Дыхание Голгофы

Тут Анюта очень смутилась, да и отец Олег как-то зарделся и взглянул на меня извиняюще. Я отметил себе, что для отца-батюшки в моем христианском представлении этот Олег был мал росточком, бороденка как у гоголевского дьячка и глазки мелкие со слезинкой. Я проникся к нему скорее жалостью, чем уважением. Возникшую нервную паузу ловко ликвидировала Анюта.

- Познакомься, Олесь – это мой друг Гавриил Алексеевич Апраксин. Капитан. Участник войны в Афганистане.

Я подал отцу Олегу руку.

- Бывший военнослужащий, к сожалению…

- Бывших не бывает, - как-то укрепил меня батюшка. – Жив. Раз Господь оставил, значит на праведные дела. По глазам вижу все у вас хорошо. А то, что храм не забываете – честь вам. Мы однажды забыли дорогу к храму и к чему это привело?!

Тут отец Олег повернулся к алтарю и трижды перекрестился.

- Молюсь я за вас, ребята. – И вдруг наклонился и сказал Анюте на ушко, но так, чтобы и я слышал. – Береги своего мужчину.

И ушел.

- А у батюшки-то глаза мученика, - сказал я ему вслед. - И  взгляд пронизывающий.

- Ты заметил? Ты знаешь, я ему нравилась. Он меня на выпускном вечере даже в щечку поцеловал. Он тогда совсем другим был. Веселым, что ли. Жизнерадостным. Давай, Гавр, помолимся каждый о своем. Загадаем что-нибудь. Ну, я пойду к Божьей Матушке, а ты - к Николаю Угоднику.

Так и сделали. А когда вместе выходили из храма, опять столкнулись с отцом Олегом, в миру Олесем Ярцевичем. Он нам простодушно кивнул.

А сразу за тяжелой массивной дверью Анюта взяла меня под руку. Мы опять шли к воротам, а за ними вольница нищих, и я чувствовал волнение. Впрочем, их стало гораздо меньше и руки они тянули скорее по привычке, чем из нужды. Я поискал глазами Рериха – его не было.

- Берегите своего мужчину, -вслух вырвалось вдруг у меня. – Почему надо меня беречь, Анюта?

- Не знаю, ему виднее, - сказала Анюта. – А что тебе не хочется? Хотя, может он имеет ввиду моего так нелепо погибшего жениха. Наверное, ему показалось, что  у тебя нет Ангела-хранителя.

- Может быть, - отозвались вдруг во мне ее слова каким то странным эхом.

- Знаешь, Гаврюша, мне Олеську всегда было жаль,  - говорит Анюта, когда мы покидаем пределы храма. Еврейский мальчик из какого-то Белорусского местечка прибился к нас в пятом классе. Есть такие упертые отличники – вот он такой. Математику лучше всех знал, а поступил в МГУ на философский. Со второго курса его забрали в армию. Представляешь, в стройбат. Там его били, издевались, даже говорят, изнасиловали. Его комиссовали. В университет не вернулся. Один он у матери. Отец от чего-то там умер. Что-то у Олеся с психикой вышло, долго лечился. А потом пошел прислужником в храм. А следом духовная семинария. Теперь он даже чин какой-то имеет. Ему иногда доверяют вести службы. Поет, заслушаешься. Вот такая судьба. Кстати, когда я пошла к нему поговорить насчет венчания со своим прежним, у него в глазах вдруг слезы появились. Он сказал:

- А вам бы надо повенчаться. Но ему нельзя. Он не захочет.

Так и вышло. Наверное, что-то почувствовал.

- Да, Анюта, у него не глаза, а какая-то расплавленная слеза.

- Что ты сказал? Господи. Ну как точно! – воскликнула Анюта.

- А ты-то сама истинно верующая? - вдруг спросил я.

- Не знаю. Еще не поняла. Но очень хочется верить. Ты же знаешь, как нас воспитывали? По ленинским заветам. Верь во что хочешь, только не в Бога. А ты?

- После Афгана все верующие, кто в живых остался.

Потом мы обедаем в кафе. А потом идем домой к Анюте.

- Скоро праздник. День Победы, - говорит Анюта, а потом у меня будет день рождения, а потом уже лето. Скучно мы с тобой живем, военный. Ты хотя бы один раз свозил меня на море. Вроде и не жадный.

Тут мне становится стыдно – в самом деле, почему я ни разу не повез ее на море. Неужели только Галина, эта страсть, мне глаза затмила. Стыдно, офицер.

- Вас понял, виноват. Этим летом обязательно. Это будет мой тебе подарок, хочешь - на день рождения, хочешь - на наш пятилетний юбилей.

- А он у меня почти совпадает – майская я, ты не забыл? Только в Сочи в мае делать нечего. А я хочу только в Сочи!

- Согласен, значит любой месяц лета? Да? Ну, а после отдыха окончательно подведем черту.

- Да неужто ты созрел, капитан?

- Уже перезрел. И вообще хочу тебя, наконец, с родителями познакомить…

- Попробуй.

Мы выходим из кафе. Анюта берет меня под руку.

- Ну что, ко мне? Я так хочу, чтобы нас с тобой встретила твоя бывшая. – Счастливо смеется Анюта.

И мы идет в мой бывший дом и, конечно, не встречаем Галину. Так, по заказу, бывает только в кино. А на душе тревожно. Перед глазами этот  живой колумбарий рук и лиц нищих и калек, тянущих руки. Да еще эти слова отца Олега: «Берегите своего мужчину».