Полное собрание сочинений. Том 4. Утро помещика

Глава. Иванъ Чурисъ

. ¹¹

Подходя къ Хабаровк

ѣ

, Князь остановился, вынулъ изъ кармана записную книжку, которую всегда носилъ съ собой, и на одной изъ страницъ прочелъ н

ѣ

сколько крестьянскихъ съ отметками именъ.

«Иванъ Чурисъ – просилъ сошекъ», прочелъ онъ и, взойдя въ улицу, подошелъ къ воротамъ 2-ой избы съ права.

Жилище Ивана Чуриса составляли полусгнившій, подопр

ѣ

лый съ угловъ срубъ, похилившійся и вросшій въ землю такъ, что надъ самой навозной завалиной виднелось одно разбитое оконце – красное волоковое съ полуоторваннымъ ставнемъ и другое – волчье, заткнутое хлопкомъ; рубленные сени, съ грязнымъ порогомъ и низкой дверью, которые были ниже перваго сруба, и другой маленькой срубъ, еще древнее и еще ниже сеней; ворота и плетеная клеть. Все это было когда то покрыто подъ одну неровную крышу, теперь же только на застрехе густо нависла черная гніющая солома, на верху же м

ѣ

стами виденъ былъ р

ѣ

шетникъ и стропила. Передъ дворомъ былъ колодезъ съ развалившимся срубомъ, остаткомъ столба и колеса и съ грязной лужей, въ которой полоскались утки. Около колодца стояли дв

ѣ

старыя, старыя треснувшія и надломленныя ракиты, но все таки съ широкими бл

ѣ

дно-зелеными в

ѣ

твями. Подъ одной изъ этихъ ракитъ, свид

ѣ

тельствовавшихъ о томъ, что кто[то] и когда-то заботился о украшеніи этаго м

ѣ

ста, сид

ѣ

ла 8-л

ѣ

тняя б

ѣ

локурая д

ѣ

вчонка и заставляла ползать вокругъ себя другую 2-л

ѣ

тнюю д

ѣ

вчонку. Дворной щенокъ, вилявшій хвостомъ около нихъ, увидавъ Князя, опрометью бросился подъ ворота и залился оттуда испуганнымъ дребезжащимъ лаемъ.

– Дома-ли Иванъ? спросилъ Николинька.

Старшая д

ѣ

вочка остолбенела и начала все бол

ѣ

е открывать глаза, меньшая раскрыла ротъ и сбиралась плакать. – Небольшая старушонка, притаившись въ с

ѣ

няхъ, повязанная б

ѣ

лымъ платкомъ, изъ подъ котораго выбивались полус

ѣ

дые волосы, и въ изорванной клетчатой понев

ѣ

, низко подпоясанной старенькимъ, красноватымъ кушакомъ, выглядывала изъ за дверей.

Николинька подошелъ къ с

ѣ

нямъ. «Дома, кормилецъ», проговорила жалкимъ голосомъ старушонка, низко кланяясь и какъ будто очень испугавшись. Николинька, поздоровавшись, прошелъ мимо прижавшейся въ с

ѣ

няхъ и подперевшейся ладонью бабы на дворъ. На двор

ѣ

б

ѣ

дно лежалъ клочьями старый почерн

ѣ

вшій навозъ. На навоз

ѣ

валялся боровъ, сопр

ѣ

лая колода и вилы. Нав

ѣ

сы вокругъ двора, подъ которыми кое-гд

ѣ

безпорядочно лежали кадушки [?], сани, тел

ѣ

га, колесо, колоды, сохи, борона, сваленныя въ кучу негодныя колодки для ульевъ, были вовсе раскрыты, и одна сторона ихъ вовсе обрушилась, такъ что спереди переметы лежали уже не на углахъ, а на навоз

ѣ

. Иванъ Чурисъ топоромъ и обухомъ выламывалъ плетень, который придавила крыша. Иванъ Чурисъ былъ челов

ѣ

къ л

ѣ

тъ 50, ниже обыкновеннаго роста. Черты его загор

ѣ

лаго продолговатаго лица, окруженнаго темнорусою съ прос

ѣ

дью бородою и такими-же густыми, густыми волосами были красивы и сухи. Его темно голубые, полузакрытые глаза выражали умъ и беззаботность. Выраженіе его рта р

ѣ

зко обозначавшагося, когда онъ говорилъ, изъ подъ длинныхъ р

ѣ

дкихъ усовъ незам

ѣ

тно сливающихся съ бородою, было столько-же добродушное, сколько и насм

ѣ

шливое. По грубости кожи глубокихъ морщинъ и р

ѣ

зко обозначеннымъ жиламъ на ше

ѣ

, лиц

ѣ

и рукахъ, неестественной сутуловатости, особенно поразительной при маленькомъ рост

ѣ

, кривому дугообразному положенію ногъ и большему разстоянію большаго пальца его руки отъ кисти, видно было, что вся жизнь его прошла въ работ

ѣ

– даже въ слишкомъ трудной работ

ѣ

.

Вся одежда его состояла изъ б

ѣ

лыхъ полосатыхъ партокъ, съ синими заплатками на кол

ѣ

няхъ и такой же рубахи безъ ластовиковъ съ дырьями на спин

ѣ

, показывающими здоровое б

ѣ

лое т

ѣ

ло. Рубаха низко подпоясывалась тесемкой съ вис

ѣ

вшимъ на ней негоднымъ ключикомъ.

– Богъ помочь теб

ѣ

, Иванъ, – сказалъ Князь. Чурисенокъ (какъ называли его мужики), увидавъ Князя, сд

ѣ

лалъ энергическое усиліе, и плетень выпростался изъ подъ стропилъ; онъ воткнулъ топоръ въ колоду и, оправляя поясокъ, вышелъ изъ подъ нав

ѣ

са.

– Съ праздникомъ, Ваше Сіятельство, – сказалъ онъ, низко кланяясь и встряхивая головой.

– Спасибо, любезный… вотъ пришелъ твое хозяйство пров

ѣ

дать. Ты в

ѣ

дь сохъ просилъ у меня, такъ покажи ка на что он

ѣ

теб

ѣ

?

– Сошки?

– Да, сошки.

– Известно на что сохи, батюшка Ваше Сіятельство, все старо, все гнило, живаго бревна н

ѣ

ту-ти. Хоть мало-мальски подпер

ѣ

ть, сами изволите вид

ѣ

ть – вотъ анадысь уголъ завалился, да еще помиловалъ Богъ, что скотины въ ту пору не было, да и все то ели ели виситъ, – говорилъ Чурисъ, презрительно осматриваясь. – Теперь и стропила-ти и откосы, и переметы, только тронь, глядишь, дерева д

ѣ

льнаго не выдетъ. А л

ѣ

су гд

ѣ

нынче возьмешь?

– Такъ для чего-же ты просилъ у меня 5 сошекъ? – спросилъ Николинька съ изумленіемъ.

– Какже быть-то? старыя сохи подгнили, сарай обвалился, надо-же какъ нибудь извернуться…

– Да в

ѣ

дь ужъ сарай обвалился, такъ подпереть его нельзя, а ты самъ говоришь, что коли его тронуть, то и стропилы вс

ѣ

новыя надо. Такъ 5 сохъ теб

ѣ

не помогутъ.

– Какого рожна подпереть, когда онъ на земли лежитъ.

– Теб

ѣ

стало быть, нужно бревенъ, а не сошекъ, такъ и говорить надо было, – сказалъ Николинька строго.

– Вистимо нужно, да взять то гд

ѣ

ихъ возьмешь. Не все-же на барскій дворъ ходить! Коли нашему брату повадку дать, то за всякимъ добромъ на барскій дворъ кланяться, какіе мы крестьяне будемъ? А коли милость ваша на то будетъ насчетъ 2 дубовыхъ макушекъ, что на гумн

ѣ

лежатъ, говорилъ онъ, робко кланяясь и переминаясь, такъ тоже я, которыя подм

ѣ

ню, которыя поур

ѣ

жу изъ стараго какъ-нибудь соорудаю. Дворъ-то зиму еще и простоитъ.

– Да и в

ѣ

дь ты самъ говоришь, что все пропащее: нынче этотъ уголъ обвалился, завтра тотъ и весь завалится. Какъ думаешь, можетъ простоять твой дворъ безъ починки года два, или завалится?

Чурисъ задумался и устремилъ внимательные взоры на крышу двора.

– Оно, може, и завалится, – сказалъ онъ вдругъ.

– Ну вотъ видишь ли! ч

ѣ

мъ теб

ѣ

за каждой плахой на барскій дворъ ходить (ты самъ говоришь, что это негодится), лучше сд

ѣ

лать твой дворъ заново. Я теб

ѣ

помогу, потому что ты мужикъ старательный. Я теб

ѣ

л

ѣ

са дамъ, а ты осенью все это заново и сд

ѣ

лай; вотъ и будетъ славно.

– Много довольны вашей милостью, – отв

ѣ

чалъ, почесываясь Чурисъ. (Онъ не в

ѣ

рилъ исполненію об

ѣ

щанія Князя.)

– Мн

ѣ

хоть бревенъ 8 арш., да сошекъ, такъ я совс

ѣ

мъ справлюсь, а который негодный л

ѣ

съ въ избу на подпорки, да на накатникъ пойдетъ.

– A разв

ѣ

у тебя изба плоха?

– Того и ждемъ съ бабой, что вотъ вотъ раздавитъ кого-нибудь. Намедни и то накатина съ потолка бабу убила.

– Какъ убила?

– Да такъ убила, Ваше Сіятельство, по спин

ѣ

какъ полыхнетъ, и такъ она до ночи, сердешная, за мертво лежала.

– Что-жъ прошло?

– Прошло-то прошло, да Богъ ее знаетъ, все хвораетъ.

– Ч

ѣ

мъ ты больна? – спросилъ Князь у охавшей бабы, показавшейся въ дверяхъ.

– Все вотъ тутъ не пущаетъ меня, да и шабашъ, – отв

ѣ

чала баба, указывая на свою тощую грудь.

– Отчего-же ты больна, а не приходила сказаться въ больницу? можетъ быть теб

ѣ

и помогли.

– Пов

ѣ

щали, кормилецъ, да недосугъ все. И на барщину, и дома, и ребятишки, все одна. Д

ѣ

ло наше одинокое, – отв

ѣ

чала старушонка, жалостно потряхивая головой.