Гулящая

твовал, как мурашки бегают у него по спине: его бросало то в жар, то в холод, а скорбные голоса впивались в душу, терзали ее, сосали сердце...

Проценко, глубоко вздохнув, покачал головой; Христя и Марья переглянулись и рассмеялись.

- Ну, как? - спросил, кончив играть, Довбня.

Проценко молчал.

- Нет, это нехорошая, очень печальная. Вот та, которую раньше играли, та лучше,- промолвила Марья. А Христя тяжело вздохнула.

- Чего ты так тяжело вздыхаешь, птичка моя перепеличка? - спросил Довбня, заглянув ей в хмурое лицо.

- Христя! Марья! - послышалось из кухни.

- Пани...- испуганно прошептали обе и опрометью бросились в кухню.

- Забрались к панычу в комнату! Зачем? - кричала Пистина Ивановна.

- Ну, и зададут жару нашим критикам! - со злой усмешкой сказал Довбня.

Проценко сидел, понуря голову, и молчал, а Довбня широкими шагами ходил по комнате.

- Что, если бы вашу игру услышала Наталья Николаевна? Вот была бы рада! - произнес через некоторое время Проценко.

Довбня остановился, пристально поглядел на Проценко и спросил:

- Какая?

- Вот с кем вам следует познакомиться! Вы знаете отца Николая? Это его жена. Молодая, прекрасно поет и страшно любит музыку. Хотите, я вас познакомлю? - быстро заговорил Проценко.

- С попадьей? - протяжно спросил Довбня.- А водка у них найдется?

Проценко поморщился и нехотя ответил:

- Наверно, найдется, как во всяком семейном доме.

- А если нет, так за каким чертом я к ним пойду? Что я, поповской нищеты не видал? - угрюмо пробубнил Довбня.

Проценко еще больше поморщился. Пожалуй, Довбня угадал. Насколько ему известно, у попов всегда такая бедность... "Нищета, в самом деле нищета!" подумал он. Потом ему вспомнилась попадья - такая живая, такая красивая...

- Неужели вы людей оцениваете по богатству? - спросил он, подняв голову.

- А по чему же еще? - спокойно ответил Довбня.- Придешь к человеку в дом, просидишь до полуночи и тебе не дадут ни рюмки водки, ни куска хлеба?

"Обжора! Пьянчуга!" - чуть не сорвалось у Проценко с языка, но он только заерзал на стуле.

- Впрочем, пойдемте, если хотите,- согласился Довбня.- Пускай поп немножко тряхнет мошной... Я с ним еще по семинарии знаком, а она... она, говорят, у него того... веселенькая попадейка.

"Того!.. веселенькая!" - покоробило Проценко; в сердце шевельнулось неприязненное чувство. Так бы, кажется, и кинулся на Довбню, заткнул бы кулаком глотку этому проклятому пьянчуге, обжоре!..

Проценко бросил на Довбню презрительный взгляд, а тот, выпрямившись, спокойно стоял перед ним, и только неприметная ухмылка играла у него на губах и поблескивали мрачные глаза. Проценко чего-то стало страшно... Страшно, что такой талантливый, человек и так опустился.

- Ну, что ж, когда же пойдем? - спросил Довбня.- Завтра, что ли? Идет?

- Как хотите,- угрюмо ответил Проценко.

Довбня, выкурив еще одну папиросу, ушел домой, а Проценко стал мрачно расхаживать по комнате, раздумывая, что бы такое сделать,