Лебеди в Москве (сборник)

Вчера — набросок лишь, подросток.

Девчонка с леденцом во рту,

И вдруг — Мадонна, Лорелея,

Вдруг выиграла в лотерею

Пленительную красоту!

Теперь вокруг нее — ребята.

Уж я-то знаю, что им надо.

Узнать бы мне, что надо ей.

Одно тогда мне было ясно:

Она, как музыка, прекрасна

И не для тех, «глухих», парней!

Я говорил про Метерлинка.

Но тут опять на миг заминка...

Ах, ей домой пора давно.

Нет, «Синей птицы» не читала

И «вообще предпочитала

Ходить на танцы иль в кино»...

Мы слишком разные! Чего там!

Вот тихо подошли к воротам.

Стоим. Молчим. В последний раз.

И гордо я бросаю Рите;

— Вы карточку мою верните!

— Нет! Я хочу запомнить вас!

И вдруг на цыпочки привстала,

Сама к губам моим припала,

Вся натянулась, как струна,

И тут же — а дверь, стрельнув замками,

Хоть я успел прочесть руками,

Как сказочно она стройна!..

____

Мы не назначили свиданья...

Так начинались испытанья:

Кто сколько жить в разлуке мог?

Я стал ее незримой тенью,

Я, словно демон, в сновиденьях

К ней проникал сквозь потолок.

Я представлял ее светлицу

И то, как спать она ложится,

А я, невидимый, стою,

Смотрю: глаза ее в тумане...

Ах, как закапала слезами

Всю фотокарточку мою!

Но это лишь во сне случалось.

А наяву она смущалась,

И я при встречах прятал взгляд.

Я в те мгновенья золотые

Не понимал, что молодые

Не знают сами, что творят.

Порой, будя ее соседей.

Кружил я на велосипеде

Вокруг притихнувших домов,

Порой бессонными часами

Блокнот исписывал стихами...

Вот экземпляры тех стихов:

Помню, не было сказано слова,

Чтобы завтра увидеться вновь,

Но я верил, что все-таки снова

Час свиданья подскажет любовь.

Но ничто не вернется обратно.

За окном непроглядная мгла...

Может быть, и тебе не понятно:

Ложь иль правда меж нами легла?!

Впрямь — как любительские снимки

Все те стихи. Как быть мне с ними?

Я рад, хоть здесь пристроить их!

В суровом райвоенкомате

Я на стихи украдкой тратил

Бумагу бланков призывных...

Видно, редкая встреча бывает счастливой.

Дни бегут... за волною волна...

Тонкий тополь с любовью склонился над ивой,

Что ж ты, ива, печали полна?

Если лунная ночь, как тоска, надоела,

Если хочешь любви наяву,

Назови меня нежно, хотя бы Ромео.

Я Джульеттой тебя назову...

Это просто мечты, просто сладкие звуки.

Я в ту пору все время писал о разлуке...

Я не приду к вам в гости:

Тоненький, в две доски,

Шаткий, непрочный мостик

Рухнул в море тоски.

Сердце свое ты прячешь.

Как я тебя пойму?

Может, ты горько плачешь

В девичьем терему?

Счастье пришло так странно,

Радуя и грозя!

И полюбить нам — рано,

И разлюбить нельзя.

Знаю я, знаю точно:

Хочешь ты не со зла,

Чтоб полевая почта

Дом твой не обошла,

Чтобы пришлось не сладко,

Чтобы ждала, любя.

Чтобы могла солдаткой

Вслух называть себя.

Ну, а приду в шинели

С поля чужих держав —

Бросишься мне на шею,

Больно руками сжав.

На горе мне один «любитель»

Стихов, листки мои увидев,

С усмешкой носом покрутил:

— Ах эта Ритка! Знаю, знаю!

Она совсем и не такая...

Сам с нею время проводил!..

Солдаты так не шли в атаку.

Как я тогда рванулся в драку!

Как будто — вот он! — главный враг.

Как я с размаху бил по роже!

Он сплюнул кровь. И подытожил:

— Нельзя уж пошутить, дурак!

А я кричал: — Иди ты к черту!

Она ж хорошая девчонка.

А вы, как пчелы, льнете к ней!—

Я взял свои стихотворенья,

На сквере наломал сирени —

И зашагал к Тоске моей!

Иду. Волнуюсь. Вот уж близко.

Она работала бодисткой.

На телеграфе — стук и спор...

Сказал я робко: — Здравствуй, Рита! —

Она взглянула с гордым видом...

Не получался разговор.

«Любила ли она кого-то?» —

Как быстро мне пришла охота

Послушать исповедь ее...

Но Рита резко отрубила:

— Любила или не любила,

Уж это дело не твое!

Впервые стало мне заметно:

Она была такою бледной.

(Я помню голод тех годов!)

А тут завыли вдруг сирены,

И стало нам не до сирени,

Не до лирических стихов.

____

Давно уж я со многим свыкся...

В Египте, увидавши сфинкса,

Я смутный смысл его постиг...

Но в душу той моей знакомой,

В ее зеленый взор, с истомой,

Я абсолютно не проник!

Что знал о ней я? Что в ней понял?

Какие черточки запомнил?

Нашел ли впрямь свою мечту?

По сути, я той ночью лунной

Доказывал, какой я «умный»,

А в ней лишь видел красоту.

Я помню, после на вокзале

Я видел: в неуютном зале

Гремел облезлый патефон,

И, улыбаясь, офицеры

Ее кружили вечер целый,

Играя золотом погон.

«Ну, что ж! — я думал откровенно: —

Покуда я не стал военным,

Меня ей не за что любить!

Когда ж и мне дадут погоны —

Нас всех на фронт умчат вагоны.

И что еще тут может быть?»

Ах, синий дым воспоминаний, —

Как сильно накурили парни!

В сплошном тумане весь вокзал.

Лишь только лик ее точеный,

Лишь только блещут из-под челки

Ее прозрачные глаза...

Еще я помню: тень забора...

Кирпичный дом... ее контора...

Однажды я бродил вокруг.

Вдруг шум. Воды зачем-то просят...

И Риту на руках выносят,

И тихо опускают с рук...

Я к ней лечу разгоряченный:

— В чем дело?

— Обморок с девчонкой! —

Не спрашивая ни о чем,

Припомнив, не любовь, так дружбу,

Бегу к бачку, срываю кружку,

Несу воды, мчусь за врачом...

Наверное, когда проснулась,

Она бы мне вдруг улыбнулась!

А я, не знаю почему,

Нарочно отошел в сторонку

И прочь пошел, как посторонний...

Чего мудрил? Сам не пойму!

. . . . . . . . . . . .

А вот и день забот дорожных...

Забудь, что ты — поэт, художник.

Команда: «Смирно! Шагом арш!»

И лейтенант, хромой и резкий,

Сердито комкает повестки.

И трубачи рокочут марш.

И мы, безусые ребята,

У здания военкомата,

Своею нужностью горды,

Слегка горбатясь под мешками

(Что назывались «сидорами»),

Нестройно строимся в ряды.

. . . . . . . . . . .

И вот

в разливе солнечного блеска,