Гулящая

ите, не являйтесь! воскликнула она и начала напевать вполголоса какую-то веселую песенку.

- Давайте петь! - предложил Проценко.

- Давайте! давайте! - весело закричала попадья.- Только и вы, Лука Федорович, будете подтягивать.

- Если песню знаю, отчего же, можно,- закуривая папироску, ответил тот.

- А какую бы спеть? Знаете, ту, которую у ваших пели,- вспомнила попадья.

- "Выхожу один я на дорогу"? - спросил Проценко.

- Лермонтова! Лермонтова! - затараторила она.- Ах, как я люблю Лермонтова! Ужасно люблю! А при жизни его, говорят, не любили. Дураки! Вот если бы он теперь был жив?!

- Так теперь бы над ним еще насмеялись,- ввернул Довбня.

- Не признали бы? Ваша правда, Лука Федорович! - воскликнула она.Сколько гибнет непризнанных талантов! - И она глубоко вздохнув, стиснула зубы и погрозила кому-то кулачком.

Не успели они затянуть "Выхожу один я на дорогу...", как в комнату ввалился отец Николай и, ни с кем не поздоровавшись, стал подтягивать басом. Он не слушал, в лад он поет или не в лад, знай гудел своим басом... Видно, хорошие были крестины! Попадья, услышав нестройное пение, первая замолчала, за нею умолк и Проценко, один Довбня, точно сговорившись с попом, знай подтягивал ему, а тот, красный как рак, пыжился, надсаживался и ревел, как бык, на всю комнату.

- Да перестань ты! слушать невозможно! - крикнула попадья, затыкая уши.

- Не слушай... Дальше как? - расходившись, кричал поп Довбне.- Говори, как дальше?

Довбня улыбнулся своими мрачными глазами.

- Конец уже,- ответил он.

- Конец? - переспросил отец Николай.- Жаль!

Тут он бросился к Довбне, обнял его и поцеловал.

- Мы ведь с тобой старые товарищи... вместе учились! Слышишь, Наталочка, вместе учились. Он только на один курс старше... Почему же ты, братец, не пошел в попы? Эх ты!.. Неважное, брат, и наше житье, а все лучше, чем так скитаться... Жена, брат, дети... Постой, погоди... соврал! Детей нет... Да и будут ли, черт его знает!.. Ну, а жена? - протянул он тонким голосом, хотел что-то сказать, но только покачал головой и спросил у Довбни: - Водку, брат, пьешь?

- Отчего же такого добра не пить? Можно? - ответил тот.

- Можно, говоришь? Эй жена! Давай нам водки, давай закуски, всего давай! Что есть в печи, все на стол мечи!.. А я вас и не заметил,повернулся он к Проценко.- Извините, голубчик! извините! - и кинулся целоваться с ним.

- Вот тоже хороший человек,- хвалил он Проценко Довбне.- Хорошие теперь люди пошли, все хорошие! А уж как его моя жена любит! Вот этого, бородатого! Ишь какой!.. Ну, дай я тебя еще в бородку поцелую - угодливо говорил он Проценко, прижимаясь лицом к его бороде.

- А ты, жена, смотри как-нибудь не ошибись, а то примешь его бороду за мою да вцепишься своими ручками!

- Что ты мелешь? - воскликнула Наталья Николаевна, укоризненно глядя на мужа.- Налижется и болтает бог знает что.

- Это правда, что я нализался, ей-богу, правда. Нельзя, брат, было... Кум... Постой, кто же был кумом? Как