Шутка

ШУТКА

Снегопад был таким, что за два часа окно снаружи сплошь залепило снегом. Обнаженная девушка поднялась из постели и, обхватив свои бежевые плечи, подошла к окну. Она легонько постучала кулачком по стеклу в надежде, что снег снаружи осыплется. Так и получилось: маленький тонкий пласт бесшумно отломился и канул. Девушка нагнулась к образовавшемуся глазку и долго смотрела на осугробленные крыши, а потом повернулась назад с таинственной улыбкой совершенно счастливого человека и с невинными словами:

- Как быстро в этом году наступила зима!

Мужчина откинул одеяло и сел на диване. Он смотрел на девушку. В его глазах не было ничего, кроме усталого тепла.

- Танюша! - позвал он. - Иди, сядь рядом со мной!

С поспешной готовностью, какую женщины проявляют лишь тогда, когда хотят подчеркнуть сове желание немедленно повиноваться своему властелину, девушка бросилась к мужчине, но села не рядом, как он просил, а на ковер у его ног, положив руки и голову к нему на колени:

- Знаешь, Васенька, я, кажется, наконец-то по-настоящему счастлива...

Васенька запустил пальцы в волосы возлюбленной, поднимая ее голову. Он улыбался.

- Раз уж мы приняли сегодня такое решение... Решение - на всю жизн ь... Так давай отметим этот день, - предложил он.

- Давай, - кивнула Таня. - пойдем куда-нибудь?

- Для начала я куплю тебе у кооператоров двадцать одну пунцовую розу.

- Почему двадцать одну?

- А ты забыла, сколько тебе лет?

Девушка с улыбкой шумно выдохнула воздух - это у нее был такой странный смех:

- Тогда купи пятьдесят девять.

- Зачем?

- Затем, что сегодня наш общий праздник, а если посчитать, сколько нам с тобой вместе лет и особенно сколько розы будут стоить в это время года...

- Тогда я куплю тебе какой-нибудь другой, но совершенно необыкновенный подарок.

- Да. Жемчужные бусы. В том киоске, что у метро. Моя приятельница ну та, нищая поэтесса, у которой это - единственная драгоценность, однажды дала мне померить и тут же, увидев их на мне, сказала, что обратно не возьмет, потому что это моя вещь, я словно бы с ней родилась. Мне стоило огромного труда вернуть ей бусы - она все сопротивлялась, но в душу мне они запали. Поэтесса - матовая блондинка, на ней жемчуг как-то блекнет, а на мне - я ведь совсем смуглая и черная - наоборот, приобретает какие-то немыслимые оттенки - голубой, розовый, желтый - где их раньше не было... Словом - живет! Я все копила деньги на такие бусы, но никак не могла собрать четыреста рублей, все на что-нибудь мелкое соблазняюсь...

- Решено, - обрадовался Вася. - Я сегодня богатый. Сейчас покупаем жемчуг. Потом идем подавать заявление. А после этого хватаем тачку и едем в "Норд". Тамошний директор - мой школьный приятель, так что нас примут как царей.

- И ты скажешь своему другу, - подхватила девушка, - вот это - моя невеста, Таня Лазарева.

- Невеста, - твердо повторил Василий и посмотрел на Таню так, как смотрят только очень открытые и влюбленные люди.

У киоска Таня сняла пуховый шарф, обнимавший ее шею, и Вася торжественно застегнул на ней сзади замочек жемчужного ожерелья. Девушка загляделась на себя в витринное стекло. И она действительно была необыкновенна в тот миг. Из серенького потертого песцового воротника беспомощно тянулась тонкая смуглая шея, на которой жил своей отдельной, недоступной и недосягаемой жизнью жемчуг. Василий залюбовался своей любимой. Танюша отказалась снова надеть шарф, но Вася почувствовал, что она не простудится - такое ощутимое доброе и счастливое тепло, почти свечение, исходило от нее.

Совсем стемнело. С трудом пробивая себе колесами путь в рыхлом снегу, древний "Запорожец" остановился у закрытой стеклянной двери ресторана, одну половину которого занимала огромная табличка "Мест нет", кажется, приделанная туда раз и навсегда, а другую - спина швейцара, не соизволившего даже повернуться на стук Василия. Тому пришлось сильно пнуть дверь ногой, чтобы швейцар, не отрывая носа от газеты, сделал рукой неопределенный жест к табличке, очевидно решив, что имеет дело с душевнобольным. Василий повторил свой маневр, и только тогда швейцар, не открывая двери, стал знаками выяснять, в чем дело, на что Василий закричал, что ему нужен сам директор. Швейцар начал длинно расспрашивать, что да зачем.

Тягостная сцена, в продолжении которой Танюша стояла на несколько шагов позади, становилась уже комичной. Наконец, волею случая, в вестибюле появился сам директор, который с первого взгляда узнал товарища, оттолкнул швейцара и сам отодвинул засов. Друзья обнялись тут же на пороге, а затем стали хлопать друг друга по плечам и восклицать обычную бессмыслицу: "Ну как ты? - А ты? - Да ничего! - А я, как видишь... - Ну ты даешь!" И директор понемногу повлек Васю за собой.

В эти первые минуты Танюша, от замешательства так и не вошедшая в ресторан, оказалась забытой. Так как она от робости не делала никаких попыток войти, то швейцар, приняв ее за постороннюю, начал закрывать стеклянную дверь. Только тогда девушка опомнилась и переступила порог, но была остановлена швейцаром, который, загородив ей дорогу, зычно спросил:

- А вам здесь что надо?

Растерявшись, испугавшись неожиданно резкого тона, Таня сделала неопределенный жест в сторону мужчин, которые уже удалились вперед на несколько шагов. Если бы она продержалась еще секунду, то Василий бы к ней обернулся, позвал, и все бы пошло, как было задумано. Но швейцар, напирая на Таню всей тушей, уже совсем оттеснил ее к выходу. Это и увидели обернувшиеся друзья.

- С тобой? - спросил директор своего гостя.

И тут на возбужденного встречей Василия накатила волна шального озорства, то болезненно-напряженное состояние, про которое говорят: "черт за язык дергает".

- Нет, - быстро сказал он и, ужаснувшись, тут же открыл рот, чтобы рассмеяться собственной шутке и пригласить невесту за собой. Но швейцар, услышав это слово, последним усилием вытолкнул ошеломленную таким ответом девушку за дверь и быстро задвинул засов. И до конца жизни запомнил Вася выражение бесконечного удивления на Танюшином лице, в котором уже отражались вестибюльные лампочки.