Разомкнутый круг

Вильна оглохла от музыки! Балы сменялись балами. Словно предчувствуя ожидающие их испытания, трудности и даже смерть, люди стремились как можно больше получить от жизни. Гвардейцы упивались музыкой, вином и любовью. Местные дамы сходили с ума по Волынскому, а он – по пани Тышкевич. Где бы ни появлялись Рубанов с графиней, Волынский был уже там. Независимо глядя на Рубанова, он приглашал его даму на танец, но всегда получал отказ. Как отталкиваются друг от друга однополюсные стороны магнита – так красавица полячка отталкивала красавца гвардейца.

Делая вид, что ничего не случилось, бледный от злости и от этого еще более красивый, Волынский приглашал первую попавшуюся даму, абсолютно не обращая внимания на эмоции ее кавалера.

Офицеры хмурились, когда высокий стройный кавалергард в своем белоснежном колете и лосинах, гремя шпорами, входил в танцевальную залу. Дамы трепетали и томились, словно степные кобылицы рядом с породистым жеребцом. Глаза и мысли всех без исключения девиц и женщин были обращены на него. Забывая о своих кавалерах, они досадливо обмахивались веерами, завидуя и ревнуя к счастливой сопернице, кружащейся с ним в танце.

Уже не один Рубанов думал вызвать его на дуэль.

Все расставил по своим местам князь Оболенский. Кавалергарда он спас от неминуемой смерти, а офицеров – от холостой жизни.

– Кого я вижу! Друг Волынский! – похлопал его по плечу князь. – А не выпить ли нам пуншику?

Влюбленный поручик согласился, забыв: то, что для Оболенского – разминка, для него – смертельная доза. Любовь дам тут же остыла, и они отворачивались от недавно желанного кавалера.

В довершение всего Волынский чуть не опрокинул старого пехотного полковника, отдавив ему любимую, заслуженную в суворовских походах мозоль.

– Вы наступили мне на ногу, – топорщил усы и пыхтел полковник.

Вместо того чтобы извиниться и уйти, Волынский вступил в дискуссию и поинтересовался, глупо при этом ухмыляясь:

– Кому?

Ветеран подпрыгнул, словно его ужалила оса, и, брызгая слюной, заверещал:

– Мне!.. Мне!.. Полковнику вы наступили на ногу…

– Мы все здесь полковники! – заявил поручик, с трудом сосредотачивая взгляд на своем оппоненте.

После такого заявления старый офицер, раскрывая словно пойманная рыба рот, пробежал толстыми, короткими пальцами по карманам и ухватился за плечо.

– Ружье ищет! – объяснил Оболенский заинтригованным конногвардейцам, столпившимся вокруг спорящих.

Так ничего и не сумев ответить, полковник куда-то убежал.

Через некоторое время двое седоусых солдат под руки вывели его противника из зала, и несколько последующих балов он провел на гауптвахте. Кажется, даже кавалергарды остались довольны и не особо переживали о своем товарище.

30

Как всегда, русские и их вожди были наивны и верили в заключенные с врагом договоры о мире. Верили даже тогда, когда полчища Наполеона, не таясь, концентрировались у Немана. Верили даже тогда, когда он, красуясь на коне перед войсками, изрек:

– Россия увлекается роком! Она не избежит судьбы своей… Вперед! Перейдем через Неман, внесем оружие в пределы России!

И через два дня французская армия перешла Неман, к немалому своему удивлению, не получив отпора и не встретив на своем пути каре русских войск.

Когда, танцуя на балу, Александр узнал о переправе неприятеля, он не запаниковал, оставался спокоен и даже не остановил бал, а лишь произнес, всматриваясь близорукими глазами в сторону реки и где-то там собирающейся угрозы:

– Я не положу оружия до тех пор, пока останется хоть один неприятель в моем государстве!

Чуть позже он подписал приказ по армиям, заканчивающийся следующими словами: «Не нужно мне напоминать вождям, полководцам и войскам нашим об их долге и храбрости.

В них издревле течет громкая победами кровь славян. Воины! Вы защищаете веру, отечество и свободу.

Я с вами. На зачинающего Бог».

Ни на одну нацию так вдохновляюще не действует вовремя сказанное слово, как на русскую.

Между тем переправа продолжалась… И хотя поливший как из ведра дождь испортил дороги и перешедшим через Неман войскам трудно было взбираться в гору – особенно артиллерии и обозам, 12 июня они заняли Ковно.

Разъезды лейб-гвардии Казачьего полка первыми заметили врага и доложили по команде, но им было велено отступать, на стрельбу не отвечать и не поддаваться на провокации – с французами у нас договор…

У Наполеона даже в голове не укладывалось, что при явном нападении русские еще могут верить в царственные закорючки, поставленные на бумаге в Тильзите. Тем не менее, это было так.

Проскакав три версты за взятый без боя город, он не нашел и следа русской армии. «Здесь кроется какая-то азиатская хитрость!» – решил император французов. Гигантскую русскую простоту и доверчивость прожженные лжецы, интриганы и завоеватели всегда называли «азиатской хитростью» и ломали над ней голову.

В дальнейшем, стараясь разгадать, где ему подложили свинью, Наполеон три недели сидел в Вильне.

Три недели!!!

И эти золотые деньки во многом решили исход войны. Бонапарт не сумел справиться с Россией до зимы!.. Вот она. Свинина по-татарски!..

К тому же, жалея Вильну, Александр приказал отдать город без боя, хотя на подступах к нему французы убедились в храбрости русских и их умении воевать.

С таким же подъемом, с каким недавно встречали императора Александра, горожане встретили императора Бонапарта.

Городской голова выбрал самый здоровенный ключ – им он запирал свою «целомудренную» молодую супругу – и с большим апломбом, в окружении именитых сограждан, преподнес его Наполеону как ключ от города Вильны.

Взвесив в руке ключ и прикинув, какой к нему нужен замок, Наполеон весьма благосклонно отнесся к городской депутации, но въехал в город лишь после того, как балконы обвешали коврами, а окна домов убрали цветами и венками. Поляки приветствовали императора восторженными воплями и приготовили ему дворец, из которого три дня назад выехал Александр.

Когда, русский государь услышал об этом от министра полиции генерала Балашова, посланного им с письмом к Наполеону, то весьма огорчился.

– Да не обращайте внимания на этих поляков, ваше величество. Когда мы возьмем город обратно, они восторженно станут лизать ваши сапоги, тут же забыв про французские.

– Вечные наши враги! – вставил Аракчеев, недовольный, что остался в тени. – И сколько бы они не пыжились, Россия всегда будет держать верх!

Пропустив патриотический выпад своего любимца мимо ушей, государь спросил у Балашова:

– Значит, Наполеон наотрез отказался вывести свои войска за Неман, велев передать на словах, что у него в три раза больше солдат, причем дал почувствовать, что Польша и Литва за него?

Ну что ж! Больше переговоров не будет… Значит, война!

В основе гениальности и везения императора французов лежала гигантская работоспособность, аналитический склад ума и талант быстро принять решение, которое становилось единственно верным на данный момент. А некоторая доля артистизма и широкое афиширование своих успехов и делали его гениальным в глазах окружающих.

К походу в Россию он начал готовиться сразу после подписания Тильзитского договора в 1807 году. За год до открытия боевых действий Наполеон писал маршалу Даву: «Никогда еще до сих пор не делал я столь обширные приготовления».

Он внимательно вчитывался в документы, начиная с эпохи Ивана Грозного. Лучше любого профессора Московского университета разбирался в войнах, которые вел Петр I. Досконально изучил топографию будущего театра боевых действий. Знал русскую артиллерию не хуже фельдцейхмейстера Аракчеева. Знал, что в русской кавалерии 6 гвардейских полков, 8 кирасирских, 36 драгунских, 11 гусарских и 5 уланских… то есть около 70 тысяч человек и более 100 тысяч казаков.

Помнил, что в русской армии еще сохранялись павловские нововведения, согласно которым армия делилась на четырнадцать инспекций, а высшей тактической единицей был полк.