Будни директора школы (СИ)

— Нет, это — переворот! — гордо отвечали два старшеклассника, один из которых держал палец на кнопке звонка.

— Переворот! Переворот! — с криком бежали по коридору школьники.

В дверь директора школы вежливо постучали.

— Да-да! Открыто!

— Можно к вам? Мы же договаривались, у нас сегодня…

— Да, помню я, помню! Только что это за переворот, если разрешения спрашиваете? — смеялся директор, уступая свое место выпускнику, ставшему «директором». — Ну, ты тут командуй. А я пойду, отдохну.

— Как же? А если позвонят?

— Вот, ты и отвечай.

— А что отвечать?

— Мозги у тебя есть? Подумай и отвечай. Ты же директор теперь. Вот и думай. С завучами советуйся. Это они?

— Ага. Сначала они пройдут по школе, проверят, что уроки ведутся, а потом мы тут что-нибудь…

— Вот и отлично, — и директор школы, прикрыв за собой дверь, поднялся на второй этаж, прошел по коридору, украшенному лозунгами и листовками, к своим, к настоящим, завучам.

— Ну, как у вас тут?

— Да у нас-то все тихо. Они же по классам, да вас вот «перевернули»…

— Ничего-ничего! Зато смотрите, как глаза горят, как доказывают, что тоже не лыком шиты! Учителя не приходили? Никого из них не выгнали с уроков? — посмеивался директор.

— Нет, сидят. Я заглядывала: сидят в уголочке и смотрят на своих. А урок идет.

…

Ну, конечно же, конечно все это было не вдруг и не сразу. «Переворот» готовили заранее, распределяя роли, решая, какой урок и кто проведет, придумывая, как все оформить, какие лозунги кинуть в массы, какие листовки и газеты вывесить, чтобы на переменах народ читал, а не толкался в непонятках.

И сначала этот день, и все действо хотели назвать «Днем дублера». Так думала администрация школы во главе с директором. Уже и списки дублеров прикидывали и так и этак, план работы в этот день составляли. Но после агустовских событий «дублерами» стало быть совсем не актуально. И школьники уже сами выдвинули идею «школьного переворота». «Планы — долой. Списки? Какие списки, если это переворот? Мы сами решим, кто и где будет вести уроки! А вот это, хи-хи, вот это — новый директор школы. И всё!»

…И еще о ремонте

— Тут фотографы пришли, — завуч стояла в дверях, делая какие-то непонятные знаки.

— Что за фотографы?

— Они каждый год детей фотографируют. Цветное фото, хорошее качество…

— Ну, а я здесь каким боком?

— Разрешение надо дать на съемку.

— Не понял… Ну, пусть заходят, — директор школы был удивлен: какие там еще разрешения?

— Здравствуйте, здравствуйте, — широко улыбаясь, через порог шагнул худой мужчина, буквально обвешанный сумками с аппаратурой. — Так как, мы можем у вас поснимать? Вы не возражаете?

— Да мы, в принципе, и помочь можем. Правда? — повернулся директор к завучу.

— Правда, правда!

— Давайте, объявим по классам, что будет фотограф, а потом они пройдут и сделают снимки. Долго это мероприятие у вас длится?

— Да, как сказать… Если только коллективные фото — весь класс, то минут по десять на класс. А если еще и отдельно учеников фотографировать, то и больше…

— Угу. Это вы у нас весь день, значит, будете. Ну, что ж. Раз каждый год, раз уж так всегда — фотографируйте, конечно, — вздохнул директор школы и снова уткнулся в толстый том с последними инструкциями, выбирая, что вынести на публичную читку на педсовете.

…

Через неделю, постучав в дверь и вежливо поинтересовавшись — «можно?» — в кабинет к директору зашел все тот же фотограф.

— А-а-а… Это опять вы! Вроде, мы же все решили?

— Не все. Я хотел сказать большое спасибо за ваше отношение, за то, что не мешали, что помогли даже… И — вот…

Он положил на край стола конвертик.

— Это что? Я, вроде, не фотографировался?

— Это — доля школы. Как обычно, как всегда…, — и он, повернувшись, исчез за дверью.

Почти сразу постучала и вошла завуч:

— Ну, как? Нормально?

Директор в раздумье перебирал купюры.

— Это что, всегда так?

— Конечно! Вы подумайте: так бы они были вынуждены собирать детей у себя в фотостудии, да чтобы каждый отдельно нес им деньги… А тут — сразу пачками. Вот они и благодарят…

— Угу. Мне кажется, я знаю, куда эти деньги пойдут.

— Минуточку! Я бы попросила выделить на внешкольную работу!

— Хм… Пишите мне сметку, а я сейчас с завхозом поговорю.

На носу был ремонт, весна уже была на исходе, а краски, кисти, валики, даже простые тряпки все еще оставались дефицитом. Та краска, которую получили по плану ремонта от бюджета, оказалась полузасохшей масляной краской для внутренних работ темно-синего и темно-зеленого цвета.

Завхозу сходу в лоб было сказано:

— Деньги есть. Контакт — есть?

— Есть контакт! — бодро отрапортовал завхоз и куда-то убежал. Через час вернулся, дождался, когда директор освободится, и сказал, наклонившись к нему:

— Двадцать пять. И бочка — наша.

— Держи.

Вечером к подъезду школы подрулил грузовик, из кузова которого здоровенные мужики выгрузили двухсотлитровую бочку и закатили ее в кладовку. Получили из рук завхоза деньги, пожали руки, весело отправились на этой же машине в магазин.

— Ну, рассказывай, — довольно похлопывая по боку бочки, сказал директор.

— А что рассказывать? Эмаль белая. Со стройки. Хватит на всю школу, если мешать с другой краской.

— Молодец, — директор школы пожал руку завхозу.

На следующий день тот уже ходил по классам, присматриваясь к стенам, делал расчеты и записывал в свой блокнот, кому и сколько краски можно отлить.

А комиссия, принимавшая в августе школу к новому учебному году, специально отметила удачный подбор цветов при покраске панелей в коридорах и классах.

Педсовет

— …И теперь для учителей начальных классов…

Завуч зачитывала по своей тетради замечания, которые накопились у нее за прошедшую неделю, а остальные учителя шептались, создавая общий негромкий гул в недавно оборудованной учительской. Кто-то заполнял классный журнал, некоторые просматривали свои поурочные планы, и только директор в президиуме и молодая учительница, выбранная секретарем педсовета, вслушивались в то, что говорила завуч.

Привычно-устало перешли к разделу «Разное», еще раз выслушали «накачку» по поводу организации выхода классов в раздевалку после окончания уроков. Привычно покричали с места на привычный же последний вопрос: «Нет вопросов, нет!». Наконец, зашаркали, зашумели, вставая и расходясь. За окном было совсем темно.

Педсоветы проводились каждую неделю. Школа работала в две смены, потому что «расписание по-другому составить невозможно». Поэтому педсовет проводился после окончания уроков во второй смене. Учителя, отработав свое, сходив домой, вынуждены были возвращаться, дожидаться педсовета, а потом сидеть на нем, слушая, записывая, отвечая на вопросы, задавая свои… И так — каждую неделю.

— А что я тут делаю, на педсовете? А? — спросил директор школы, когда все ушли.

— Ну, как же… Вы руководите педсоветом, ведёте его. Опять же, вы выступаете…

— Но сегодня я не выступал, а сказать, кому и за кем говорить, мог бы любой… А вообще, скажите мне такую вещь: везде ли эти педсоветы — еженедельно?

— Я лично не знаю, но у нас так всегда было. Потому что есть претензии у администрации к учителям, потому что есть текущие вопросы…

— Но, погодите. Я как-то раньше всегда думал, что педсовет — он какие-то педагогические вопросы обсуждает, принимает решения, обязательные для исполнения всеми учителями…

— А разве не так?

— Так, ведь, больше половины сегодня, да и каждый раз так, мы говорим об итогах работы за неделю. А под итогами опять же понимаем не кто и как работал, а какие претензии у нас, у администрации, есть к учителям.

— Но это и есть наша работа! Контролировать и направлять!

— А что, вот так ставить, как сегодня, и объяснять ошибки и погрешности — это обязательно надо делать при всех?