Возвращение «Back»

И лишь только лег под одеяло, провалился в тревожный нехороший сон; и не вспоминал Нэнс.

Его разбудил звук. Он не сразу понял, и чувствовал один леденящий страх. Крик. Кто-то пробежал по коридору, в спальню мистера Гранта. Нэнс? И хлопнул дверью. Вот, снова тишина. И началось. Еще крик «Джеральд». Кричала миссис Грант, так громко, что за криком не слышно было слов. «Джеральд». «Джеральд». И еще пронзительней «Ты меня слышишь?». «Скажи, ты меня слышишь?». И затем вопли. «Джеральд». И жуткие рыданья. «Джеральд, дорогой, Отец, где ты?»; и раздирающее «Отец», и, наконец, «Вернись», и последняя, кульминационная точка. Но это — зная свой предел — он не впустил. Он выключил слух, закрыл уши, давя на них вспотевшими ладонями. Отдал себе приказ не вспоминать. И быть бесчувственным. Как покойник.

Он заставил себя сосредоточиться на предметах. Остаться за чертой. Взгляд его упал на кошку, она мирно спала, свернувшись в клубок, спала и ухом не вела. И тогда, от мысли, что это животное способно не замечать диких звериных криков, от которых он не мог скрыться, зажав изо всех сил уши, он испытал страх, поскольку чувства, которые ему нельзя было знать, восстали вновь, как только он увидел кошку, они вернулись, с шумом, с гвалтом, всей толпой, как по сигналу, из той ночной минуты во Франции. Но он вырвался. Он одолел. И когда смог опустить влажные от струящегося пота ладони, кругом стояла одна мертвая тишина.

Она все-таки пришла; наконец-то. Он издалека услыхал ее шаги. Странное чутье подсказало ему выключить свет. Он лежал в темноте и ждал.

Как только вошла, зажгла в комнате весь свет. Он сел на кровати.

— Он ушел, — торжественно объявила она. — Все кончено.

Она стояла перед ним такая гордая, серьезная и прекрасная.

— Я дала ей снотворного, — сказала она. На ней была красная ночная сорочка. Он молчал и не мог отвести от нее глаз. — Вот, выпей. Здесь немного виски.

И не стала говорить, что добавила ему несколько капель, чтобы он тоже мог поспать. Она протянула стакан. Он подумал, что руки ее, в широких рукавах сорочки, похожи на персик.

И, глядя на нее такую — само утешение и покой, — понял, что полюбил серьезно. Но не умел об этом сказать, или таких слов еще не придумали.

Она скоро ушла. И больше в ту ночь не вернулась. Он спал как убитый. И храпел. Так, что под ним до утра стонали пружины.

Глава 24

Через день-два его вызвали на ковер к Коркеру. Тот выпытал у него все подробности о поставках для десяти установок по производству parabolam и остался вроде бы доволен, потому как в конце сказал:

— Ну что ж, неплохо. Ну а теперь, Чарли, перейдем к тебе.

— Да, сэр?

— Я давно к тебе приглядываюсь.

— Да, сэр.

— То, что я сейчас скажу, Саммерс, будет для меня не просто, — это был дурной знак. — Помнится, я когда-то говорил, что и в тылу нам выпало немало. Вот на днях пришлось отправить в недельный отпуск машинистку из статистического отдела. Как бишь ее? Ну конечно. Мисс Пис. Я редко забываю фамилии, — он замолчал, давая Чарли возможность согласиться, но тот, как обычно, упустил свой шанс. — Но я давно к тебе приглядываюсь, — продолжал мистер Мид. — Дело не только в тебе, я говорю о всех, кто пришел и придет, и уже очень скоро, — он откинулся, глядя на него, как с судейской кафедры. И опять Чарли не знал, что сказать.

— Что касается тебя, Саммерс, мне кажется, ты как-то не до конца выкладываешься и, по-моему, относишься к работе несколько поверхностно, как к чему-то второстепенному. А ведь ты получил блестящую возможность, Саммерс. Ты первый вернулся, и я дал тебе очень высокую для твоего сравнительно малого опыта должность. И что я вижу? Конечно, нам очень не повезло с той лаборанткой, которую прислало министерство. Вместо помощи — одна головная боль. И даже вред. И, заметь, я отдаю тебе должное за то, что ты справился. Но меня волнует другое. А именно ты сам, и вообще молодежь в целом. Что у тебя с женщинами? Проходу не дают, верно?

— Мне, сэр?

— Именно, тебе. Кто тут еще, кроме нас? А я скажу, в чем дело. Я знаю Роба Джордана всю жизнь, и вот пару лет назад он сообщил, что интересуется тюремной реформой. С тех пор я стал по случаю заглядывать на их заседания. Благо мы тут одни, без противоположного пола, так что будем говорить, как мужчина с мужчиной. Дело в сексе, Саммерс. Вот оно что. Секс.

— Секс, сэр?

— Знаешь, Саммерс, мне казалось, я имею право рассчитывать на твою искренность. И не притворяйся, что у тебя ни разу не возникло этой проблемы, тем более за четыре с половиной года в немецких лагерях. Что, не так? Да, черт возьми, все мы, в конце концов, люди. Это природа, возьми ее нелегкая.

— Вы имеете в виду девушек, сэр.

— Ну а кого же еще?!

— Но моя девушка умерла, в те же дни, когда я попал в плен.

И это спокойствие и безучастность, с которыми он сообщил о ее смерти, послужили для него мерилом того, насколько далеко отодвинулись все чувства и воспоминания о той девушке. Но он предусмотрительно промолчал о Нэнс, следуя старой привычке не высовываться, пока не спросят.

— Вот как? — растерялся мистер Мид. — Понятно. Тогда другое дело. Мои соболезнования, Саммерс.

— И ее отец отправился к ней позавчера. Я был рядом, когда все случилось.

— А что случилось?

— Второй удар.

Мистер Мид замечательно разбирался в болезнях и умел говорить о них часами. Таким образом, он вытянул из Чарли все, пока его познания в медицине не оказались абсолютно исчерпаны.

— Ну, а теперь вернемся к тебе, парень. Возможно, я ошибаюсь. Но буду говорить начистоту. Я понял, где зарыта собака. И заметь, никто мне не сказал ни слова. Но у меня сложилось впечатление, что все-таки между вами что-то было, с этой лаборанткой. Хотя, возможно, я ошибаюсь. Но это жизнь, Чарли, и у меня большой опыт, поверь, оно неизбежно. В общем, так, Саммерс, слушай меня внимательно. Женись. И обзаведись семьей. Детишки, оно главное. И еще. Не могу обещать, потому как решаю не я один, но, если женишься, приходи, и мы посмотрим на счет твоего повышения.

И тут случилось нечто совершенно из ряда вон. Чарли неожиданно икнул и поперхнулся, неправильно сглотнул слюну. Лицо его надулось, в один миг сделалось пунцовым; из глаз фонтанами брызнули слезы; и к своему ужасу, он осознал, что мистер Мид вот-вот решит, что над ним насмехаются. Коркер угрожающе гаркнул в кулак. Чарли ничего не мог поделать — глаза его сами полезли из орбит и чем дальше они вылезали, тем багровее и сердитее делался мистер Мид. Чарли совсем было задохнулся, привстал и уже опасно завалился на бок, как тут до мистера Мида дошло, и он встал, вытянул пухлый палец и прижал Чарли к стулу.

— С этим шутить опасно, очень опасно, — сокрушенно вздохнул мистер Мид и на целую минуту замолк, ожидая, что благодарный Чарли вставит «да» — но тот лишь по-дурацки ловил ртом воздух.

— От этого, между прочим, и умереть можно, — предупредил мистер Мид и тут, к счастью, зазвонил телефон. Он поднял трубку. Какое-то время слушал. Наконец, сказал «Да, Мюриель», из чего следовало, что на линии была жена с зобом. Коркер окаменел.

— Передай этому сынуле, что я душу из него вытрясу, когда приду домой, — заорал он в трубку. — В чем дело, Мюриель? Плевать я хотел, что ему семнадцать. Как? Я же не могу изменить своего сына! Слушай, и пусть идет прямиком в армию! Туда ему и дорога! Пока не поздно. Мюриель. Значит так, Мюриель…, и в трубке запищало. Коркер устало вытер лоб.

— Женщины, — со вздохом сказал он, — женщины.

— Мне пора возвращаться, — сделав плоское лицо, сказал Чарли.

— Прости, — мистер Мид откинулся в кресле. И в ту же секунду о нем забыл.

Чарли вернулся к себе и, спросив у оператора линию, позвонил Нэнс.

Теперь он часто говорил с ней по телефону. Больше ему некого было стесняться, ведь он остался один.

— Это ты? Это я.

— Ой, Чарли, подожди минутку, я только возьму папироску, — и, устроившись поудобней, сказала: — Давай.