Они были не одни

Несколькими днями позже Гьика и Петри, идя вдоль берега озера, громко и возбужденно разговаривали, будто ссорились. Гьика с возмущением перечислял Петри последние проделки его будущего тестя. Вдруг, совершенно неожиданно, перед ними вырос Рако. Увидав их, он изменился в лице, но подошел и поздоровался.

— Да, Гьика! Чуть было не позабыл: у нас с тобой кое-какие счеты. Почему ты до сих пор не прислал мне должок? Если бы я сейчас не нуждался в деньгах, я бы тебя не торопил. Но, право, мне не с чем ехать на базар… — Все это Рако проговорил очень спокойно, словно и не думал сердиться на Гьику.

— Я не должен тебе ни гроша! И ты сам это прекрасно знаешь. Можешь поступать, как тебе угодно. Ты верный прихвостень Каплан-бея и Лешего! А с такими людьми и разговаривать грех! — ответил Гьика.

Рако Ферра чуть удар не хватил. Этот наглец осмеливается так с ним говорить, да еще в присутствии его будущего зятя! Нет, этого стерпеть нельзя! И тем не менее Рако сдержался. «Псы лают, а караван спокойно проходит мимо!» — подумал он. Он сам, Каплан-бей, Леший, представители власти — это караван, а Гьика и ему подобные оборванцы — всего-навсего лающие псы. Стоит ли с ним связываться? И он расхохотался с таким видом, будто слова Гьики его вовсе и не задели.

— Как вы, молодежь, невоздержанны на язык. Но ничего! Отдашь мне долг, когда у тебя будут деньги. — И, не переставая смеяться, Рако пошел прочь.

— У этого человека нет ни капли стыда. Что можно от него ждать? — обращаясь к Петри, с презрением проговорил Гьика.

А Петри между тем чувствовал себя очень смущенным. Ему не понравилось, что Гьика так дерзко разговаривал с тестем; но еще больше его огорчило, что грубые, оскорбительные слова Гьики, по-видимому, не произвели на тестя никакого впечатления.

— Да, ты прав, Гьика… Тесть мой — человек слабый и неустойчивый. Ради выгоды пойдет на любую сделку со своей совестью.

Петри сказал это со злостью, почти с ненавистью. Впервые он отважился так резко отозваться о будущем тесте, слова его вырвались из глубины души.

После этого разговора у Петри пропала охота ходить в дом к невесте, особенно если он знал, что застанет там тестя. Он даже избегал встречи с ним на улице. Но однажды Рако сам зазвал его к себе. Предложил ему лучшее раки, какое он подносил только Каплан-бею и его кьяхи.

— Послушай, сынок! Я вижу, что ты на дурном пути. Зачем связался с этим разбойником — сыном Ндреко? Неужели ты не понимаешь, что дружба с таким человеком до добра не доведет? Разве ты не слышал, как он намедни со мной разговаривал? Разве разумный человек будет говорить такие слова? Подожди! Вот увидишь, попадется он мне в руки, шею ему сверну! Тогда он узнает, что не на дурака напал. Я ему еще покажу! — говорил зятю Рако.

Он еще долго распространялся о том, что все крестьяне разбойники, что всем им место в тюрьме, куда они и попали бы, не будь Рако, который великодушно за них вступился. Не переставал он и поносить Гьику, неблагодарного Гьику, которому сделал столько добра!

И вообще, продолжал он, кто больше него делает добра для всего селения? Вот, например, приезжает в Дритас священник служить обедню. У кого он останавливается? Кто его угощает и в чьем доме он ночует? У Рако Ферра. Кто оплачивает все расходы, связанные с богослужением, — свечи, масло для лампад, то, другое? Рако Ферра. Кто печется об устройстве и убранстве их маленькой церковки? Рако Ферра. А хоть церковка и маленькая, но расходов требует больших. Всего этого никто, ни один человек в селе не посмеет отрицать. А когда приезжают в Дритас начальник общинного управления, окружной полицейский инспектор, сборщик налогов — кто их всех принимает и угощает, стараясь расположить в пользу села, как не он, Рако Ферра? А ведь с каждым из них надо уметь обойтись, каждому угодить. Что бы делали без него жители Дритаса? А выходит, они мало ценят своего Рако, мало благодарны ему за все доброе, что он для них делает! Но бог с ними. Рако на них не обижается. За добрые дела не следует ожидать благодарности. Однако этого разбойника Гьику следовало бы за дерзость и неблагодарность выгнать из села!

Петри слушал разглагольствования тестя и хотел бы им поверить. Особенно он готов был всему поверить, когда ему показалось, что за дверью промелькнула Василика. Да, это была она. Приложив к губам палец, она прошептала:

— Тсс… только не груби отцу!..

Но, когда Рако договорился до того, что Гьику следовало бы выгнать пинками, Петри не мог больше сдерживаться. Зажмурив глаза, чтобы не видеть чудесного, неотразимого образа невесты, он для храбрости выпил еще стаканчик раки и заговорил мягко, как бы шутя:

— Ты, дорогой тесть, относишься к людям так, словно они скоты. Это я должен тебе сказать. Гьика не хочет рабски повиноваться тебе, и поэтому он плох. Но это неправильно! Подумай сам, сколько вреда ты причинил крестьянам и как ты раболепствуешь перед Каплан-беем и Лешим.

— Ах ты пес! Сукин сын! Вот как ты теперь заговорил! Что плохого ты от меня видел? Разве я не сказал тебе честь, согласившись ввести в свою семью, отдать за тебя родную дочку? Будь проклят тот день, когда она с тобой обручилась! Пес! Разбойник! Не глядели бы на тебя мои глаза! — принялся бешено орать Рако Ферра.

Петри растерялся и не знал, что делать. «Лучше всего уйти, пока я не потерял самообладание», — решил он и, не попрощавшись, бросился к двери, оттуда во двор — и был таков!

А Рако, оставшись один, все еще продолжал ругаться. Таким его увидела жена, когда вошла, неся блюдо с вареными яйцами, предназначенными для угощения зятя. Но при взгляде на мужа она чуть было не выронила из рук блюдо.

— Пусть лопнут мои глаза, пусть лопнут, если я отдам дочку за этого разбойника, разбойничьего сына, за этого шелудивого пса!

— Что случилось, муженек, в чем дело? — спросила перепуганная Раковица.

Рако набросился на нее с руганью:

— И ты, сука, пропади ты пропадом! Сука, сводня, вон отсюда! — Он вырвал у нее из рук блюдо с яйцами и швырнул его об пол. Яйца поразбивались, осколки блюда полетели в разные стороны.

Василика, узнав о случившемся, проплакала всю ночь и весь следующий день. Жена Рако очень боялась, как бы на селе не узнали о разрыве между семьями. Поэтому в тот же вечер она отправилась к Зарче и вызвала во двор Петри.

— Сынок, не говори никому о том, что случилось с тестем, а то все будут смеяться над нами, — со слезами на глазах умоляла его Раковица. — Попроси прощения, сынок… — уговаривала она Петри.

Но Петри, как ему ни хотелось примирения, как ни жалко ему было огорчать Василику, идти просить прощения отказался.

Дня через три, повстречавшись с Гьикой, Петри не удержался и со всеми подробностями рассказал ему о том, что произошло между ним и тестем. Гьика остался очень доволен:

— Ты поступил правильно! А они еще хотят, чтобы ты же просил прощения! — сказал он и крепко пожал Петри обе руки.

А сам Петри очень мучился: правда, он поступил, как должно, но из-за этого страдает Василика, избранница его сердца! В дом к тестю он с тех пор ни ногой. Но каждый вечер, как только темнело, бродил вокруг дома Ферра, надеясь увидеть невесту, поклясться, что любит ее больше жизни! Однако он ни разу не встретил Василику. Рако запретил ей выходить одной из дому, даже не пускал ее к озеру за водой, не без оснований подозревая, что Петри будет искать с ней встречи. Пока Петри не припадет к его стопам и не попросит прощения, ему дочки не видать. Пусть знает, что не так-то просто стать зятем Рако Ферра!

А против Гьики Рако затаил в сердце непримиримую ненависть. Он никогда не забудет его дерзких слов. Настанет день, и Рако Ферра сотрет его в порошок, обратит в прах со всем его семейством!

VI

Наступил сентябрь. Сентябрь — очень важный для крестьян месяц. Он как бы означает конец старого года и начало нового. Давно собран урожай с небольших участков кукурузы. Что нужно было посеять — посеяно. В этом месяце крестьяне всем миром выбирают новых пастухов. Раньше они выбирали и нового старосту, но с тех пор, как власти стали вмешиваться в их дела, этот обычай больше не соблюдается. И свадьбы обычно приурочивались к сентябрю, потому что в это время у каждого семейства могла найтись лишняя горстка муки для свадебного пирога.