Тайна дразнит разум
Тайна дразнит разум читать книгу онлайн
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
18 августа, вторник.
Святой Петр, сегодня финиш! Грустно. Десять новгородских дней дали мне больше, чем десять лет путешествий. Новгород открыл будущее: калугинские экскурсии по городу повторит лишь XXI век. Русский превзошел лессинговский «Лаокоон».
Не верилось, что это рабочий день! Всюду песни, улыбки, праздничные костюмы. Особо многолюдно на Ленинградской. Над проездом вала временная легкая арка. На ней красная лента: «ФИНИШ». Ближе к дороге за столом судьи-контролеры с ручными часами. Соседние возвышения — земляная насыпь, крыши домов, заборы — усыпаны молодежью. Все взоры обращены на шоссе. Беспощадно жжет солнце. Листва деревьев не дрогнет. Духота. Томительное ожидание. Вдруг все вскинули головы. В небе рокочет аэроплан «Вуазен». Его азартно приветствуют пареньки с лозунгом на фанере: «Авиация плюс химия — залог нашей непобедимости».
Я живой свидетель великого события: русская революция взялась за руль скоростной машины — посторонись, телега!
— Едут! Едут! — заголосили ребята с крыши дома. Толпа дрогнула. Первым в город с шумом и пылью ворвался родной «Мерседес»: сбоку запасное колесо, впереди флажок Германии. Я снял шляпу. Нет сомнения, что в Тифлис первым примчится немецкий гонщик.
(Дорогой читатель, Курт Шарф не ошибся: высший приз за скорость и экономичность получила мерседесовская машина.)Меня подхватил людской поток. Толпа валила в сторону городской площади, где рядами выстраивались пыльные машины. Газон пропах бензином: здесь заправлялись горючим. Минуя резкий запах, я прошел в Летний сад. В тенистом углу парка новгородцы обменивались с гостями почтовыми марками. Я связан поручением Вейца: тот любит дочь. Но в чем суть переписки беглого контрреволюционера? И что подумает Калугин, если чекист схватит меня за руку? Я стороной обошел толкучку филателистов. Так спокойнее.
Все участники пробега закреплены за столовыми, местами ночлега и провожатыми. Немцев, итальянцев и французов водил музейщик Квашонкин. Он не знал иностранных языков. И я оказался в роли веселого переводчика: тот все время шутил, проявляя при этом дар искрометного импровизатора. В столовой для туристов один член итальянского общества Чиче намекнул, что у него на родине можно заказать официанту любое историческое блюдо. Новгородский чичероне не ударил в грязь лицом. Он вызвал шеф-повара, встал рядом с приколотым к доске прейскурантом и, жонглируя тростью, преподнес меню на древний лад: «Пожалуйста, на первое: блюдо XI века — уха Садко Богатого; на второе: блюдо XII века — гречневая каша с молоком — еда Василия Буслаева; и на третье — десерт XIII века — походные яблоки Александра
Невского!» Его апломб и живость речи возымели на гостей магическое действие: простая пища великого града вызвала восторг.
Не менее восхитила ризница, с ее обилием золота, жемчуга, бриллиантов и уральских самоцветов. Запад трубил: «Большевики разбазарили все ценности царского времени». Маловеры спрашивали: «Не подделка?» Пришлось бывшему дипломату обещать им экскурсию в московскую Оружейную палату.
Возле русского сфинкса нас ждал Калугин с палочкой. Историк изумил всех. Он показал на памятнике статую, прикрытую с пяти сторон. Засекреченная фигура действительно опрокидывала весь смысл самодержавности. Феноменально! Всюду нас встречали цветами. Немцы и французы разместились в антоновском училище. Им предоставили просторное общежитие с окнами, смотревшими на Волхов.
Калугин, Гретхен и я вечер провели в Антонове: жгли костер на берегу реки, гуляли в чудесной березовой роще, слушали песни русские, немецкие, французские. Подражая соловьиному свисту, Яснопольская околдовала всех. Француз, жгучий брюнет, инженер автомобильной фирмы «Рено», заприметил Берегиню еще на выставке картин и сделал ей предложение. С ответом она не спешила. Познакомился поближе с учеником Калугина. Забавный парень: футболка, кудри, загар — вид спортсмена, а в синих глазах угадывается поэт.
(Дорогой читатель, Курт Шарф ошибся: я полюбил философию.)19 августа, среда.
Последние часы. Сбор в семь утра на замковой площади. Картина впечатляющая: солнце, София, народ и автомобили. Первая колонна из восьми десятков легковых. Героиня пробега — известная гонщица фирмы «Ага» Стиннес. Женщина за рулем для новгородцев — сенсация. Вторая колонна из пяти десятков грузовиков, омнибусов. Московская полуторка «АМО» с цепной передачей, зато вне конкурса бензин, смазка и шины «Красный треугольник» — все русского производства.
Пятьсот участников! Гонщики в кожаных куртках, в больших очках и рыцарских перчатках с крагами застыли возле машин: ждут сигнала командора. Калугин нашел меня: подарил мне красочную матрешку как символ русской многогранности. Я преподнес ему фотоаппарат. Метр заулыбался: «Пишите, друг мой». Старт ровно в восемь. Раздалась команда подготовиться, завести моторы. И под общий гул последний взмах флажком: «Ход!»
Следующая остановка в Твери. Но ни один город России не затмит Новгорода. Наш «мерседес» тронулся. Я грустно улыбнулся, помахал другу шляпой. Кудесник диалектики был чем-то взволнован и, казалось, куда-то спешил. Я мысленно поклонился Магдебургским вратам и про себя произнес: «Святой Петр, сохрани его для человечества».
Шумно расступилась замковая арка. И взвился флаг над яхт-клубом, обсыпанным солнечными росинками.
— Прощай, Великий Новгород!
Часть третья
Малое ярче бросается в глаза на фоне большого события. Калугин слышал, как очевидцы живо обсуждали не сам автопробег, а разные случайности, связанные с автогонками. Нет, разумеется, газеты отметят историческое значение испытания машин, а пока писатель Шкловский улыбчиво рассказывает собратьям о том, как «форд» раздавил свинью в селе Померанье. Начальник пробега товарищ Седой, выходя из автомобиля, оступился и растянул сухожилие. Совещание комитета он проводил с повязкой на ноге вместо сапога.
Номер Софийской гостиницы, где заседал штаб, свел Калугина с Пучежским. Тот «обузил» экскурсии для гостей и наказан выговором. Калугина, наоборот, похвалили за ремонт дорог. Понимая, что его выручила случайность — отсрочка старта на десять дней, он принял похвалу в свой адрес с мучительной миной на лице. И очень обрадовался, когда летучка закончилась.
Надо же так случиться, Николай Николаевич под аркой Детинца столкнулся с научной сотрудницей губархива. Она, радуясь встрече, вручила ему письменную жалобу на Иванова. Возле братской могилы председатель Контрольной комиссии, негодуя, прочитал коллективное заявление. Работники губархива обвиняли своего заведующего в том, что тот в пьяном состоянии липнет к сотрудницам и тайком разбазаривает архивные фонды. «Например, — сообщали они, — сдал в макулатуру единственный архив проектов архитектурных построек Новгородской губернии».
Пристрастие бывшего монаха к хмельному и женщинам не удивило Калугина, а вот варварство архивариуса, понимающего толк в исторических документах, возмутило. Одно дело — ликвидировать церковный архив, и совсем другое — уничтожить планы исторических зданий. Недавно, выясняя авторство знаменитой валдайской ротонды, историк посетил хранилище и получил нужную справку.
Он быстро обошел длинный фасад присутственных мест и со двора спустился в подвал. Дверь была распахнута. Не без волнения Калугин переступил порог. Пахнуло мертвой пустотой. Высокие железные стеллажи еще не выпрямились от недавнего груза. По каменному полу промелькнула рыжая крыса с длинным хвостом.
Жалкое и страшное зрелище! Что скажет архивариус в свое оправдание? И кто посмеет заступиться за него? А может быть, архив сменил адрес?
То надеясь, то проклиная Пискуна, историк зашел в губком и по телефону вызвал завгубархивом. Женский голос раздраженно ответил:
