Яна и Ян

— Подумай об этом, армии нужны молодые командиры.

— Однако способные, — брякнул я.

Он снова посмотрел на меня своим проницательным взглядом:

— Послушай, что с тобой? Может, у тебя возникли какие-то проблемы?..

— Да, и такие проблемы, которые неразрешимы.

— Все можно решить, дружище.

Мне страшно захотелось, чтобы он сказал: «Можете идти, десятник». Неожиданно зазвонил телефон, и, воспользовавшись этим, я покинул штаб полка.

— …если бы все то, что ты переживаешь, чувствуешь и обдумываешь, можно было в самом себе разложить по полочкам с надписями: «Хороший», «Плохой», «Настоящий», «Ложный» — и так далее, то ты никогда бы не ошибался. Но поскольку иногда трудно отделить хорошее от плохого… Ты слушаешь меня, Пушкворец? Это я ведь тебе говорю…

Вашек читал мораль Пушкворцу, а сам посматривал на меня. Он, разумеется, знал о бандероли, о возвращенных письмах, но о содержании Яниного письма не догадывался. Я же помнил его наизусть:

«Ян! Тебе нет смысла писать мне или стремиться встретиться со мной. Если для тебя важно прощение или ты, может быть, в чем-то упрекаешь себя, то будь спокоен. Я не чувствую к тебе неприязни или ненависти, я ничего уже не чувствую. Кончилась наша любовь. Таких историй немало. Зачем из этого делать трагедию? Чтобы избавить тебя от напрасного писания писем и излишних поездок, сообщаю тебе, что выхожу замуж за своего бывшего заведующего. Не потому, что он мне спас жизнь, а потому, что уважаю его за благородство и доброту. Это все, что я хотела тебе сказать. Яна».

«Кончилась наша любовь… Таких историй немало… Я выхожу замуж…» Это тот пижон? С первого же мгновения он был мне неприятен. Изысканно вежливый, безупречные манеры, литературная речь: «У вас по-настоящему преданная, хорошая девушка, товарищ свободник. Яничка…» Да кто ему позволил называть ее по имени?! Он уже тогда за ней приударял, и никто меня не переубедит, что это не так.

«И не смейте здесь больше появляться!» По какому праву он мне угрожал и приказывал?! Если бы это был Янин отец или брат… Но ведь он-то совсем чужой человек! И вот ловко воспользовался случаем. Он на голову ниже меня, а я стоял перед ним с чемоданом и цветами, как школьник. Должно быть, я был так подавлен, что даже не произнес ни слова. Абсолютно растоптан. «Уходите, иначе я за себя не ручаюсь!» Пигмей, я бы тебе всыпал, если бы ты дотронулся до меня… И этот гордец теперь женится на моей Яне?!

Боль прошла. Осталась лишь злость и досада. И все мне казалось окрашенным в темные тона.

В этот момент в комнату вошел Захариаш, в фуражке, надвинутой на лоб, в грязных ботинках. Он нахально ступил на наш до блеска начищенный пол, пробормотал нечто вроде доклада и, оглядевшись по сторонам, заявил:

— Я хочу койку у окна.

Все мы были настолько ошарашены, что в первые мгновения не могли произнести ни слова.

Первым пришел в себя Венца:

— На койке у окна только что поменяли белье, «легковес». Какие у вас еще будут пожелания? — спросил он, медленно приближаясь к Захариашу.

— Я хочу видеть небо, — объяснил Захариаш свое желание.

— Со сколькими звездами? — Елейный голос Венцы не предвещал ничего хорошего.

Его мощная фигура уже возвышалась над «легковесом». Сейчас Вашек ему покажет свою силу. Потом на него набросятся и остальные ребята. И все это произойдет через несколько минут после разговора с майором Рихтой! «У тебя обнаружился настоящий педагогический дар…»

Вмиг я оказался около Вашека, однако не представлял еще, что мне делать. Захариаш взглянул на меня черными цыганскими глазами. Страха в них не было. Одно спокойное упрямство. Но в глубине их читалось что-то наподобие печали.

— Я хочу видеть небо, — настойчиво повторил он.

И я неожиданно понял, что нужно сделать:

— Воин Захариаш займет койку у окна. Свободник Раж, поменяйтесь с ним койками. Переобуйтесь, Захариаш. Перед вечерней поверкой покажете мне начищенные ботинки.

В коридоре собралась толпа во главе с Поспишилом. Он дежурил по роте. И мне стало ясно, почему он разрешил Захариашу пройти в таких ботинках в помещение.

— Хорошо, ну а теперь что? — размышлял вслух Лацо. — Мы и в дальнейшем будем ему во всем потакать?

Я начал ему доказывать, что первая уступка как раз и означает конец всем последующим. Захариаш должен чувствовать себя обязанным нам.

— Ты как будущий командир уже изучаешь психологию?

Лацо знал о том, что предлагал мне Рихта. Майор и с ним беседовал и тоже предлагал остаться в армии. В отличие от меня Ладо сразу согласился стать военным. И теперь, глядя на него, я подумал, что хорошо бы поехать в военное училище вместе с Ладо, а потом, может быть, мы попали бы в одну часть. И предложение командира я воспринимал уже совершенно в ином свете.

А действительно, что я буду делать после армии? Работать в проектном бюро или прорабом? Оставлять полюбившиеся машины мне не хотелось. Не хотелось, разумеется, и в Прагу возвращаться. Там я мог встретить Яну, идущую под руку с этим… Перед глазами вновь возникла картина, вызывавшая тоску и мучительную ревность.

Ладо о письме еще ничего не знал. Он весь день заседал в районном комитете Союза социалистической молодежи. Но вечером, когда мы встретились, мы подробно поговорили и о Захариаше, и о положении дел в роте. Я был очень рад, что у меня есть Ладо, которому можно излить душу, рассказать о самом сокровенном, ну и, конечно, о только что полученном письме.

— Ну и что ты намерен делать? — вопрошающе взглянул на меня мой друг.

Я молчал.

— Значит, ты со всем смирился… Будешь теперь всю жизнь страдать и проклинать себя? Ты, конечно, виноват и заслуживаешь наказания, но не такого же?! Разве не достаточно того, что ты сам себя казнишь? Ну, соблазнила тебя эта потаскуха, но ведь это нелепая случайность. Чувства к Яне у тебя остались прежними. А ты уже решил принести в жертву свою любовь к ней… Так, что ли?

Между тем мы подошли к зданию штаба. В окнах еще горел свет.

— Если хочешь, я пойду с тобой к командиру, — предложил Лацо.

— Я не трус! — сказал я и в одно мгновение перескочил через несколько ступенек.

В здании вокзала я неожиданно увидел Яну. Каштановые волосы, красное пальто, стройные ноги в сапожках. Но когда она обернулась, сразу стало ясно: это не Яна, а девушка ничем не похожая на нее. Боже, Яна мне уже повсюду мерещится…

Я взял такси, потому что не хотел терять ни секунды. Увольнительная у меня была только до семи утра: в понедельник ожидалась проверка из дивизии. Мы с Лацо едва выпросили ее у командира роты — Рихты там уже не было.

Из-за собственной, может быть, минутной слабости я потерял Яну и теперь должен был завоевать ее снова. А в распоряжении у меня было всего двенадцать часов. Так что приходилось поторапливаться.

Как назло, опять была суббота. Где же сегодня Яна — в магазине или дома? Я решил поехать сразу в магазин, там я смогу объясниться и с тем пижоном.

За прилавком стояла Дана. Она оставила покупателей, сразу же потащила меня в знакомую подсобку и зашептала:

— Он вчера уехал с ней на «мельницу» — так он свою дачу называет. Свадьба должна состояться на рождество. Но ведь это же невозможно, Ян. Она не будет с ним счастлива. Он почти на двадцать лет старше и страшный педант! Сначала я еще думала, что у них может что-нибудь получиться, но сейчас… Нет, нет и нет. Хотя у него и деньжата водятся, и машина и дача есть… Да и не может столь нелепо оборваться такая любовь, как ваша.

Казалось, Дана была возмущена не меньше, чем я. Это меня обрадовало. С удовлетворением отметил я и происшедшие в ней перемены — она стала будто красивее, лицо ее уже не было так намазано, как прежде.

— Дана, а где находится эта его «мельница»? Я туда поеду.

— Да, это было бы лучше всего. Укради ее! Боже мой, как все романтично! Но действительно, где же находится «мельница»? Ведь где-то в пограничной области… Подожди, я сейчас все узнаю.