Они были не одни

— Миром господу помолимся!.. Ами-и-инь! — этот припев повторялся без конца.

Недалеко от священнослужителей с торжественным выражением лица стоял Рако Ферра. На нем было новое пальто, сшитое по заказу в Корче; усы аккуратно подстрижены, подбородок чисто выбрит. Время от времени он морщил лоб, поднимал брови и, как следует прокашлявшись, хриплым басом подтягивал дьякону.

Женщины не могли стоять спокойно, все толкались: каждая хотела подбросить поближе к алтарю платок, чтобы священник, проходя с крестом, наступил на него. У жены Нгельи болен сын. Она положила ребенка на пол: пусть священник перешагнет через него, и тогда мальчик непременно выздоровеет. В задних рядах, по разным сторонам, стояли девушки и парни.

У всех молящихся был испуганный вид: многие размышляли о делах, о которых не следовало бы думать в божьем храме. Вот, к примеру сказать, Петри. Протолкавшись вперед, он подошел возможно ближе к Василике. Украдкой посмотрел на нее, улыбнулся, хотел что-то шепнуть, но это ему не удалось. Столько глаз следят за ними и столько ушей их слушают! Василика покраснела и опустила голову. В эту минуту она была очень похожа на святую Марию, икона которой висела рядом на стене.

Священник вышел через врата алтаря, поправил длинные волосы, почесал подбородок и громким голосом торжественно провозгласил:

— Господу богу помолимся, господу помолимся! — И протянул крест к верующим.

— Ами-и-инь — раздался голос дьякона, а за ним хриплый бас Рако Ферра и голоса стариков подхватили слова молитвы:

— Господи, боже наш! Ами-и-инь!..

— Помолимся господу об отпущении грехов наших! — предложил священник присутствующим и под звяканье кадила, среди клубов дыма от ладана вернулся к алтарю.

— Помилуй нас, боже, помилуй! — продолжал дьякон как бы в ответ на предложение священника.

— Помилуй нас, боже, помилуй, и освободи из тюрьмы моего бедного Шоро!.. Ведь он не поджигал башню бея… — молилась жена Шоро, с благоговением взирая на большой серебряный крест в руке священника.

— Помилуй нас, боже, если мы согрешили перед тобой, и освободи моего Барули!.. — молилась Барулица, прикладываясь к иконе пресвятой богородицы и принося ей в дар две медные мелкие монетки.

Каждый замаливал свои грехи. И только Рако Ферра чувствовал себя безгрешным. Даже если он и согрешил — а в это ему поверить трудно, — он уже искупил свои грехи тем, что время от времени жертвовал церкви и растительного масла для лампад и воску для свечей. Тем более сейчас, на празднике святого крещения, он мог снять с себя всякие остатки грехов, если бы они у него и нашлись, купив по самой дорогой цене право нести крест.

Каждый воскресный день, каждый праздник Рако Ферра посещал церковь, приходя туда раньше всех и выходя последним, когда уже заканчивалась служба. Какие грехи замаливать ему перед богом? А вот что касается здоровья или удачи в делах, за это он молится, и молится усердно и святой Марии и Иисусу Христу. Свою молитву он всегда подкрепляет или целым оком масла, или пол-оком воска для свечей, чистого воска, а не дрянного сала, как осмеливались жертвовать крестьяне победнее.

Богослужение окончилось, и приступили к продаже креста. Правда, продавался не крест, а лишь право понести его до виноградников. За это нужно было уплатить святой церкви деньгами, маслом или воском.

Псаломщик, выйдя на середину церкви, объявил исходную цену за крест: пол-ока масла.

Рако Ферра разгладил подстриженные усы, откашлялся и посмотрел вокруг себя с таким видом, точно хотел сказать: «Ну, сейчас вы увидите, каков я!»

— Даю полтора ока! — гаркнул он на всю церковь.

Псаломщик, высоко поднимая над головой большой крест, проговорил:

— Кто дает больше? А не то крест получит Рако Ферра за полтора ока масла!

Все молчали. Только Гьика и Петри о чем-то перешептывались:

— Взвинтим цену, поддразним Рако. А потом оставим крест ему, — предложил Гьика.

— Согласен! Если опростоволосимся — убыток пополам. Только чтобы не узнали, что и я замешан в этой затее… — ответил Петри.

— Рако Ферра дает полтора ока. Кто больше? — повторил свой вопрос псаломщик.

— За один ок и три четверти возьму крест я! — крикнул Шумар.

— Два с половиной ока! — перекрыл его голос Гьики.

— Чудеса! — зашептались крестьяне. — Где Гьике взять столько масла?

— Три ока! — сердито огрызнулся Рако Ферра.

— Опять Рако дает больше! — прошел шепот по церкви. — Кто может с ним тягаться? Он всякого переплюнет: у него денег куры не клюют.

— Три с половиной ока! — послышался голос Гьики.

— Э, да он с ума сошел, хочет перещеголять самого Рако Ферра, — громко проговорил кто-то из задних рядов.

— Три с половиной ока дает Гьика! Три с половиной! — восклицал псаломщик.

Снова воцарилась тишина.

— Даю четыре с половиной! — раздался голос взбешенного Рако Ферра.

— Ой, ой, сразу прибавил целый ок!

— Каждый год крест остается за ним. Разве он уступит его? — переговаривались крестьяне.

— Четыре с половиной ока! Четыре с половиной дает Рако Ферра! — надрывался псаломщик.

— Дальше уж идти некуда! — перешептывались крестьяне. — В прошлом году крест продали всего-навсего за два с половиной ока, а теперь дошли уже до четырех с половиной.

Рако гордо посматривал направо и налево, как бы желая сказать: «Куда тебе, сопляк, со мной тягаться! Ну, прибавь еще, если можешь! Все равно меня не испугаешь!»

— Пять оков даю я! — это опять был голос Гьики.

Все вытаращили глаза.

— Пять оков дает Гьика, сын Ндреко! Пять оков, — продолжал надрываться псаломщик.

— Пять оков, пять! — проговорил кто-то в толпе радостным голосом.

Кровь ударила в голову Рако: «Нарочно это делает, разбойник, но я ему покажу: подниму цену до десяти оков и уступлю ему крест, пусть попляшет! У него дома нет даже горстки муки, а хочет со мной тягаться», — подумал Рако и заревел на всю церковь:

— Шесть!

— Еще больше дал! — зашептали крестьяне.

— Семь! — крикнул Гьика.

— С ума сошел, парень! — пробормотала какая-то старушка.

— Восемь! — прибавил Рако Ферра.

— Восемь с половиной! — отозвался Гьика.

Рако насмешливо покачал головой. Крестьяне превратились в зрение и слух.

— Девять с половиной! — чрезвычайно гордо отчеканил Рако и вытер пот со лба.

— Бери себе на здоровье! — насмешливо ответил Гьика.

Все облегченно вздохнули, будто освободились от тяжелого груза. Впрочем, кое-кто хитро посмеивался.

— Девять с половиной оков масла!.. Крест остается за Рако Ферра… или, может быть, кто-нибудь еще прибавит? — обратился псаломщик к присутствующим.

Но никто больше не прибавил.

— Итак, девять с половиной оков масла! Крест остался за Рако Ферра. Прошу подойти и принять святыню! — пригласил псаломщик победителя.

Рако отер губы, торжественным шагом подошел к кресту, приложился к нему и взял в руки.

— Поздравляем! Поздравляем! — окружили его старики и старухи.

В ответ он благодарил, кланяясь и сжимая в руках большой деревянный крест.

Потом начали продавать иконы, но дороже ока масла ни одну продать не удалось.

Наконец все — мужчины и женщины, старики и старухи, парни и девушки — с иконами в руках и зажженными свечками вышли из церкви и направились к виноградникам. Впереди рядышком шли священник с кадилом и Рако Ферра со своим крестом. За ними двигалась толпа, освещаемая мерцанием лампад и трепетными огоньками свечей, которые поминутно гасли и снова зажигались, чтобы опять погаснуть от легкого ветерка. Крестьяне шли и пели:

— Христос, господь наш!

— Даруй нам хлеба, даруй нам вина!..

Гьика, затесавшись в самую гущу толпы, оживленно разговаривал с одной старушкой. Та его спрашивала:

— Эх, сынок, где бы ты взял столько оков масла?

А он только смеялся ей в ответ:

— Есть у меня, бабушка, кое-какие сбережения…

— Да разве можно тягаться с таким богачом, как Рако Ферра? Да и сам Христос, выходит, ищет выгоду: кто больше даст, тому и крест достанется. Вот за это он и помогает Рако.