Дыхание Голгофы

- Добрый день! – поздоровался я.

- Гаврюш – это ты? – каким-то не своим голосом ответила супруга тестя.

- Я, а что случилось? – сразу почувствовав по ее голосу неладное, спросил я.

- Сережа мой в больнице, в реанимации, - ответила Эльвира и зарыдала. – Ему сделали операцию на поджелудочной железе.

- Опухоль? – прямо спросил я.

- Да, но говорят, не осложненная метастазами. Есть надежда. Только бы сердце выдержало.

- Извини, я тут замотался вконец с этими выборами. Не прощу себе, - сказал я, теряясь в досаде.

- Да мы и сами не ожидали, что так будет. Побаливает да побаливает. Таблетку выпьет и вроде проходит. А тут сразу такой тяжелый диагноз.

- Понял. Еду к нему…

- Не надо. К нему даже меня не пускают. Все под контролем Гали. Я тебе позвоню, когда можно будет. Номерок твоего штаба у меня записан.

- Только, пожалуйста, держи меня в курсе, - попросил я.

Конечно, это был удар для меня. Я вдруг почувствовал свою вину. Я так увлекся этим выборным процессом, что забыл лишний раз позвонить старику. Какие бы ни были отношения с Галей, но тесть - отдельная тема. Он всегда был на моей стороне. Тут я вспомнил свои проводы в Афган. Ресторан в аэропорту и  танцующего, а точнее, топающего по-медвежьи, с моей Маришкой деда Сережу. И как-то сама-собой выкатилась слеза.

- Что-нибудь случилось? – испуганно спросила Лили.

Тут я, наконец, обнаружил себя с трубкой радиотелефона в комнатушке секретарши и наверняка в глупой позе. Сказал неопределенно:

- Да так. Кое-что. Это к делу не относится. - И подумал вдруг: «Чего это я его хороню, может все еще обойдется, там же Галя…»

Во дворе военкомата, как и прежде, стояло несколько легковушек. Все в том же порядке, никто не съезжал, и сомнение тронуло душу.

Я долго провозился с запуском двигателя. Не обошлось и без помощи случайного «знатока». После сезонной стоянки всегда так. Наконец, движок схватился. Я хорошо прогрел его на малых оборотах и сразу двинул на заправку, долил бак до полного. Между тем день необыкновенно наполнялся синью – солнышко припекало по-весеннему и дерзкая мысль, а не рвануть ли мне на дачу – вскружила голову. Надо же, наконец, и зверье проведать и Пахомычу руку пожать…

Я ехал по городу и, кажется, впервые за всю эту длинную выборную гонку с любопытством рассматривал щиты, оклеенные лицами претендентов и лозунгами. Конечно, я находил и себя среди них, не испытывая, однако, восторга честолюбия. Просто скоро уж финишная прямая и на душе было прозрачно, а о будущем думать не хотелось. Я вообще представлял его себе смутно. Разве что рождение ребенка согревало сердце, да эта вот совершенно необыкновенная небесная синь. Скоро весна.

Наконец, город ослабил свои объятья и я выскочил на трассу, ведущую в дачный поселок. Здесь асфальт, освободившись от влаги, был подсушен, но на черных, умытых первыми дождями полях, еще кое-где в ложбинах притаились белые островки снега – они жались рваными лоскутами к колючему сухостою лесопосадок, как к последней защите. Наконец, я добрался до места, привычно вонзил авто на стоянку. Вышел, запер дверь, ловя себя вдруг на какой-то странной тревоге. Я сделал несколько шагов вглубь участка, как вдруг позади меня резко затормозила машина. И трое молодцов так и высыпали из нее. «Это по твою душу», - отозвалось в голове эхом. В растерянности я бросился к дому, но блеснувшая молнией мысль: «Не успеешь открыть – в «баню» метнула меня в сторону, к дверям тестевой гордости. Засов подался легко и вот я в ней. Заперся на два шпингалета. «Они не удержат, так, мудовые рыдания», - сказал я себе и мозг тотчас отчеканил: «Винчестер!». «Ну Пахомыч, ай да молодца», - едва не воскликнул я, нащупывая потайную щель с секретом – легкое нажатие и вот он, родной мой, в руках. Я ощущаю эту холодную сталь ствола, и память мгновенно бросает меня в Афган, в тесное пространство  своей «Таблетки» и я слышу голос Чудова: «Духи», но страха не чувствую. Его не было во мне ни тогда, ни сейчас.

- Эй ты, куда пропал? – веселый голосок за дверью. – Выходи, поговорим.

- А если не выйду, - ору я из бани.

- Ну достанем тебя, а ежели не достанем, на месте поджарим, - подарил мне перспективу некий весельчак.

- Замолкни. Это он шутит, - другой голос. – Выходи, у нас есть хорошее предложение.

- Например? – спрашиваю я.

- Подпишешь бумагу и гуляй, - все тот же голос.

- Это бумага, я полагаю, в избирком, на снятие своей кандидатуры? – спокойно спросил я.

- Ну да. Ты все понимаешь, командир. Мы против тебя ничего не имеем, - все тот же голос.

- Так скучно. Значит вы получите бабки за то, что меня наклонили, а мне что, ваше фото на память? Нет, я подписывать ничего не буду, гуляйте пацаны.

- Ну смотри. Сейчас мы запалим твой дом и тебя туда бросим. Вот только взломаем эту дверь. Готовься. Пройдет, как несчастный случай. Опять же мы в выигрыше. А тебя похоронят с салютом.

Тут я отметил себе, так самоуверенно и нагло может себя вести только Главарь.

- Да, ребятки выбора вы мне не оставили – придется соглашаться. Проходите к беседке, что б я вас видел. Не бойтесь, не побегу. Слово офицера.