Они были не одни

На этот раз она шла вместе с Витой, и обе подруги могли разговаривать, сколько им угодно, могли раскрыть одна перед другой тайны своих сердец. Сделав вид, что им надо вытряхнуть из опингов колючки, подруги незаметно отстали от остальных. И о чем только они не говорили: и о вышитых свадебных рубашках, и о подарках, которые семья невесты должна прислать семье будущего мужа, и о цветах, которыми должна быть украшена всякая приличная свадьба, и о тех их сверстницах, которые с некоторых пор стали задирать нос, и, конечно, больше всего о женихах. Но стоило Вите упомянуть имя Петри, как Василика изменилась в лице, будто ей тяжело слышать имя, которое было для нее самым дорогим.

Вита очень удивилась этому:

— Мне кажется, ты очень переменилась. Едва я назвала имя Петри, как ты сделалась бледнее полотна. Что это значит, скажи мне? Ведь Петри по тебе с ума сходит. Когда бывает у нас и не застает дома Гьику, только и говорит о тебе.

Василика не выдержала и разрыдалась. Не в силах идти дальше, она остановилась на лесной поляне. Подруги сели на камень. Остальные девушки успели уйти далеко вперед и собирали в лесной чаще хворост. Глубокая тишина царила вокруг. Лишь изредка откуда-то издалека доносились звуки пастушеского рожка.

Над девушками простирались ветви дуба с большими красноватыми листьями. Немного поодаль, за поляной, начиналась густая чаща. При первом взгляде на нее казалось, что смотришь на огромный ковер, весь сотканный из разноцветных нитей — от бледно-желтых до ярко-багряных. Это осень так расцветила лес. Несколько ниже поблескивала гладь небольшого лесного озера, едва колеблемая слабым ветерком.

Василика кинула печальный взгляд на озеро, затем перевела его на желто-багряный ковер осеннего леса, закрыла лицо руками и простонала:

— Родной отец хоронит меня заживо, губит меня!

Вита удивилась:

— Отец? Что он тебе сделал?

— У меня рана вот здесь, в самом сердце! — горько продолжала Василика.

Набежал ветер. С деревьев посыпались десятки красных и желтых листьев; они медленно опускались, кружась над головами девушек. Несколько листочков упало им на волосы и на колени. Василика подняла листок, посмотрела на него с глубокой печалью и проговорила:

— Вот как ветер срывает с деревьев листья, так и отец оторвал меня от любимого… Но… листья опадают осенью, а со мной это случилось в весеннюю пору моей жизни!.. — и она снова расплакалась.

Вита, еще не понимая, в чем дело, попросила подругу рассказать ей все начистоту и поклялась, что скорее умрет, чем откроет кому-нибудь ее сокровенную тайну. Тогда Василика, не осушив еще слез, поведала ей о том, что произошло между Петри и ее отцом, о том, как после этого отец держал ее взаперти и даже не отпускал на озеро за водой.

— Сегодня я пошла за хворостом, ни у кого не спросившись. Если отец, вернувшись из Корчи, узнает, где я была, он изобьет меня. А мне хотя бы еще один-единственный раз повидаться с Петри, а потом отец, если захочет, пусть хоть убьет меня! — с отчаянием воскликнула Василика.

Вита чуть было и сама не расплакалась, будто все это произошло с ней. Это вполне понятно: и ей уже пришлось узнать, что такое любовь. И случилось это еще прошлой весной…

…Вита и Бойко, сын Терпо, уже второй год как любили друг друга. Впервые они обменялись улыбками на пастушеском стане, куда Вита носила пастухам ужин. Чтобы не возвращаться домой с пустыми руками, она решила набрать в лесу немного хворосту. На поляне Вита увидела множество цветов, напоминавших по форме тонкие церковные свечи. Совсем близко позвякивали колокольчики пасшегося скота. Девушка положила собранный ею хворост на землю и принялась рвать цветы, цветок за цветком; скоро у нее получился огромный букет. Усевшись под дубом, она расположила цветы таким образом, что букет переливался всеми цветами радуги.

Неожиданно из кустарника выскочил большой пес и громко залаял.

Вита перепугалась и выронила букет. Начала звать на помощь, сама же схватила палку и приготовилась защищаться. А собака, оскалив зубы, продолжала лаять, готовая броситься на девушку.

— Помогите! Помогите! — в ужасе кричала Вита, грозя собаке палкой.

В кустах послышался шорох.

— Цыц, Балаш! Цыц! Назад, проклятый пес, а то и впрямь загрызешь человека! — закричал на собаку появившийся из кустов юноша.

Это был Бойко, сын Терпо. Он поблизости пас стадо Шумара, нанявшего его в пастухи. Услышав лай собаки и крики девушки, он бросился на помощь. При виде хозяина собака перестала лаять, завиляла хвостом и отошла в сторону. Вита кое-как оправилась от испуга.

— Спасибо, что отогнал от меня собаку! — смущенно поблагодарила девушка пастуха.

А Бойко смотрел на Виту и не мог наглядеться: такой прекрасной она ему показалась! Смущенная, с блестящими от слез глазами, с большими заплетенными косами… Впервые он увидел ее так близко, рядом с собой.

— Верно, Вита! Этот Балаш злой пес. Придется в конце концов убить его, уж больно много он доставляет хлопот, — проговорил Бойко и после минутного молчания спросил: — А что ты здесь делаешь? И совсем одна…

— Я отнесла пастухам ужин и, чтобы не возвращаться домой с пустыми руками, решила набрать немного хворосту, — отвечала Вита, — хворосту набрала, да вот задержалась: уж очень хороши здесь цветы… Ну, теперь пойду, а то поздно… — и она принялась подбирать хворост.

Молодой пастух увидел рассыпанные на земле цветы, улыбнулся, собрал их и подал Вите букет.

— Жалко бросать цветы. Ты ведь трудилась, собирая их. Какие они красивые!.. На, возьми! — ласково проговорил он.

Вита смотрела на юношу счастливыми и в то же время испуганными глазами. Улыбнулась в ответ и ушла. Даже не успела как следует поблагодарить за то, что Бойко защитил ее от собаки, за то, что подобрал цветы, даже не попрощалась как следует.

Бойко проводил ее долгим взглядом. Новое, еще не испытанное чувство овладело им. Ласковая улыбка девушки, ее нежный взгляд, белые зубы, похожие на камешки в прозрачном ручье, — все это пронзило его сердце. Он взглянул под ноги и увидел еще несколько сорванных цветов, которые она обронила. Подобрал их и прижал к груди…

С тех пор прошло два года. Вита стала красавицей. После встречи в лесу Вита и Бойко горячо полюбили друг друга. Не проходило дня, чтобы она не думала о молодом пастухе, а он — о юной крестьянке. Изредка, встречаясь на праздниках или гуляньях, им удавалось перекинуться несколькими словами, и от встречи к встрече их любовь крепла.

Скоро об этой любви узнало все село. Терпо уже дважды посылал к Ндреко сватов. Но старик встречал их нелюбезно, считая, что дочь еще слишком молода для замужества. Не привлекала его и перспектива породниться с Терпо, семья которого жила еще беднее его семьи.

Тогда между Гьикой и отцом начался раздор: Гьика был за то, чтобы отдать Виту за Бойко, отец — против. А Вита начала прихварывать: худела и бледнела. Отец же по-прежнему никак не соглашался на ее брак с Бойко и даже, побывав в Шён-Пале, дал слово своему старому приятелю Журко, что выдаст дочку за его сына. Но Гьика обещал Вите переубедить отца и добиться его согласия.

Бойко по-прежнему пас стадо Шумара, и Вита, отправляясь в лес за хворостом, тайно встречалась с ним. Она предпочла бы смерть разлуке с любимым и не допустила бы того, что случилось с Василикой. Она надеялась, что Гьика отстоит ее.

Налетел новый порыв ветра, еще более сильный, и над головами девушек, подобно разноцветным бабочкам, запорхали сотни листьев. Василика лежала на траве, положив голову на колени подруги. Вита гладила ее волосы, как любящая мать гладит своего обиженного ребенка. Издалека послышались голоса пастухов.

Хотя Вита и знала, что Бойко среди них нет, ей все же было приятно слышать эти голоса. Она представляла себе, будто Бойко зовет ее и как бы спрашивает: «Эй, Вита! Где ты?..» — и она, как зачарованная, идет на этот зов. А Бойко, увидев ее, отбрасывает в сторону пастушеский посох и торбу, заключает ее в объятия и прижимает к самому сердцу.