговор этот для него неприятен.

Он не любил говорить о брате, не только потому, что это была не такая

уж веселая тема для разговора, а больше потому, что ему при этом

приходилось как бы оправдываться, выгораживать себя, делать то, чего

Апейка не любил. К счастью, доказывать это почти никогда не приходилось.

Все в районе знали и его родню и его брата. Башлыкову, вскоре после того,

как он приехал сюда, Апейка 4при случае уже рассказывал о брате, не

подчеркивая их вражду и не оправдываясь, - просто для того, чтобы

Башлыкову все было известно. Уже тогда Апейка понял, что Башлыков - из

анкеты или из чьих-то слов - знает все хорошо; и теперешнее напоминание о

брате, и то, что он говорил с Харчевым, и мысль о том, что он, возможно,

не случайно заехал туда, а чтобы узнать самому, проверить, - насторожили

его.

"Перед самой чисткой как раз", - связал он все услышан-"

ное воедино.

- Было все: и патроны носил и в бедняках был, - жестко, с досадой

сказал Апейка.

Башлыков, кажется, понял эту досаду, посочувствовал:

- М-да, я не хотел бы иметь такого брата.

- А я его сам выбирал?! - Апейка говорил грубо: хотел оборвать разговор.

- М-да, братьев не выбирают. Это верно. И ты, конечно, если подумать, с

одной стороны, не виноват, как, может, не виновата и твоя старуха мать. И

все-таки, черт его знает, жизнь есть жизнь: есть и другая сторона в твоей

истории с братом - компрометирует это тебя... Не в моих глазах - я говорю

не о себе, а в глазах народа! Не расскажешь обо всем каждому, народ есть

народ, и не всякий поймет по-человечески. Иной подумает так: пятно есть

пятно, сам ты приобрел или тебе наклеили его другие. Разница, разумеется,

большая, но поди растолкуй каждому... Я понимаю твое положение...

- Зачем ты мне это говоришь? - сказал Апейка с возмущением.

- Просто так. - Башлыков не смутился, только немного удивился. - Так, к

слову пришлось.

- Так вот, если к слову: я не считаю себя виновным за него. Нисколько.

- Я тебе говорил не про вину твою. Я говорил о другом.

Ты не понял ничего. Жаль. - Башлыков и тут чувствовал себя выше,

мудрее, и Апейку снова охватило возмущение. Но Башлыков заговорил о

другом: - Отстаем мы с коллективизацией!

- Почему отстаем? - Апейке из-за не утихшей еще неприязни к нему

хотелось возражать. - На втором месте в округе.

Башлыков заявил спокойно:

- Второе - не первое!

Он пошелестел бумагами, выбрал одну:

- Вот здесь жалоба от верующих, что закрываем олешниковскую церковь. В

Минск жаловались... Какое твое мнение?

- Мое мнение такое, что надо добиваться, чтоб церковь сама закрылась.

- Как это?

- Надо верующих сделать неверующими. Безбожниками...

ГЛАВА ВТОРАЯ

1

Когда Апейка входил в кабинет, у дверей почти каждый раз встречала его

очередь мужчин и женщин, ожидавшая приема. Просьбы свои доверяли бумаге

здесь редко, не всегда удовлетворяла и беседа с секретарем райисполкома

или с заведующим райзо, многие считали неизменной обязанностью - вручить

бумагу самому председателю, поговорить с "самим". Случалось, что Апейка

долго не появлялся, был в разъездах по району, - и люди ждали по нескольку

суток, ночуя где-либо у знакомых; являлись каждое утро, как на службу,

пока не добивались к "самому".

Такие встречи с людьми были для Апейки не простой и не легкой частью

его работы. Люди несли к нему свои надежды и свое отчаяние: что у кого

было. Теперь к обычным просьбам - помочь мукой и семенами, к жалобам на

непосильный налог, на налоговые несправедливости прибавлялись часто

жалобы, связанные с колхозной новью: тому землю нарезали неверно - все

лучшее забрали под колхоз; тому пригрозили, что если не вступит, чтоб на

Соловки готовился. Редко кто - не спрашивал: это разве справедливо, это

разве по советским законам?

Почти в каждой жалобе-просьбе за личными невзгодами и обидами ощущались

общие, общественные проблемы; почти каждый раз, отвечая, помогая, советуя,

Апейка так или иначе должен был объяснять государственную политику в

колхозных делах, как бы брал на себя роль агитатора. Да это и была

настоящая работа агитатора.

Сегодня его также ожидали: меж взрослыми, среди которых он заметил

человека с длинными, спадающими на ворот желтоватыми космами - поп, что

ли? - целая притихшая стайка деревенских детей. Апейка поздоровался,

сказал, что скоро начнет принимать, в кабинете снял поддевку. Он, как и по

пути сюда, был возбужден, от встречи с Башлыковым остался неприятный

осадок, тяжело угнетала давняя, снова усилившаяся неприязнь к Савчику.

Снова вспомнил башлыковское: "Не хотел бы иметь такого брата!" - ответил в

мыслях, жестко, раздраженно: "А я хотел! Я сам посоветовал ему быть таким!

Я сам нарочно нацепил себе на шею это бревно!" Досада перешла на одного

Башлыкова: "Как бы выше считает себя только потому, что нет у него такого

компрометирующего брата, что биография идеальная! .. Как орденом

гордится!.."

Он быстро просмотрел бумаги, что скопились за эти дни, вышел в приемную:

- Ну, начнем...

Все встали, некоторые подступили ближе, ожидая Апейка окинул всех

взглядом, заметил: желтоватый, с длинными космами, стоял немного

обособленно; молодые карие глаза смотрели с интересом, пытливо, как бы

заранее пытаясь предугадать, что ожидает его. Апейка на мгновение задержал

на нем взгляд: крестьянская свитка, заячья шапка; крепкий, загорелый, кожа

на лице так и лоснится, - видно, кормят неплохо. Сразу же перевел взгляд

на стайку детворы несмелые, оробело притихшие, большей частью

по-деревенски стеснительные, они жались один к другому, почти все в

домотканых свитках - не сводили с него чистых, доверчивых и остро

внимательных глаз. Он бросил им весело, подбадривающе:

- Вы все вместе?

- Вместе, - ответил за всех один, с жесткой щетинкой неровно, должно

быть материнскими ножницами, остриженных волос, с решительным мужским