Яна и Ян

Я нашла Милушку дома. Она была вся в слезах.

— Яна, не уговаривай меня, — всхлипывала она. — Такой парень! Да стоит ему захотеть, у него будет сколько угодно красивых девушек. А я? Ты же знаешь, что обо мне говорят… У меня есть ребенок, и я счастлива, а жалости мне не надо… Мне ничего не надо…

Через две недели после этой встречи они поженились…

— Куда теперь красавицам из Брно! — проговорила Милушка, явно гордясь своей работой, и показала в зеркало: — Посмотри, как здорово. Не правда ли? Сейчас подкрашу тебе ресницы и брови… Никаких отговорок!

Но я и не пыталась возражать. Эта милая, кроткая девушка становилась непреклонной, когда дело касалось ее профессии. Только она подложила на моем левом глазу под ресницы жгутик ваты, как послышался стук кулачка в дверь.

— Мама… ма-ма… — Гонзик был настолько возбужден, что у него перехватило дыхание. — На улице одно шало!

— Что там? — не поняла я.

— Да снег, — бросил со смешком Ярда Кутелек. — А ему все кажется, что это сало. Только он выговорить не может.

— Шнег, шало! — пошел Гонзик на компромисс и, несмотря на то что не видел меня два дня, потянул Ярду снова на улицу: — Пойдем!

— Куда это он так рвется?

— Хочет кататься на санках, они остались внизу. Мама сказала, чтобы мы попросили разрешения. Все уже катаются с горки, что за казармой.

— Пусть покатается, — начала убеждать меня Милушка, видя, что я колеблюсь. — Моя Барбарка тоже катается на санках, я доверила ее Алене Емелку, она учится с Ярдой в одном классе. Не идти же тебе с такой прической на горку! А потом тебе предстоит печь яблочный пирог. Что скажет пан надпоручик, если не съест хотя бы кусочек любимого пирога? — подтрунивала она надо мной.

В этом была доля правды. Ян не любит разные сладкие булочки, плюшки, но пироги обожает.

— Только на час, — разрешаю я. — Но, пожалуйста, присматривай за ним, Ярда.

— Само собой. Правда, Гонзик?

— Шамо шобой, — повторил мой маленький озорник тоном самостоятельного человека, не выпуская своей ручки из руки Ярды. На меня он даже не взглянул.

Я к этому уже привыкла. Ярда занимает в жизни Гонзика особое положение. К нему малыш питает безграничное уважение, только ему он без всякого протеста позволяет повязывать шарф, с ним за компанию пьет молоко, хотя ненавидит его, покорно глотает рыбий жир. Мой авторитет и даже авторитет Яна ничто по сравнению с авторитетом Ярды Кутилека.

Милушка уже приготовила в баночке краску, но я вышла на балкон посмотреть на ребят. Они дружно тащили санки: длиннющий Ярда, совсем не похожий на того пионера из Вериного отряда, который когда-то вел меня по этому городу, и маленькая, трогательная фигурка в комбинезоне… Могла ли я представить себе такую картину, когда приехала сюда?

— Для вас тут записка, Яничка! — крикнула снизу пани Фиалова, наша дворничиха, сметавшая снег с тротуара. — Я сейчас поднимусь к вам, вот только снег уберу…

По лестнице я сбежала как ветер, а наверх поднималась медленно, будто у меня внезапно отяжелели ноги. Но дело, конечно, было не в ногах, просто у меня защемило сердце, едва я прочитала записку. Ян позвонил в часть и просил передать, чтобы сегодня мы его не ждали, он приедет завтра, утром или в полдень. Звонил он из Праги, а не из Брно, значит, задержался не в академии, а в гостях у своего друга Ивана…

— Садись, Яничка, — поторопила меня Милушка, — а то у меня высохнет краска.

— Лучше выброси ее! — вырвалось у меня.

Разумеется, ничего особенного не случилось. Просто придется поскучать в одиночестве еще один вечер. Только и всего. Но… пирог у меня сгорел, на задании по чешскому языку я никак не могла сосредоточиться, а сосиску для Гонзика варила так долго, что она лопнула. В другой раз это привело бы его в восторг, однако сегодня он не захотел ее есть. И вообще, он страшно злил меня: беспрерывно брюзжал, плакал, капризничал. Когда он опрокинул на пол тарелку супа, я не выдержала и отшлепала его. Обычно в таких случаях он чувствовал себя оскорбленным и уходил без единого слова, но сегодня принялся жалобно хныкать.

— Перестань плакать! Возьми тряпку и вытри, а потом помой руки и иди спать!

Я начала чистить яблоки на пирог и одновременно наблюдала, как Гонзик размазывает лужу по полу. Конечно, в довершение ко всему он умудрился сесть в нее в чистой пижамке.

— Все, бросай это занятие и иди спать! — Я понимала, что срываю на ребенке свое плохое настроение, но поделать с собой ничего не могла.

— Не хочу! — всхлипнул он.

— Не люблю я тебя такого! Посмотри, как здесь все тщательно убрано. Скоро наступит рождество, приедет папа, а ты что наделал?

— Хочу к папе…

— Да, сегодня ты бы его порадовал. Быстро в постель!

Гонзик укоризненно посмотрел на меня большими темными глазами, такими родными и любимыми, но я промолчала. Он у нас единственный ребенок, но он сын солдата и не должен быть размазней. А пока… Он бросил на меня еще один полный обиды взгляд и горделиво прошествовал в свою комнату. При виде его маленькой фигурки в пижамке у меня снова, как утром на балконе, сжалось сердце. Но сейчас не время проявлять свою жалостливость: он этого только и ждет.

Я помыла посуду, вытерла пол на кухне и снова занялась яблоками. И вдруг я услышала, как малыш плачет. Тут я уже не выдержала:

— Что с тобой, Гонзик?

Вместо ответа он прислонял руку к своему ушку. Мне дотронуться до него он не давал. Я пощупала ему лоб и не на шутку перепугалась — лоб был ужасно горячий. Я принесла градусник, но Гонзик махал ручонками и говорил сквозь слезы:

— Не хочу! Не хочу!

— Хочешь не хочешь, а надо! Никогда больше не пойдешь гулять с Ярдой! — От страха мне аж дурно сделалось, но я нашла в себе силы говорить с сынишкой спокойно и решительно.

Столбик ртути поднялся выше тридцати девяти градусов. Что же делать? Больница далеко, в городе, пока туда доберешься… Неотложку не вызовешь: наш район к общей телефонной сети еще не подключили. Осенью проложили кабель, на том все и кончилось. Но рядом штаб и санчасть. Если доктора Коларжа там не окажется, я найду его в общежитии или в клубе. Кого-нибудь обязательно разыщу…

Доктора Коларжа я встретила в воротах. Он был одет в гражданское — собирался идти в театр, однако немедленно побежал со мной.

Диагноз он установил сразу:

— Не буду даже ослушивать, все и так ясно: у малыша воспаление среднего уха. Ничего страшного нет, но мы должны забрать его в больницу… Через неделю-другую вы получите назад своего вояку в полном здравии, так что не расстраивайтесь, вы же отважная девушка… Оденьте его потеплее и сами оденьтесь, я скоро буду здесь с машиной.

— «Отважная девушка»! — ворчала пани Фиалова, которая сидела с Гонзиком, пока я бегала за доктором, а теперь помогала мне одевать малыша.

К моему удивлению, Гонзик вел себя спокойно, только тихо стонал и прижимался головкой к моей груди.

— Боже мой, все время одна да одна! — причитала пани Фиалова, глядя на меня.

Нет, я не была одна. Через несколько минут снаружи засигналил автомобиль — не обшарпанный «трабант» доктора Коларжа, а новенькая «Волга» командира полка. Вот они оба вошли в комнату, и Гонзик доверчиво протянул руки к подполковнику Рихте.

Утро, которое я должна была встретить в объятиях Яна, застало меня в кресле. После того как я возвратилась ночью из больницы, я присела немного отдохнуть, да так и уснула одетой. Гонзика принимала строгая медсестра в белом халате. Когда она несла его по пустому больничному коридору, Гонзик все время кричал:

— Мама… мама!.. Я к тебе хочу!..

Я слышала эти слова Гонзика даже во сне, но внезапно послышался какой-то другой голос:

— Яна! Яничка, что с тобой? Что случилось?

Ян вбежал, даже не отряхнув снег с шинели, и я ощутила этот холод, когда он поднял меня из кресла и прижал к себе.

— Не плачь, милая, — утешал он меня. — Я уж думал, стряслось что-то ужасное. Успокойся, доктора всегда преувеличивают… Я сейчас сбегаю в штаб и позвоню в больницу, может, сегодня мы его и заберем. Жди, я скоро вернусь!