Яна и Ян

Только в субботу ребята работали над проектом без меня: я поехал навестить Гонзика, которого Ирена собиралась взять с собой на съемки на целую неделю.

Малыш был так занят игрушечным «фиатом», который ему подарила Ирена, что почти не обращал на меня внимания. И мне стало вдруг очень-очень грустно.

— А вы не хотите поехать с нами? — уловив мое настроение, спросила Ирена. — В воскресенье кто-нибудь непременно поедет в Брно и возьмет вас с собой…

Я представил себе, как хорошо было бы именно сейчас переменить обстановку, отдохнуть на лоне природы вместе с Гонзиком, но в мастерской ждали ребята. Все это я откровенно выложил Ирене, и она понимающе кивнула…

Потом прибежал мой сын и объявил:

— Машина заведена!

Он забрался ко мне на колени, обнял и заглянул в глаза:

— Я буду по тебе грустить…

Когда Ирена с Гонзиком уехали, мне показалось, будто солнце стало светить менее ярко. Зато в мастерской ослепительно сверкала свежей краской готовая модель Мартина Кличека.

Мартин ходил вокруг нее взволнованный, даже какой-то торжественный и не переставал изумляться:

— Какие вы молодцы, ребята! Вы — настоящие друзья!

— А ты разве не слышал, что говорил начальник академии на активе? — проворчал Зденек. — О сплоченных коллективах, возникших в академии.

— Это он о нас говорил… — скромно пояснил Ньютон.

8

На улице даже в тени тридцать три градуса, а когда Иван закрыл окно и задернул занавески, я моментально покрылся жаркой испариной.

— А нельзя ли отложить представление? — умоляюще попросил я, для решительного требования у меня уже не хватало сил.

— Нет, папа, нет! — запротестовал Гонзик.

— У твоего сына интерес к знаниям гораздо больший, чем у тебя, — сказал Иван укоризненно. И со вздохом добавил: — Где те времена, когда и ты к ним стремился?

Годы, прошедшие с тех «времен», не уменьшили страсть Ивана к бионике, хотя он проектирует промышленные объекты. А впрочем, и я сочетаю увлечение техникой с изучением марксистской философии и иностранных языков… И все-таки, когда я вместе с Лацо в одной из воинских частей знакомился с новой техникой, с оснащенными совершенным оборудованием учебными кабинетами, я почувствовал себя по-настоящему счастливым. Даже тоска по Яне как-то сразу улеглась, отступила на второй план. И Яна, конечно, поняла это из моих лаконичных писем, но ни единым словом не упрекнула.

Сама же она писала мне длинные веселые письма, но на любовные излияния, по обыкновению, была скупа. Зато в каждом из посланий моя жена пела дифирамбы какой-то Штепанке, занимающей с ней один номер. Она-де живет по модному принципу: станьте необходимым человеком для своего ближнего, однако не затрудняйте ему жизнь…

На дачу к Ивану мы попали чисто случайно. Так как я выезжал из Брно раньше, чем Яна из санатория, то мы договорились встретиться в Праге у ее родителей. Но пани Балкова сообщила, что они спешно выехали в Славьетин: тяжело заболел дед. Я попробовал позвонить домой, и, как всегда, без толку. Да и немудрено. Отец поменял Сахару на Урал, строит там газопровод и в отпуск, кажется, вообще не собирается. Пришлось тащиться по жаре к Ивану.

Но напрасно в течение нескольких минут я нажимал на дверной звонок — в квартире никого не было. И вдруг до меня дошло, что сегодня пятница, а кто же в пятницу будет сидеть в раскаленной от августовской жары Праге? Когда мы выходили из подъезда, перед домом заскрежетал тормозами автомобиль. Это была Моника…

В последний раз я встречался с ней в Брно, у Ирены. Она сочувственно расспрашивала о Яне, о Гонзике. А впрочем, она знала обо всем от Йозефа — у них близкие отношения. Что ж, меня это нисколько не удивило: для него — одним любовным приключением больше, для нее, пожалуй, тоже. Она, вероятно, сообразила, какие мысли роятся в моей голове, и как бы между прочим поинтересовалась:

— Пойдешь к нам свидетелем? — и, убедившись, что достигла желаемого эффекта, добавила: — Только без эмоций, друг детства… — А потом она пустилась в объяснения: — Я решила, что неплохо иметь доктора в доме, но при одном условии — он не должен быть военным. Сам подумай, какую он может сделать карьеру в армии? А у него есть для этого все данные, да и у меня неплохие связи…

Как прежде, веселый властный тон. Моника знала себе цену, однако не знала Пепика. Возможно, он и женился бы на ней, хотя такое супружество и в самом деле было бы оковами, но чтобы из-за женщины он оставил армию и любимую травматологию? Никогда! Меня так и подмывало сказать: «Ты проиграешь, дорогая Моника!» — однако я сдержался.

Гонзик давно спал, и я собрался было уходить. Моника предложила подвезти меня до общежития, но Ирена вдруг попросила остаться: мол, надо поговорить о Гонзике.

Когда Моника удалилась, она достала бутылку коньяка. Я видел только однажды, как она пила коньяк, и сейчас почему-то ужасно испугался:

— Он что-нибудь натворил?

— Кто? — так же испуганно спросила Ирена. — Гонзик? Нет, с ним все в порядке… А я вот, пожалуй, кое-что натворила. Я давно хотела сказать вам, как мучается Яна, когда вы встречаетесь с Моникой, и если бы она узнала, что я предоставляю вам для этого возможность…

— Но, Ирена, Яна ведь знает, что Моника ваша подруга. Не будете же вы из-за меня выпроваживать ее из дома. Яна и сама приглашает ее, хотя и утверждает, что при появлении Моники в ее сознании всегда загорается красный свет: «Внимание, избегай ее!»

— А вы все-таки избегайте ее. Обещайте это ради Яны и ради меня. Некоторых людей действительно лучше обходить стороной. Теперь я Яну поняла…

Чтобы успокоить Ирену, я пообещал выполнить ее просьбу. Поэтому, встретив Монику возле дома Ивана, я оторопел, но она приветствовала нас с такой искренней радостью, что предостережения Ирены показались мне уж очень преувеличенными. Да и можно ли разобраться во взаимоотношениях женщин? Для прямолинейного мышления мужчин они слишком сложные и загадочные существа. И потом, для меня даже в те далекие годы Моника была лишь мимолетным увлечением, не более. И если сейчас мы иногда встречаемся с ней, я не вижу в этом ничего предосудительного.

— Подождите минуточку, я только возьму некоторые вещи для Эвы и подброшу вас к ним на дачу. Это недалеко, каких-нибудь полчаса езды…

Она еще не договорила, а Гонзик уже сидел в автомобиле.

— Какая красивая тетя, правда, папа? Но машина еще лучше, — со знанием дела оценил он достоинства Моники и ее нового автомобиля.

Мне ничего не оставалось, как занять место рядом с ним. Тем более что Моника не собиралась задерживаться на даче: вечером к ней должен был приехать Йозеф. А как обрадуется Иван!..

Щелк! Изображение лягушки на экране сменяется чем-то невообразимым. Дети приходят в неописуемый восторг, а Иван невозмутимо продолжает:

— А теперь я продемонстрирую вам медуз и дельфинов, которые обладают столь совершенными…

Однако разговор о медузах и дельфинах прервала Эва. Она открыла дверь и недовольно затараторила:

— Я так и думала. Когда вы сходитесь вместе, у вас сразу начинается разговор о лягушках, летучих мышах, саранче, блохах…

— Блохи?! — крикнул Гонзик с удивлением.

— Да у нас их полная банка, — похвасталась Иванка. — Ты видел, как прыгает блоха?

— Не видел, — признается мой сын. — В Брно на одной собаке они наверняка были, только не прыгали…

— Пойдем покажу! — Иванка взяла его за руку.

— Иванка, только посмей!.. — закричала Эва.

Но было поздно, дети уже убежали. Иван со смехом последовал за ними.

— Вот видишь… — беспомощно развела руками Эва, — вместо одного сумасшедшего у меня теперь их двое. Иванка вся в отца. Нас уже соседи стали сторониться, потому что мои сумасшедшие всюду хвастаются, что у нас есть блохи, тараканы и пяденицы…

На Эве был только купальник, и я сразу заметил, как она пополнела. От ее хрупкой фигуры, из-за которой Иван когда-то потерял голову, не осталось и следа. И волосы она перестала красить. Невольно я вспомнил свою неизменно стройную Яну, но в это время снизу послышался детский голосок.