Последний Совершенный Лангедока

Мы шли уже довольно долго и, наконец, де Контр догнал провожатого и спросил:

– Куда ты ведёшь нас?

– В Комталь, к виконту.

– Что такое Комталь?

– Увидите.

Рыцарь пожал плечами и замолчал.

Оказалось, что Комталь – это крепость в крепости. Улочка внезапно оборвалась, и мы вышли на пустое пространство. Перед нами стояла крепость Комталь.

Крепость выглядела совершенно неприступной. Высокие гладкие стены завершались машикулями, [165] на дозорных переходах стояла стража. Перед крепостью был вырыт широкий и глубокий сухой ров, который был на удивление чист и не засыпан мусором. Если бы каким-то чудом удалось втащить в Каркассон осадную башню, все старания оказались бы напрасны, потому что подтащить её к стенам крепости оказалось бы невозможным.

Через ров был перекинут деревянный мост. В крепость вёл тоннель, над которым возвышались две башни, стоявшие впритык друг к другу. Тоннель, кроме ворот, защищала опускная решётка и сложное сооружение, которое в случае прорыва нападающих должно было рухнуть на них и раздавить своим весом.

Словом, Комталь был настоящей боевой крепостью – мощной, угрюмой и неуютной. По мере того, как мы продвигались к её сердцу, я сначала почувствовал себя червяком в каменном яблоке, а потом стены стали давить на меня всё сильнее и сильнее. Возможно, я бы лишился сознания, но, к счастью, мы вышли на открытый воздух и, пройдя по галерее, оказались в небольшом зале, где нас ждал виконт с семьёй, воинами и советниками.

Казалось, тесный, с низким потолком и голыми каменными стенами зал был высечен в толще камня. Единственное окно в глубокой амбразуре было распахнуто настежь, но не спасало от духоты, в то время как мощёный плитами в чёрно-белую клетку пол неприятно холодил ноги.

Завидев нас, виконт встал. Это был молодой человек лет двадцати пяти, хорошо сложённый, высокого роста, с открытым умным лицом. На нём была алая туника, доходившая до колен, с длинными рукавами и с золотой вышивкой по вороту, а поверх неё – синий плащ, застёгнутый на шее большой круглой золотой фибулой. Раймон-Роже Тренкавель держался спокойно и уверенно, с поистине королевским достоинством. По левую руку от него в кресле сидела молодая красивая дама в богатом наряде. Это была Агнесс де Монпелье, супруга виконта. За спинкой кресла стояла женщина, державшая на руках ребёнка, как я потом узнал, двухлетнего первенца сеньора Каркассона.

Крестоносец вышел на середину зала, почтительно поклонился и молвил:

– Я – рыцарь Гильом де Контр, прибыл к вам по воле легата его святейшества папы, дабы попытаться договориться о мире и избежать пролития христианской крови. Со мною прибыли славные рыцари, имена коих я назову позже, а также целитель на тот случай, если кому-то потребуется врачебная помощь.

– Всем сердцем рад прибытию послов и надеюсь, что достойные сожаления недоразумения, возникшие между Святым Престолом и мною будут разрешены ко взаимному удовлетворению.

Виконт представил своих людей, среди которых я запомнил рыцаря Бертрана де Бланшфора, виконта Бертрана де Сэссака и казначея, еврея Каравита.

По знаку виконта его супруга и служанка с ребёнком вышли из зала, после чего рыцарям было предложено сесть и переговоры начались.

– Господин виконт, аббат Сито повелел мне передать, что его как пастыря чрезвычайно тревожит судьба сеньора Каркассона, его семьи и приближённых, а также всех добрых католиков, проживающих в городе. Поэтому, чтобы избежать кровопролития и ненужных жертв, он предлагает начать переговоры о заключении мира, – начал де Контр.

– Я всем сердцем рад тому, что представилась возможность решить дело миром, – ответил виконт. – Но скажите мне, доблестный рыцарь, какое преступление совершили жители Каркассона, за что их подвергают такому ужасному наказанию?

– Причиной Крестового похода явилось то, что Лангедок отпал от церкви и стал прибежищем еретиков, – сурово ответил крестоносец. – Нам доподлинно известно, что в Каркассоне скрывается множество еретиков, которые находят у сеньора помощь и защиту. Вспомните, господин виконт, что когда его величество король предложил вам от имени легата выдать еретиков, вы отказали ему.

– Но в моих владениях нет еретиков! – воскликнул виконт. – Если еретики когда-то и находили прибежище в Каркассоне, то это вина тех, кого отец назначил моими опекунами и кому поручил управлять нашими доменами на время моего малолетства.

– Я думаю, было бы разумным, чтобы вы сами объяснили это легату, – сказал де Контр.

– Это справедливо, и я готов доказать легату и вообще кому угодно, что невиновен и что был вынужден так действовать.

– Ответьте мне, рыцарь, вы гарантируете безопасность моего господина, если он покинет крепость для переговоров и отправится в лагерь крестоносцев? – спросил Бланшфор, тяжело глядя на крестоносца.

– Господин де Бланшфор, – сказал в ответ де Контр, – я клянусь вам рыцарским словом, что если виконт пойдёт со мной, то я доставлю его к аббату Сито и к вождям войска в совершенной безопасности, и с ним не приключится никакого зла.

– Что ж, я полагаюсь на вас, – склонил голову виконт, – быть по сему. Теперь я предлагаю обсудить детали предстоящих переговоров, которые неинтересны большинству присутствующих.

Он сделал знак, и мы вышли в другую комнату. Она была копией первой, но не имела никакой мебели и смахивала не то на крепостной каземат, не то на тюремную камеру. Голые стены, каменный пол, железные крюки, цепи… Сесть было не на что, и люди непроизвольно разделились на две группы – крестоносцы отошли к одной стене, а защитники крепости – к другой. Они с ненавистью смотрели друг на друга. Казалось, одно неловкое движение, одно злое слово – и засверкают кинжалы, польётся кровь. Было душно, как перед грозой, во рту пересохло, я ощущал болезненные уколы в кончиках пальцев.

Внезапно в коридоре раздался топот, и в комнату ворвался человек, которого я раньше не видел. Его добротная, дорогая одежда была в беспорядке, волосы всклокочены, лицо искажено. Защитники крепости схватились за оружие, закрывая собой вход в комнату виконта, а крестоносцы сомкнулись, готовясь отразить атаку.

– Где мэтр д`Юссон? – крикнул незнакомец.

– Приятель, да ты никак обезумел? – раздражённо сказал один рыцарей Каркассона, убирая кинжал, – нашёл место и время орать! Ещё немного, и мы нашпиговали бы тебя железом, как свинью на осеннем празднике.

Человек прислонился к стене, обвёл присутствующих бессмысленным взглядом и повторил вопрос:

– Мэтр д`Юссон здесь?

– Да нет его здесь, не ори ты так, – ответил другой рыцарь.

– А где он? Скажите во имя Господа, умоляю!

– Да кто же знает, куда виконт послал своего лекаря?

– Тогда я спрошу у виконта! – мужчина бросился к занавесу, закрывающему дверь, но его бесцеремонно оттолкнули.

– А ну, стой смирно, Тиссейре! Ты ещё жив только потому, что мы тебя знаем и уважаем. К виконту нельзя, у него парламентёры оттуда, – рыцарь ткнул пальцем в сторону крепостной стены.

– Парламентёры? Значит, ворота открыты? – мужчина на мгновение задумался. – И меня выпустят? Тогда я побегу в лагерь крестоносцев, быть может, целитель найдётся среди них!

– Да подожди ты! – начал злиться рыцарь. – Французы как знали, они привели лекаря с собой, только я не запомнил, который из них врач. Вон они, у стенки стоят. Объясни, в чём дело, и, может, они и помогут тебе.

Мужчина резко повернулся к нам.

– Благородные господа, это правда? Рыцарь Дюмье не пошутил? Ответьте, умоляю!

Я шагнул вперёд.

– Я целитель. Кому потребна моя помощь?

– Да жене, жене моей! Разве я не сказал? Ей пришло время рожать, бедняжка промучилась всю ночь, и никак… Повитуха больше ничего не может сделать, Бонета слабеет прямо на глазах, и я боюсь…

– Господа, вы позволите мне пойти с этим человеком? – спросил я у рыцарей Каркассона.

– Иди, почему не попытаться спасти христианскую душу? – пожал плечами тот, кого назвали рыцарем Дюмье, – потом Тиссейре проводит тебя до ворот.