Произведения, 1856—1859

Албертъ не спускалъ съ него глазъ и счастливо улыбался.

— Не могу понять, почему тотъ артистъ, который воняетъ, лучше того, который не воняетъ, — холодно сказалъ Аленинъ и отвернулся.

— Не лучше, а достоинъ любви, высокаго сожал

ѣ

нія и почтенія. Искуство — высочайшее проявленіе могущества въ челов

ѣ

к

ѣ

. Оно — не игрушка, не средство для денегъ и репутацiи, оно дается избраннымъ. Оно поднимаетъ избранника на такую непривычную челов

ѣ

ку высоту, на которой голова кружится и трудно удержаться здравымъ. Искуство есть сл

ѣ

дствіе неестественнаго напряженія порывовъ, борьбы. Борьба съ Богомъ, вотъ что такое искуство — да. Одинъ офицеръ говорилъ мн

ѣ

, что н

ѣ

тъ Севастопольскихъ героевъ, потому что вс

ѣ

герои лежатъ тамъ на кладбищ

ѣ

. И тутъ, и въ искуств

ѣ

есть на одно[го] уц

ѣ

л

ѣ

вшаго сотни гибнущихъ героевъ, и судьба ихъ та же. — Вотъ они, эти погибшіе герои! отдавшіеся вс

ѣ

своему служенію. Вотъ онъ! Такъ не клеветать его, не сомн

ѣ

ваться въ немъ, не давать ему милостыню, а любить его и плакать надъ нимъ надо! Вы не сопьетесь, небось, вы книжку объ искуств

ѣ

напишете и камергеромъ будете, — заключилъ онъ, обращаясь снова къ Аленину.

— Зач

ѣ

мъ же личности, — остановилъ его Делесовъ, какъ хозяинъ дома, незнавшій, какъ замять этотъ разговоръ.

— Да, презирайте его, унижайте, — продолжалъ художникъ дрожащимъ отъ волненія голосомъ, — вотъ онъ оборванный, пьяный, голодный; а изъ вс

ѣ

хъ насъ онъ лучшій, онъ любимъ, онъ любитъ, онъ отдался не себ

ѣ

, отъ этаго онъ и сумашедшій. Да.

Албертъ съ невыразимымъ блаженствомъ слушалъ художника, хотя совс

ѣ

мъ не понималъ его р

ѣ

чь. Слезы вдругъ хлынули въ глаза художнику, онъ подавилъ рыданье и отвернулся.

— Вы славный челов

ѣ

къ! — сказалъ вдругъ Албертъ и неожиданно поц

ѣ

ловалъ художника въ щеку.

— Убирайтесь! Я вид

ѣ

ть его не могу, — проговорилъ художникъ и торопливо вышелъ въ другую комнату.

12.

Между гостями произошло смятеніе. Почтенный гость Аленинъ былъ обиженъ и старался скрыть это. Хозяинъ дома не зналъ, что д

ѣ

лать. — Въ первую минуту слова Нехлюдова тронули его; но скоро онъ вспомнилъ свою обязанность хозяина дома и, проклиная и Алберта, и Нехлюдова съ его запальчивостью, подс

ѣ

лъ къ почтенному гостю и повелъ разговоръ о общихъ знакомыхъ; но Аленинъ не слушалъ его и, не дождавшись ужина, взялъ шапку и поднялся. Несмотря на уговариванья Делесова, онъ весьма холодно пожалъ ему руку, особенно учтиво, проходя гостиную, включилъ въ одинъ поклонъ Алберта и Нехлюдова и вышелъ. Остальные гости, посид

ѣ

въ немного, тоже скоро разъ

ѣ

хались. Албертъ, над

ѣ

въ свою альмавиву, поплелся за ними. Делесовъ и не подумалъ его удерживать, такъ его занимала и мучала непріятность Нехлюдова съ Аленинымъ, происшедшая у него въ дом

ѣ

.

Оставшись одинъ, онъ долго ходилъ по комнат

ѣ

, досадуя на Нехлюдова. Было множество мелкихъ соображеній, по которымъ это д

ѣ

ло было ему крайне непріятно. И знакомства Аленина, и толки, и положеніе въ св

ѣ

т

ѣ

, притомъ онъ с

ѣ

дой, им

ѣ

етъ такую изв

ѣ

стность, сд

ѣ

лалъ мн

ѣ

особую честь, исключеніе, прі

ѣ

хавъ ко мн

ѣ

, и вдругъ такая исторія. Да просто нехорошо! Впрочемъ Нехлюдовъ хорошо говорилъ, думалъ онъ. Да зач

ѣ

мъ же грубо-то, вотъ что. Вс

ѣ

эти господа такіе. И снова онъ повторялъ въ памяти споръ Аленина съ Нехлюдовым и воображалъ, какъ бы это вовсе не могло случиться и какъ бы онъ могъ противуд

ѣ

йствовать этому, сказав то-то и то-то и получивъ въ отв

ѣ

тъ то-то и то-то. — Потомъ онъ сталъ думать о томъ, какъ замять это д

ѣ

ло, и посл

ѣ

долгихъ соображеній р

ѣ

шилъ завтра

ѣ

хать къ одной дам

ѣ

, которая очень дружна съ Аленинымъ, а потомъ н

ѣ

сколько разъ сряду быть на его музыкальномъ вечер

ѣ

. —

— Гд

ѣ

-то нашъ Н

ѣ

мецъ ночевать будетъ? — сказалъ Захаръ, разд

ѣ

вая барина: — даже жаль стало, какъ вс

ѣ

господа с

ѣ

ли по каретамъ, а онъ по морозцу въ своей епанч

ѣ

п

ѣ

шечкомъ поплелся.

— А холодно на двор

ѣ

? — спросилъ Делесовъ. Ему завтра надо было много

ѣ

здить.

— Страшный морозъ, Дмитрій Иванычъ. — Скоро еще дровъ купить надо....

Албертъ въ это время, спрятавъ голову въ плечи, б

ѣ

жалъ по направленію къ Анн

ѣ

Ивановн

ѣ

, гд

ѣ

онъ над

ѣ

ялся переночевать нынче.

— Очень, очень хорошо говорилъ, — разсуждалъ онъ самъ съ собою. — Обо мн

ѣ

говорилъ, я понялъ, сейчасъ понялъ. — Горячій молодой челов

ѣ

къ и аристократъ, это видно. Я, когда мы выходили, поц

ѣ

ловалъ его. Онъ очень, очень мн

ѣ

понравился. Да и хозяинъ славный, славный, угостилъ, такъ что даже совс

ѣ

мъ не холодно. Хорошо, что онъ меня не удерживалъ. Я ужъ не могу, только ему непріятно бы было, — разсуждалъ онъ, все ускоряя и ускоряя шагъ и засунувъ руки въ карманы, локтями закутывая свой плащъ. — Теперь Анна Ивановна, в

ѣ

рно есть гости, опять я поиграю имъ, танцовать будемъ, будемъ веселиться!....

Съ такими мыслями онъ доб

ѣ

жалъ до Анны Ивановны, калитка была отперта, н

ѣ

сколько саней стояло около нея, и изъ с

ѣ

ней падалъ св

ѣ

тъ на сн

ѣ

гъ двора. — Такъ и есть, еще есть гости, — подумалъ онъ и постучался. Лицо Анны Ивановны высунулось изъ-за р

ѣ

шетки.

— А — это вы, Албертъ!

— Я, моя прелестница, — отв

ѣ

чалъ онъ, улыбаясь.

— Колосовъ тутъ, идите! — отв

ѣ

чала Анна Ивановна, съ озабоченнымъ видомъ оглядываясь назадъ и не отв

ѣ

чая на улыбку Алберта. Колосовъ былъ изв

ѣ

стный петербургской богачъ. Албертъ понялъ, что нельзя, пожалъ плечами и еще разъ улыбнулся.

— Ну до другаго раза, — сказалъ онъ, — прощайте.

— Жалко, что нельзя пустить, онъ не любитъ постороннихъ, — сказала Анна Ивановна, — гд

ѣ

же вы переночуете?

⁵¹ — О, у меня м

ѣ

стъ много, прощайте, — и Албертъ пошелъ назадъ.

— Куда? — представилось ему. — Э! все равно, только бы спать поскор

ѣ

е, къ дворнику на Гороховую. Маршъ, — и онъ поб

ѣ

жалъ туда.

Дворникъ, завернувшись въ тулупъ, спалъ на лавк

ѣ

у воротъ. — Албертъ постоялъ, радуясь, посмотр

ѣ

лъ на него, какъ онъ славно спитъ, и, не р

ѣ

шившись будить, проскользнулъ въ калитку. Тамъ онъ въ темнот

ѣ

, какъ домашній челов

ѣ

къ, взялъ на право, съ трудомъ отворилъ закостен

ѣ

лыми пальцами дверь и скрылся въ темной конюшни. Онъ зналъ, что одно стойло пустое, прошелъ туда и легъ, отдуваясь. Въ навозномъ пару было почти тепло. Онъ завернулся съ головой въ плащъ и сказалъ себ

ѣ

: — Теперь славно! Спать! — Но какъ и у вс

ѣ

хъ, прежде ч

ѣ

мъ заснуть, въ голов

ѣ

его стали появляться воспоминанія о прошедшемъ, мечты о будущемъ и еще Богъ знаетъ какіе отрывки жизни, перебивающіе одн

ѣ

другія. —

— Ого-го! Какъ онъ поклонился, — думалъ онъ объ Аленин

ѣ

, — строго и величественно. Это хорошо. Я это люблю. Они думаютъ, что я не зам

ѣ

чаю; н

ѣ

тъ, я все зам

ѣ

чаю. Что ежели бы мн

ѣ

когда-нибудь встр

ѣ

титься съ какимъ нибудь принцомъ инкогнито, я бы узналъ его, я бы ум

ѣ

лъ съ нимъ обойтись, я бы ему такъ сказалъ: Милостивой Государь, я люблю людей царской крови, пьемъ за ихъ здоровье. А потомъ еще и еще и игралъ бы ему. А онъ бы сказалъ: люблю артистовъ, вотъ вамъ 2 миліона съ половиной. О, какъ бы я ум

ѣ

лъ поступить съ ними. Меньше я не взялъ бы. Я бы купилъ виллу въ Италіи. — Тутъ ему представилась декорація петербургской оперы, представлявшей виллу ночью. — Луна бы была и море. Я сижу на берегу съ Еленой Миллеръ, и д

ѣ

ти тутъ б

ѣ

гаютъ. Н

ѣ

тъ, не надо д

ѣ

тей? Зач

ѣ

мъ д

ѣ

ти матери? У вс

ѣ

хъ насъ одинъ отецъ — Богъ. Ну, и сид

ѣ

лъ бы я съ ней, держалъ бы ее зa руку и ц

ѣ

ловалъ и потомъ зап

ѣ

лъ бы. — Тутъ въ голов

ѣ

его зап

ѣ

ла серенада Донъ-Жуана. — Она бы упала мн

ѣ

на грудь и заплакала. Но вдругъ страшный акордъ и дв

ѣ

расходящіяся хроматическія гаммы, впадающія въ еще бол

ѣ

е страшный акордъ. Буря, б

ѣ

гутъ въ красныхъ плащахъ вооруженные люди отнять ее. Н

ѣ

тъ! Я говорю ей: спи спокойно. Я! И все пройдетъ, и поетъ мягкая, легкая, веселая мелодія, ее подхватываютъ хоромъ д

ѣ

вицы въ б

ѣ

ленькихъ юбочкахъ съ голубыми лентами и большими косами, а мы ходимъ, и мелодія все поетъ и поетъ, расходится шире и шире. — Въ сара

ѣ

слышался звукъ катящихся экипажей, и изъ этаго звука въ голов

ѣ

его составлялись мелодіи одна прелестн

ѣ

е другой, которыя п

ѣ

ли то голоса, то хоры, то скрыпки, то весь оркестръ. Мелодія принимала все бол

ѣ

е и бол

ѣ

е строгой характеръ и перешла наконецъ въ мужской стройный и медленный надгробный хоръ.