Дыхание Голгофы

- Ну там, где я был все объясняет. – Я сужал ответ до минимума. В голове который уж раз отзывается эхом: «Ты ж мне не оставил выбора». И я ловлю себя на том, что мне все время хочется спрятать от нее глаза. Но, слава Богу она, наконец, отпирает дверь и пропускает меня вперед.

Мы заходим в квартиру. Галя включает свет в прихожей и, придирчиво оглядев меня сверху донизу, спрашивает:

- Как нога? Откровенно говоря, я ожидала худшего.

- Нормально. Дефект есть, но с ним, мне пообещали, жить можно. Вот и сувенир на память, - встряхиваю я палочкой и, кажется, только в эту секунду наши глаза встречаются. Возникает неловкая пауза.

- А это тот самый обещанный орден,  о котором ты писал? – касается Галя пальчиком награды, разряжая мгновение.

- Может, все-таки поцелуемся? – игнорирую я вопрос.

Жена, наскоро улыбнувшись, подставляет мне щеку: «Губы накрашены». И я мгновенно вспоминаю уколом: «Съел мою помаду». Но поцеловал, чего уж.

- Я очень тороплюсь, Гаврош. У меня серьезная планерка с представителем горкома. Ты тут как-нибудь сам. Еда в холодильнике. Ванна на месте. Хотя тебя, наверное, и выкупали и накормили.

- Кофе пили, - совершенно проигнорировал я ехидство супруги. – Ну ты иди, опаздываешь…

- Да, конечно, бегу. Все подробности потом. Я постараюсь выбраться пораньше…, - говорит она уже на лестничной площадке.

«Старик, разве о такой встрече мечтал ты там?» - произношу я вслух, когда шаги Галины  истаяли вконец и стало тихо, ну просто  зверски тихо вОкруг. Я сел на стульчик у входа – мне  предстояло снять свою ортопедическую обувь, напялить, если получится, старые комнатные шлепки и, по крайней мере, для начала обойти все свои, некогда родные углы. Встретиться со знакомыми вещами и задохнуться,  наконец, запахами такой, кажется, уже далекой и такой желанной жизни. «Галя, как она могла?!» - рвет душу настоящее. Как же не хочется этих предстоящих объяснений, разборок, лжи. «Лучше бы тебя отправили на войну», - вдруг вспомнилась мне жесткая реплика Эммы. Да-да, лучше бы. Но я вот дома. А дома нет. Потому что в нем нет и никогда уже не будет любви.

… Я снимаю, наконец, обувку, нахожу в тумбочке свои древние шлепки и медленно, но впрочем, безо всякого вкуса обхожу квартиру. Все на месте, как и давным-давно, даже запахи. Только в нашей с Галей спальне я задерживаю взгляд на большой, цветной фотографии дочери у двери. Маришка держит в руках мяч и широченно улыбается миру. И я чувствую, как наливается в уголке глаза, тяжелеет слеза… И тогда я снимаю китель, отворачиваю край покрывала и, рухнув на постель, зарываюсь в подушку.

«Да жив ли я, господи?..»

… Я проснулся от яркого света. У кровати, уже в домашнем халате стояла жена.

- Поднимайся, Гаврош. Вечер. Будем ужинать.

- Сами или ты уже пригласила гостей? – не отнимая головы от подушки и медленно обретая себя, несу я явный вздор. Какие гости?!

- Пока сами. Папа обещал прийти, но не смог. Он говорит, что тебе несколько раз звонил, но так и не дозвонился. Ты спал мертвым сном.

- А может я продолжаю спать этим способом? – поднимаюсь наконец я.

- Ну, тебе виднее, - усмехается супруга. – Давай в ванную, освежись и к столу.

- Праздничному? Со свечами? – по-моему, мой голос нервно дрожит – это все  пережитое, затопталось, задергалось, закривлялось перед глазами. – Значит у нас вечер встречи на двоих…

- Скажи еще опять. Хватит баловаться. Ты дома и слава Богу живой… Я приготовила ужин.

- А который час?

- Девятый.

- Это я спал двенадцать часов, -  тряхнул я головой от удивления.

- Ну, наверное там, где ты был выспаться не дали, - все-таки пустила жальце супруга.

- Там, где я был, не до сна было. А все остальное - ваши фантазии, - спокойно отразил я и встал. Галя оказалась напротив, близко и ласково, как давным-давно, мне улыбалась. Она была красива и желанна, как никогда. Той особенной женской красотой, которую только и можно оценить после долгой разлуки или на грани прощания. Я едва подавил в себе искушение сейчас же немедленно прильнуть к этим губам и она это поняла.

- Не надо на меня так смотреть, - последовала ее рассудочно-холодная фраза и глаза погасли.

- Как именно? – спросил я, безнадежно теряя остатки ее очарования.

- Мне не двадцать лет, Гаврош, и мы не на даче у папы. Иди лучше умойся.

- Да, конечно. Что еще остается, - сказал я и шагнул мимо жены к выходу. Ее холодность была очевидной. «Интересно, как мы переживем сегодняшнюю ночь после долгой разлуки?» - мелькнуло в сердцах.

… Наконец я облачаюсь в спортивный костюм, еще из довоенных, старых запасов и прохожу на кухню. Стол накрыт от души с присутствием начальственных деликатесов. А я думаю о том, что в моем дорожном бауле тоже кое-что припрятано из «заморских» вкусностей, в нем, кстати, и подарок Гале – шаль искусной восточной работы. Но сумарь позабыт в нервной спешке в прихожей, а там еще топчется тоска, и я говорю себе: «Потом». Галя предлагает открыть шампанское и я с удовольствием салютую в потолок, ловко разливаю по бокалам и меня охватывает эйфория – это пережитое как-то тупо, без подробностей, делает шаг назад, уступая место настоящему, вот только этому мигу…