В дни Каракаллы

ердцу папирус, из Эллады — мрамор, статуи и оливковое масло, из Сирии — тонкое стекло, из Аравии — благовония, из Индии — пряности и кораллы, из далекой Серики — шелк, а из африканского города Сабрата — огромных слонов.

Несколько раз я отправлялся на форум, среди которого стоит храм Аноны Августы, а вокруг высятся колоннады и раскрывают широкие двери таверны с черно-белым мозаичным полом. В них не торгуют вином, а помещаются коллегии конопатчиков, изготовителей веревок, измерителей зерна, выделывателей снастей и прочих ремесленников, имеющих отношение к корабельному делу. Дальше, насколько хватает глаз, тянутся склады пшеницы, воска, папируса и других товаров…

3

В конце концов остийская суета мне надоела, и я был рад, когда очутился в Риме. Отдохнув после морского путешествия и представив сенатору подробный отчет о выполненных денежных операциях, Вергилиан поспешил окунуться в городскую жизнь. Дядюшка остался доволен деятельностью племянника и не только намекнул о своем благожелательном отношении к нему в завещании, но даже вручил значительную сумму, которую поэт тут же решил потратить на книги и всякие развлечения.

Прежде всего Вергилиан поспешил к Скрибонию. Ему сообщили, что сатирический поэт проживает теперь где-то в Субурре, на улице Дельфина, в гостинице иудея Симона. Вскоре мы отправились туда, и я был в восторге, что познакомлюсь с таким замечательным человеком.

За несколько дней до этого в Субурре, на той же улице Дельфина, названной так по общественному фонтану, где местные хозяйки и водоносы берут воду, с ужасным грохотом рухнул шестиэтажный доходный дом, принадлежавший квартирной компании, одним из пайщиков которой был куратор антониновских бань Нестор. Во время катастрофы погибло немало бедняков, ютившихся в вонючих каморках этого мрачного здания, но едва ли обвал очень взволновал куратора, так как дом был застрахован в Тибуртинском банке и, кроме того, кирпичи и балки могли пойти на новое строительство.

По дороге к Скрибонию мы остановились у развалин, под которыми, как мы поняли из замечаний случайных зевак, еще оставались трупы погибших. О них мало кто беспокоился, но мы спрашивали себя, не в этом ли доме жил Скрибоний.

Наступил полдень. Поденщики, разбиравшие на месте катастрофы строительные материалы; прекратили работу, чтобы подкрепиться пищей. Двое из них, сидя на огромной гнилой доске, беседовали между собой. Выяснилось, что одного из них звали Лукан, другого — Квинт, а их разговор напомнил мне о Томах и нашей простой жизни.

Квинт, со щетиной неопределенного цвета на провалившихся щеках и с морщинистым, низким лбом, старательно жевал черствую ячменную лепешку, рассказывая приятелю о своей жизни:

— Был у меня участок земли в три югера, друг Лукан, и пара волов.

Лукан мало чем отличался своей наружностью от Квинта.

— Сицилийских?

— Сицилийских, мой друг. Серых, как мыши!

Вергилиан перешел через улицу, направляясь к соседнему шерстобитному заведению, у дверей которого стоял большой глиняный