В дни Каракаллы

ении хозяина гостиницы.

Поэт лежал на простом деревянном ложе, на неопрятной подстилке, вероятно набитой гнилой соломой, и ноги у него были прикрыты дырявой хламидой. Возле стоял трехногий стол, а на нем я разглядел глиняную чернильницу и прочие несложные принадлежности для письменных занятий. Если прибавить к этому, что на каменном полу валялся на боку пустой кувшин из-под вина, то это было все, чем обладал поэт.

Несколько мгновений Скрибонии смотрел на нас и, судя по выражению его лица, считал, что наш приход всего лишь сонное видение; потом убедился, что это явь, но не находил слов выразить свою радость.

Вергилиан, надушенный, в нарядной тунике из белоснежного шелка, казался в этой обстановке Аполлоном.

— Не узнаешь?

— Клянусь Геркулесом! Вергилиан!

Друзья обнялись и рассматривали друг друга в поисках перемен. Я скромно остался стоять в дверях.

— А ты все такой же лысый!

— Кто этот юноша? — указал на меня Скрибонии.

— Мой друг. Он спас мне жизнь однажды. Родом из Том, что на Понте. Я тебе расскажу обо всем.

Скрибонии произнес дружелюбным тоном:

— Почему же ты не войдешь, юноша?

Дружеская беседа завязалась легко. Вопросы сыпались с обеих сторон.

— Давно ли в Риме?

— Всего три дня.

— Клянусь Геркулесом, ты все такой же! А я пришел в окончательное ничтожество, как старая собака.

— Как ты живешь?

— Как я живу? Разные недуги одолевают и бедность. Даже нет денария на вино. А главное — скука. Пробую иногда писать и не могу.

Вергилиан вынул мешочек с монетами и высыпал горсть денариев на стол.

Скрибонии не протестовал, взял один из них, побежал к двери и стал звать какого-то Исидора. Ему ответил снизу бодрый голос. Тогда поэт вернулся и сел на ложе рядом с Вергилианом.

— Почему же ты не можешь писать стихи? Объясни нам…

— Не уверен в надобности того, что пишу. Достал у Прокопия чернил и немного папируса, начал сочинять сатиру. Думал, что стихи будут петь, как соловьи, парить, как орлы, а они, точно курица, не могут даже перелететь плетень.

— Покажи…

— Не стоит труда. А ты что написал?

— Я метался с одного конца в другой. Мне некогда было подумать о стихах.

— Жаль. У тебя большой дар. А этот юноша тоже поэт?

Я отрицательно покачал головой, и Скрибоний снова заговорил с Вергилианом:

— Дни твои проходят среди сильных мира сего. Вероятно, видел августа?

Вергилиан усмехнулся:

— Имел случай.

— Каков он?

— Может быть, это человек, считающий, что все ему позволено.

— Да, судя по рассказам. Юлия Домна…

— Антонин думает, что руководит событиями, как кормчий кораблем, а в действительности события влекут его и нас вместе с ним.

— Куда?

— Этого никто не знает. Но корабль плывет, подгоняемый дыханием времени.

Скрибоний покачал головой:

— Темно. Что сие значит, твое «дыхание времени»?

— А вот что. Считаю, что как в мире физическом, так и в нашем внутреннем мире должны существовать неизменные законы. Мы еще многого не знаем. Если ты возьмешь, например, весы.