Бабье гнездо

– Начальнички! Не празнуйте, прийду я по ваши души!

– Пшел в перёд, недобитый бандеровиц. Напужал девку мудями. – пробурчал кто-то из конвойных и конвой двинулся. Милиционеров ничем не напугать, они давно перешагнули через себя, чтобы быть на плаву.

– Крутиться, виртиться шар голубий.

Крутиться ви-и-и-иртится над головий.

Крутиться, виртиться,

Хочет впасти.

Хлопчина дивчину хочет вкрасти...

тра-ля-ля, тра-ля-ля, тра-ля-ля-ля, – запел Матвей и пошел приплясывая. Вскоре конвой скрылся за поворотом.

После ареста Матвея Лизу схоронили. Она была из раскулаченных. Когда её семью ссылали на Север, ей в дороге удалось сбежать. Так Лиза появилась на шахтах.

Анютка забилась в уголок кровати и тихо взирала оттуда, будто увидела мир вновь. Произошедшие события парализовали её волю и вселили страх.

* * *

Бросил «Бабье гнездо» и Саша, оставил Риту с детьми одну. «К лучшему это, или к худшему», – судить никто не брался, – «Бог им судья». Только после ухода Саши Рита стала деспотична к своим детям. Бьет их, и задавила обязанностями по дому. Дети превратились в маленьких старичков, изнуренные не по годам грузом непосильной работы. Рита хотела сделать Сашу карманным мужем, на привязи держать, но сорвалось. Саша жил с Ритой, а сам всё больше скучал по родному краю – тамбовщине. И не захотел, чтобы его косточки лежали в уральской земле, а ушли туда, где появились на свет.

Огород, который разработал Саша, теперь лег на плечи детей, но плечи детские не выдерживали такой груз, и огород захирел. Рита исходила истошно визгливым голосом, да злостью на всех. В несложившейся жизни она винит Катерину, напускает на неё наговоры, проклятия, желает ей всяких напастей, разносит про неё всякие небылицы, сплетни. Она ночью зарыла у Катерининых дверей узелок, где был клубок волос с наговорами и проклятьями: «Чтобы твой выкормыш сдох!»

Ванюшка спорил с Генкой по прозвищу «крещённый» о боге. Ванюшка утверждал, что: – Бога нет! – А Генка твердил, что: – Есть!

– А ты его видел?

– А как его увидишь, он на небе живёт.

– А самолёты там летают, чё-то не видят его.

– А он ещё выше самолётов. Самолёты до его не долетают.

Часто Ванюшка похаживал на железнодорожную станцию, смотреть на уезжающих и приезжающих людей, на красивый, зелёный с большими красными колёсами паровоз, называемый учеником. Там он видел молодого человека, с толстыми книгами под мышкой. Его называли, марксистом. Марксист всё время ездил в город. Ванюшка смотрел на него, как на особого человека. Этот, наверное, знает абсолютно всё. Он точно знает, что бога нет. Вот он бы Генке, раскрыл глаза, думалось Ванюшке и что, прочтя эти книги, ты будешь самым знающим человеком на земле. Там же Ванюшка слышал спор двух мужиков железнодорожников, сидевших на скамейке. Один говорил, что: «Ленин головастый, у него голова охи большая. Вон, какую революцию сделал, вон, как жизнь перевернул». Другой утверждал, что: «У Сталина голова больше, он такую войну ограмадную выиграл». «Ну, да!» Не соглашался про себя Ванюшка. Обычные головы, видел он их на портретах вывешенными, на станции, в 1 Мая. Только Сталин ему больше нравился, у него вон какой чуб, а Ленин лысый.

* * *

В торце землянки «бабьего гнезда» жили старушка со старичком. Они держали коровку, и там всегда пахло молоком. По выходным дням и по праздникам к ним приезжала из города хорошенькая дочь, учительница. Привозил её на мотоцикле «Харлей» послушный муж. У них был глухо огороженный двор с пристройками.

В тёплое октябрьское воскресенье, прохаживаясь, учительница увидела у бегавшего Генки на груди крестик. Она кинулась сорвать крестик, но Генка увернулся и убежал. Тогда угодливые мальчишки, поймав, подвели его за руки к учительнице, та при всех зло сорвала с груди Генки крестик и со словами:

– Жертвы религиозного опиума! – зашвырнула его в заросли.

Генка не побежал, он сел на землю. Все от него отвернулись и разошлись. Генка свернулся в комочек и продолжал сидеть, не понимая, что произошло. Ванюшке было жалко Генку. Если до этого Ванюшка красоту воспринимал как доброту, то теперь красивая учительница заронила в нём сомнение, что красивые люди – всегда ли хорошие люди. На глазах Ванюшки произошло разрушение гармонии. Воинственная учительница с заострённым от злобы лицом уже не была красивой. Ванюшка стал мучиться: «Как-то не так всё. Эти взрослые, какие они злые, как они всё делают плохо, хотят, чтобы всё было без радости, без солнышка».

А жертвой была сама учительница, она обнажила уродливость не только свою, но и уродливость идеологии, жертвой которой и стала.

* * *

К зиме, тихо подкралась болезнь к Ванюшке, повязала слабостью и бросила в постель. Тускнеет свет в его глазах, все блекнет и исчезает. Все, умирает Ванюшка.

– Мама, мне больно, я не хочу умирать.

Рука безжизненно повисла с кровати. Ванюшка впал в беспамятство. Катерина в страхе стала молить бога.

– Господи! Возьми лучше мою жизнь. Оставь мне сына. Христа ради прошу тебя. Оставь мальчика родимого. – Всю ночь Катерина не смыкала глаз, сидела, отмаливала у смерти сына.

– Прости меня, сынок, за все мои прегрешения перед тобой, – уливалась она слезами.

Целых два дня и две ночи лежал безжизненно Ванюшка. А утром третьего дня он открыл глаза. И свет оживил его. Стайка красногрудых снегирей вспыхнула гроздьями рябины на снегу. Они явили Ванюшке радость. Пробудили в нём новые силы к жизни.

Как человек ни невежественен к себе, к своим собратьям, ко всему живому, жизнь все равно находит силы для восхождения, проявляется незаметно, не торопясь, без острастки. В этом и состоит вся наша сложившаяся и не сложившаяся жизнь, состоит из миллионов простых и сложных судеб.

* * *

Клавдия не унималась в поисках счастья. И вот однажды пришел к ней человек. Он уверенно пришел, словно в свой дом и спокойно, уверенно ушел. Внутри ее что-то тревожило. Она мучилась вопросом: – «Откуда у него такая уверенность»? Внутренние чувства были подняты наглостью циника, утонченного пошляка. Он мучил ее всю ночь до физической боли, справляя животную страсть. «Почему она так легко доверилась этому человеку?» – глодало её внутри и душевная боль стала выше физической. Он оскорбил ее чувство, он использовал ее как вещь, взял у нее самое чистое – доверие и теплоту, сыграл на её страданиях по семейному счастью. Подавленная бесцеремонным хамством, униженная и обкраденная, она заплакала. Плакала от обиды, а больше из-за страха: «Неужели вся жизнь такая – крадут самое дорогое?».

Ей запомнился его самодовольный вид, как его широкая отвратительная спина бессовестно неторопливо исчезала за дверьми. Неужели эти уверенные хамы – хозяева жизни?

Не стала видно Клавдии. Лишь спустя время обнаружили ее повешенной в своем жилище. Сняли с петли и положили на скамейку. Лежит она спокойная, лицо умиротворенное, успокоилась навсегда. Тихо её увезли на понурой лошадке на кладбище и схоронили.

– Отыграли тебе Клавдия зори, ночи тебе отоспали, дни тебе отсветили, дожди тебя омыли, ветры тебя расчесали. Спи, Клавдия, вечным сном! - отпричитала ей Леонтьевна.

Не могла Клавдия найти приют среди людей, приютом ей теперь стала земля. Ушла её жизнь не распустившимся бутончиком в вечность.

О Клавдии Ванюшка сожалел, ему было жалко Клавдию, что зарыли доброту в землю. Он подходил к болотинке, к тому месту, где мыла его Клавдия и долго смотрел в воду. В воде ему представлялись Клавдины руки, руки заботливой матери, которые зовут, чтобы омыть его прохладной живительной водичкой и благословить его на жизнь, прожить за себя и за Клавдию.

* * *

Леонтьевна так и стоит живым маячком, одухотворяет, украшает жизнь, и эту миссию несёт уверенно, спокойно, с радостью в сердце. Нагадала Ванюшке на картах.