Мемуары Дьявола

Однако обоих смущало одно обстоятельство — полное отсутствие денег. Решив, что с помощью Анри будет не так трудно преодолеть это препятствие, барон предложил отправиться сначала в Витре, что они и сделали. Устроившись на самом захудалом постоялом дворе, Луицци оставил там сестру и разыскал Анри. Лейтенант, несмотря на недавнее ранение, не лежал в постели; сидя за столом, он что-то увлеченно писал. Просьба Луицци привела его в полное замешательство; он невнятно пробормотал какие-то маловразумительные извинения, хотя нет ничего неправдоподобного в том, что из нищенского жалованья младшего офицера не выкроишь никаких сбережений.

Барон, которому с его двухсоттысячной рентой казалось удивительным, что известный в своем городе человек не может чуть ли не сходя с места раздобыть парочку тысяч франков, непринужденно предложил Анри занять деньги у товарищей по оружию или же в казначействе полка. На что лейтенант в крайне раздраженном тоне ответил, что не собирается залезать в тощие кошельки столь же нищих, как и он, офицеров, после чего добавил:

— Это вам не Париж, сударь; там меня нисколько не затруднило бы достать сумму, чтобы вам было на что покинуть этот проклятый край, пусть бы мне пришлось заложить собственные эполеты! Но в этой дыре нет даже самого занюханного ломбарда. Воистину Бретань — страна дикарей!

Барон немало подивился убежденности Анри в том, что наличие ломбарда является мерилом цивилизованности, однако понял, что тот никак не поможет ему вырваться из столь затруднительного положения. Лейтенант, вполне очевидно, сам был гол как сокол и, судя по всему, что видел Луицци, проявлял такую щепетильность по отношению к кошелькам товарищей и полковой кассе только потому, что ранее уже не раз запускал туда руку.

Как бы то ни было, у барона от встречи с Анри остался на душе не самый приятный осадок. Тем не менее, поскольку он уже выработал для себя столь прекрасную манеру поведения, выбрав себе благообразную роль готового на любые жертвы покровителя и любящего брата, то ему пришлось немало потрудиться, чтобы переубедить себя и разрушить досадное впечатление. Он сказал себе, что для юного лейтенанта вполне естественно залезать в долги и что, как и у всякого искусного соблазнителя из хорошей комедии или веселой оперетты, все ценные бумаги в его карманах исчисляются лишь количеством любовных записок.

Луицци возвращался на постоялый двор, где оставил Каролину, размышляя примерно в таком духе, как вдруг удивленный вскрик и названное кем-то его имя вырвали его из задумчивости. Он увидел, как некий путешественник сошел с дилижанса, остановившегося для смены лошадей; то был не кто иной, как господин Барне, нотариус.

— Черт побери, — обрадовался Луицци, — само небо посылает вас мне, не иначе!

— И не иначе, как оно помогло мне встретить вас. Где вас носило целых полтора года? Я писал вам, писал, но все без ответа.

— Да все путешествовал по заграницам, — не без труда нашелся Луицци. — Но вас-то что привело в эти края?

— Одно очень важное дело и не менее важная привязанность. Начинается процесс, от которого зависит состояние одного из моих клиентов — миллиона на полтора, не меньше! Дело серьезное, ведь речь идет ни больше ни меньше, как о подложном завещании, которое может лишить маркиза де Бридели шестидесяти тысяч ливров ренты.

— Маркиз де Бридели, — задумался Луицци. — Я, кажется, знаю его; это не третий сын старого маркиза… тот еще прощелыга, скажу я вам…

— Нет, нет… — понизил голос как бы для пущей конфиденциальности господин Барне, — тот уже приказал долго жить. Речь идет об усыновленном им…

— Ах, о Гюставе! Но он же конченый пройдоха!

— Его права от этого не становятся более спорными, господин барон. Видите ли, сударь, нельзя ни в коей мере опровергать или сомневаться в законном праве, какому бы негодяю оно ни принадлежало! К тому же господин де Бридели показал себя в этих обстоятельствах с самой лучшей стороны. Это я обнаружил причитающееся ему наследство; он поручил мне вести дело, а в случае его успеха обещал сто тысяч франков…

— Ради такой кругленькой суммы стоит тащиться за двести лье, — улыбнулся Луицци.

— Однако, — продолжал Барне, — надежда на подобное вознаграждение, возможно, не заставила бы меня уехать из Тулузы, если бы мне не нужно было повидаться в этих краях с персоной, которая наверняка интересует и вас, господин барон.

— С Каролиной?

— Вы ее видели?

— Да, она здесь, в двух шагах…

В тот же момент раздался крик форейтора:

— По местам, господа, отправляемся!

— Вы не остановитесь в Витре? — спросил Луицци нотариуса, который повернулся уже к дилижансу.

— Слушание назначено на завтра в Ренне; {363} я приеду туда только к вечеру, а всю ночь мне предстоит провести с поверенным, которому поручено наше дело, и обсудить с ним некоторые детали…

— Но Каролина…

— Я рассчитывал написать ей и повидаться на обратном пути; приближается ее совершеннолетие, и я хотел бы представить ей счета; очень рад, что вы здесь и сможете по достоинству оценить, с какой рачительностью я обращался с ее капиталом; какая жалость, что все эти деньги уйдут в монастырь!

— Но нет, — поспешно возразил Луицци. — Каролина выходит замуж.

— Ба! Вот это новость! — Господин Барне сошел с подножки дилижанса на землю. — И за кого?

— За одного офицера, некоего Анри Донзо. Нотариус нахмурился:

— Мне знакомо это имя, и, как мне кажется…

— Садитесь же! — взвизгнул форейтор. — Только вы остались, сударь! Мы и так отстаем на целых два часа! Нам это опоздание никак не нагнать!

— Прощайте же, — заторопился Барне, — дайте только ваш здешний адрес.

— Я рассчитываю уехать завтра; возвращаюсь в Париж.

— Тогда до свидания в столице; я обязательно загляну к вам, чтобы повидаться, ибо нам нужно обговорить и решить много всяких чрезвычайно важных дел…

— Минуточку, господин Барне; по несчастливому стечению обстоятельств, все детали которого слишком долго рассказывать, я попал в плен к шуанам… Меня обчистили как липку, и я здесь…

— Без гроша, — понял Барне. — Черт, вот еще морока! Дело в том, что я и сам взял с собой денег только на дорогу, ведь я знал, что предстоит путь по стране, в которой разгорелась нешуточная гражданская война! Вот все, пожалуй, что я могу вам предложить: переводной вексель на имя одного коммерсанта в Ренне; его легко обратить в наличные, если только вы не предпочитаете, чтобы я сделал это сам в Ренне и переслал вам деньги. Завтра в полдень, не позже, они будут у вас в руках.

Луицци нисколько не улыбалась перспектива визита к банкиру, который мог бы поинтересоваться, откуда у этакого оборванца взялась подобная ценная бумага, и потребовать какой-либо документ, идентифицирующий его личность; поэтому он с радостью согласился.

Распрощавшись с нотариусом, Луицци поспешил рассказать о своей встрече сестре.

Каролина сидела вся в слезах; ее новости не были столь же радужными. Одна из монахинь, прослышав о случившемся у Жака и не дождавшись возвращения сестры Анжелики, разыскала ее и устроила форменный допрос. Раздосадованная новым решением Каролины, она пригрозила донести на бесправную послушницу властям, и эта угроза сильно напугала девушку.

Луицци тоже встревожился; ибо вряд ли он смог бы убедительно разъяснить какому-либо должностному лицу, кто он такой и как сюда попал, а тем более предъявить какие-либо права на юную монахиню, поэтому барон решил покинуть Витре как можно быстрее. Не успел он прийти к этому выводу, как принесли записку от Анри, в которой лейтенант сообщал, что новое обострение горячки не позволяет ему лично принести Каролине свои искренние извинения и т. д. Луицци поспешил к офицеру, действительно обнаружив его в постели; они условились, что барон и Каролина немедленно отправятся в Париж, получат от военного министра разрешение на женитьбу и сделают оглашение о предстоящем бракосочетании, а лейтенант присоединится к ним, как только придет в себя после ранения.