В дни Каракаллы

ных зданий и строят одно новое, хотя и более роскошное. Еще тысяча колонн… Мало красоты в этом удручающем однообразии.

Вергилиан задумчиво произнес:

— Да. Вот мой юный друг прибыл к нам из Том — он рассказывает, что люди живут в Сарматии, довольствуясь малым. Может быть, и нам надо бросить все и удалиться под сень варварских дубов?

Скрибоний желчно скривил губы и потер то место, где давала себя знать больная печень.

— Под сень варварских дубов?.. Но ведь тебе и там будет скучно.

Они оба сидели на ложе, а я по-прежнему стоял, прислонившись к косяку двери. Рядом на стене был нацарапан непристойный рисунок, и кто-то написал углем: «Луций — вор».

— Расскажи, что происходит в Риме, — попросил Вергилиан. — Что делает старик Порфирион?

— По-прежнему сочиняет бесконечные комментарии.

— А Геродиан?

— Пишет историю Рима.

— Этот кому подражает? Тациту?

— Скорее Светонию. Многие другие изливают моря чернил. Но ни одной свежей метафоры! Один поэт поучает в стихах, как надо врачевать болезни. Разве для этого боги открыли нам гармонию? А они прячут руки в складках тоги и пересчитывают на пальцах количество слогов. Пишут о богах, потому что у нас еще спрос на благочестие. О воздержании, хотя норовят бесплатно покушать у патрона… Оппиан умер.

— Я видел его гробницу в Анасарбе.

— Даже в Анасарбе побывал наш неутомимый путешественник!

— Слушай! Я прочту тебе надпись на его могиле.

Скрибоний приставил ладонь к уху.

Вергилиан стал читать, торжественно подняв правую руку:

Я тот, кто был Оппиан. Бессмертную славу стяжал я, но парки ревнивы, жестокий Плутон похитил в самом расцвете стремлений глашатая муз…

— Это ты сочинил?

— Ты угадал. Мне пришлось видеть его однажды. Помнишь, мы встретились тогда с тобой впервые на приеме Юлии Домны?

— Прекрасно помню.

— Я решил, что украшу скромную гробницу Оппиана мраморной доской. Какой это был красивый юноша! И вот от него ничего не осталось, кроме горсти праха. Думал ли он, читая стихи перед августой, что в Анасарбе уже поджидает его чума?..

— О ловле птиц он писал довольно остроумно, — снисходительно похвалил Скрибоний. — Откуда у него, такого молодого, были эта точность глаза и чувство природы?

— Гробница его из грубого камня, под кипарисами, — рассказывал Вергилиан. — Так и подобает лежать любимцу муз. Там охотно показывают проезжающим могилу поэта, но никто и в руках не держал поэму об охоте… Впрочем, ты обещал найти свои стихи, Скрибоний.

Стихотворец порылся на столе в кусках папируса и протянул Вергилиану навощенную табличку. Тот прочел вслух:

Торгаш поставляет негодное масло, погас наш светильник…

Как в Скифии, хладом повеяло в термах…

— А дальше?

— Это все.

— «Погас наш светильник…» — повторил Вергилиан.

— Лучше прочти что-нибудь свое, — попросил Скрибоний. — Как это?.. Позволь…

Когда нас обманет все, что мы блаженством считали в любимой, бессмертье ее, а прахом лишь оказалось…

В это время на лестнице послышался смех, потом шум