Каналья или похождения авантюриста Квачи Квачантирадзе

Силибистро с Пупи, разумеется, не снисходили до каждого прохожего на Хонской дороге, но дворян, купцов и вообще чистых клиентов не про­пускали.

Таков был семейный уклад Силибистро Квачантирадзе, когда родился Квачи.

Квачи рос на удивление быстро. Другие дети примерно в год начинают ходить и говорить. Квачико же не было и шести месяцев, когда он впервые пролепетал:

— Баба... мама... деда...

А на ноги он встал и того раньше.

По этому поводу Нотио не без оснований заметила:

— Поверьте мне, ежели дитя растет не по дням, а по часам, значит, из него вырастет славный и большой человек...

Разумеется, ей охотно поверили и с еще большим тщанием принялись холить и баловать маленького Квачи.

После рождения сына Силибистро стал основательнее хозяйствовать в доме, не гоняясь по городу за каждым двугривенным.

Но тайная мечта и зыбкая надежда точила душу и сердце духанщика. Временами она буквально истязала его: Силибистро не был дворянином! Ох, нет, прошу прощения: Квачантирадзе были древнейшего и знатнейшего рода, и вся страна знала об этом, но дворянство их не было доказано. Чтобы получить грамоту, Силибистро не раз ездил в Озургети и Кутаиси, нанял поверенного, но дело не ладилось. Его щедро обнадеживали и столь же щедро обирали, однако в паспорте по-прежнему значилось постыдное — "из крестьян".

Между тем Силибистро был из тех, которых называли "ичучи", что значит "ищущий", то есть соискатель несуществующего дворянства.

В конце концов какой-то доброжелатель подсказал ему:

— Ашордия!

Силибистро немедля ринулся в Зугдиди.

После долгого торга и препирательств сговорились.

Минул еще годок-другой.

И вот в доме Силибистро опять радостная суматоха. Все взволнованно перешептывались:

— Ашордия едет!.. Едет Ашордия!..

К вечеру и впрямь заявился странного вида человек. Квачантирадзе встре­тили его как нельзя почтительно.

И грянуло веселье — семейный праздник.

Необычный гость привез радостную весть, в ожидании которой истомилось семейство Силибистро. Поначалу, еще не распалившись от вина, Ашордия только улыбался и шутливо требовал подарка за благую весть. Затем встал и во всеуслышанье объявил:

— К нашему семейству благородных родов Грузии прибавилась еще одна почтеннейшая семья. Всем известно, что дед ваш Квачантирадзе был столбовой дворянин, но судьба отвернулась от него. Где-то как-то так случилось, что этого благороднейшего человека не записали в какую-то книгу. Смутные времена пережила наша родина! И вот теперь я исправил давнюю ошибку и несправедли­вость; мой дорогой Силибистро, я доказал ваше дворянство и, можно сказать, утвердил вас в нем — тебя и глубокочтимое твое семейство. Поздравляю с великим праздником и торжеством справедливости, желаю быть достойным царской милости. За здоровье дворянина Силибистро Квачантирадзе!

И в покосившемся доме на Хонской дороге подобно фонтану взметнулся ввысь глас радости и восторга. Ашордия торжественно вручил Силибистро древнейшую царскую грамоту, которую на следующий день с завистью читала и разглядывала вся Самтредия.

За ужином пятилетний Квачико приложился к руке благодетеля и сказал:

— Спасибо вам, дядя!

Ашордия с улыбкой поцеловал мальчика в лоб.

— Дружок! Я открыл тебе дорогу к счастью и успеху. Распахнул перед тобой все двери. Теперь дело за тобой! Будь счастлив вместе со своими родите­лями и послужи во славу отчизны. Пью за здоровье маленького Квачико! Ура!

И опять взорвались радостные возгласы и грянула веселая песня.

На следующий день, когда Ашордия собирался в дорогу, Квачико еще раз приложился к его руке.

— Дядечка! Пеледай цалю, что Квачико Квачантиладзе не забудет твоей услуги. А когда выласту, неплеменно отблагодалю тебя.

Все засмеялись. Ашордия же подзадорил мальчика:

— Что ж, теперь хоть знаю, на кого мне уповать, — и уехал.

Откуда им было знать, что впоследствии Квачико походя затмит Ашордию, изрядно переполошит сей мир и украсит свою родословную поистине блиста­тельным венцом.

Сказ об отрочестве Квачи

С тех пор как Силибистро Квачантирадзе утвердился во дворянстве, в нем, как и во всем его семействе, обнаружились перемены. Они заважничали, напы­жились и "облагородились". Со своими соседями не знались, как прежде, а принимали их столь надменно и покровительственно, что отбивали охоту к общению.

Время от времени Силибистро так наставлял маленького Квачико:

— Сынок Квачи, этот мир делшся на начальников и подчиненных, на богатых и бедных. На могучих и немощных. Тут князья и дворяне, там же глехи-крестьяне и прочая мелочь. Ты, сынок, истинный дворянин и не должен равнять себя со всякой рванью. Мужик-работяга ничего тебе не даст, даже напротив — урвет чего-нибудь... Водись, сынок, с дворянами да богатыми, угождай им, потакай. Богатый и сильный всегда пригодится: один слово замол­вит и выдвинет, где надо, другой чего-нибудь подарит, третий поддержит в нужный час. Так уж устроен этот мир, сынок, и надо жить по его правилам...

Квачико рос смышленым и послушным мальчиком, легко усваивал наста­вления Силибистро и охотно следовал им.

Едва успев дорасти до шести лет, он стал вмешиваться в торговые дела: когда закупали у крестьян провизию, Квачико непременно встревал в торг:

— Этот товал не годится... Долого!.. Утлом нам за гливенный давали...

Посетителей "гостиницы" встречал заискивающей улыбкой и забавными поклонами:

— Здавствуйте, дядя... Меня зовут Квачи... Мне уже шесть годочков... Я сынок Силибисто... У нас вы найдете все, что вашей душеньке угодно: флукты, купаты, сулугуни, халчо, яйца, а с нашим свилским вином никакое кахетинское не славнится...

И бежал отдавать приказания, покрикивая:

— Сколее! Живо подайте все самое лучшее! Со столов убелите и наведите полядок. Вытлите! Вымойте! Ну-ка, живее!

Учиться он начал у дьякона.

Восьми лет его отвезли в Кутаиси — для поступления в гимназию.

При виде такого большого, чистого и красивого города, каким был в те годы Кутаиси, все слегка оторопели. Силибистро, заметив состояние домоча­дцев, строго проворчал:

— Слушайте сюда: даже если чему сильно удивитесь, виду не показывайте, а то станут насмехаться или, чего доброго, разыграют. Ежели зайдет разговор, скажите, что вы не только в Кутаиси — и в Тбилиси бывали.

Квачико лучше других усвоил отцовские наставления и в тот же день за обедом у дальнего родственника — Буду Шолия, когда речь зашла о Тбилиси, между прочим заметил:

— Тбилиси — ничего, большой город, мне понравился... Да, в том году дважды там был... Головинский хорош, и театр, и вокзал... А духаны там знатные... — И не покраснел, и голос не дрогнул, и так глянул на всех, словно хотел сказать: ну-ка, кто сумеет доказать, что я вру?

На самом же деле даже Кутаиси поразил Квачико — аж дух захватило у мальчика.

Мог ли тогда маленький Квачантирадзе предположить, что впоследствии, когда под княжеским титулом он объездит Петербург, Париж, Вену, Берлин и Лондон, при воспоминании о Кутаиси горькая улыбка скривит его губы и с уст сорвутся едкие слова:

— Оказывается, я родился в курятнике и вырос в свинарнике и только теперь попал во дворец...

Через неделю, обустроив Квачико в Кутаиси, Силибистро с семейством вернулся в Самтредию.

А еще неделю спустя, обряженный в новенькую гимназическую форму, Квачи старательно, как наставлял отец, приступил к учебе.

Сказ о характере Квачи

Прошло несколько лет.

Квачи вырос, возмужал, налился, расправил плечи. Он рос высоким, строй­ным и сильным отроком. Способностями — среди первых, старательностью — среди последних, а в целом — посредственный ученик. Учить уроки и зубрить всякие правила для него было пыткой. И все-таки он без труда тянул ярмо гимназической премудрости, поскольку цепкая память легко схватывала слы­шанное в классе.