Последний Совершенный Лангедока

…и опять тринадцатый век растворился, истаял, как будто и не было его.

– Король Арагона приезжал, чтобы спасти от расправы своего родственника и вассала, – скучным академичным тоном пояснил Георгий Васильевич. – В те годы единой Испании ещё не существовало, она возникла лет на двести позже. Это были времена Реконкисты, когда Кастилия, Арагон и другие пиренейские королевства постоянно ссорились, мирились, заключали и расторгали союзы между собой и с Альмохадами. Для Педро такой образ действий был привычным и понятным. Возник спор? Значит, надо договариваться! Уступим в одном, выиграем в другом. Арагонец точно так же рассчитывал договориться и с аббатом Сито, он считал его конфликт с Тренкавелем мелким недоразумением, да только не учёл, что вождь крестоносцев не желал компромисса. Ему нужен был Каркассон и нужна была расправа над еретиками, а законный хозяин замка, напротив, был совершенно ни к чему. Поэтому-то на предложение Педро уладить дело миром, аббат ответил оскорбительным ультиматумом: раз виконт считает, что невиновен, ему будет дарована жизнь и возможность уйти из города «сам-тринадцать», то есть с эскортом в 12 рыцарей. Остальные жители Каркассона должны остаться на милость победителей. Король, скрепя сердце, отправился в осаждённый город, передал ультиматум виконту и получил гордый отказ. Хозяин Каркассона заявил, что если он согласится, то пусть с него заживо сдерут кожу. Педро не оставалось ничего другого, как покинуть лагерь крестоносцев, но оскорбление, нанесённое надменным легатом, он помнил до конца дней.

Вообще, надо сказать, что Педро II был удивительным человеком. Авантюрист, страстный любитель женщин, хорошего вина и варварской роскоши, отважный воин и удачливый полководец в то же время был убеждённым католиком. Он добровольно объявил себя вассалом Рима и обязался выплачивать из казны папскому престолу ежегодно 250 золотых, чем вызвал резкое недовольство рикос омбрес. [162]

Педро являл собой пример короля-рыцаря, одного из последних в Европе. Он во многом был похож на Ричарда Львиное Сердце за исключением того, что англичанин мало интересовался женщинами. И вот, спустя почти тысячу лет, имя Ричарда известно любому школяру, а его современник Педро забыт. Какая злая гримаса истории, не правда ли, молодые люди?

Педро вступил на престол в двадцать четыре года, и это был весьма шаткий престол. Франция теснила Арагон; знать Прованса, перешедшего под руку его младшего брата Альфонса, отстаивала независимость от арагонской короны. А тут ещё пришлось улаживать ссору с матерью, вдовствующей королевой Санчей Кастильской, из-за нескольких укреплённых городов, подаренных ей покойным мужем. Тогда сына сумел помирить с матерью папа Иннокентий.

Я говорил, что дон Педро был рыцарем, но только тогда, когда сам этого хотел, а хотел он далеко не всегда. Взять хоть историю его брака с Марией Монпелье.

Отец Педро, Альфонс II, задумал взять в жёны византийскую принцессу Евдоксию, племянницу императора Мануила Комнина. Василевс на этот брак согласился, но пока невеста ехала в Арагон, Альфонс неожиданно передумал и женился на дочери короля Кастилии Санче. Когда гречанка со свитой наконец добралась до Монпелье, то узнала, что выходить замуж уже не за кого. В довершение несчастий, во время путешествия принцессы умер император Мануил. Что было делать девушке в чужой стране? И тут брошенной невесте предложил руку правитель Монпелье, Гийом VIII. Правда, ему было всего шестнадцать, а Евдоксия на одиннадцать лет старше, но выбирать не приходилось. Как и следовало ожидать, брак вскоре распался, Евдоксия постриглась в монахини, но успела родить дочь, которую назвали Марией. Она и унаследовала сеньорию Монпелье. У Гильома потом были и другие дети, но церковь не признала их законными.

Монпелье был богатым портовым городом, прославленным своими медицинскими школами, и граничил с владениями Педро. Король решил проявить себя рыцарем и предложил стать защитником графини Марии, а вскоре женился на ней и поклялся на Евангелии, что «никогда не разлучится с ней, не будет иметь другой женщины, покуда жив, и будет всегда ей верным».

Арагонская знать посчитала этот брак унижающим честь нации и оскорбительным. Но Педро сумел восстановить свой авторитет и влияние в ходе Крестового похода против мавританской династии Альмохадов, захватившей многие христианские территории. Короли Леона, Португалии и Наварры, магистры рыцарских орденов и многочисленные рыцари из Испании и Южной Франции присоединились к христианскому войску.

В решительном сражении при Лас-Навас-де-Толосе Педро II командовал левым крылом крестоносцев. Халиф Альмохадов Якуб ан-Насир потерпел сокрушительное поражение. Битва стала важнейшим этапом Реконкисты.

Получив Монпелье, Педро почти сразу потерял интерес к жене и относился к ней холодно и сурово. Король испытывал такое отвращение к Марии, что не желал её видеть, не говоря уже о чём-то большем. Приближённые тревожились оттого, что у короля не было сына. Уговоры превозмочь себя и подарить стране наследника на короля не действовали. Он удостаивал вниманием многих других женщин, только не свою жену. Тогда решили пойти на хитрость. Короля заманили к очередной прекрасной возлюбленной, причём провели прямо в спальню. После ночи любви он с изумлением и почти с ужасом увидел рядом с собой в постели собственную супругу.

Тут же вошли придворные, славя Создателя за то, что их хитрость удалась. Действительно, скоро оказалось, что королева понесла. Насмешливый Боккаччо описал это в «Декамероне», правда, скрыв короля и королеву под вымышленными именами:

В действительности же Мария родила одного сына, а король стал относиться к супруге ещё хуже, возможно, из-за скрытых усмешек придворных. Но зато у Монпелье появился наследник, маленький инфант Хайме. Разгневанный и униженный Педро, который чувствовал себя чем-то вроде племенного быка, попросил у папы развод с Марией. Однако папа решительно отказал, признав брак законным. Иннокентий корил короля, напоминая, что бесчестно покидать женщину, с которой он прижил сына, притом славную святой жизнью и любимую всеми. Педро был вне себя. Дело разрешилось кончиной отвергнутой королевы. Мария Монпелье умерла в Риме, куда прибыла просить о разводе и разрешении удалиться в монастырь. Сразу поползли слухи, будто её отравили по приказу супруга…

Глава 20

Аббат Сито с каждым днём чувствовал себя лучше, но его здоровье восстанавливалось всё-таки медленно, как обычно и бывает у людей, перенёсших мозговой удар. Кроме того, Арно Амори был немолод, хотя его возраст даже я, врач, определить бы не взялся, ему можно было дать и сорок, и пятьдесят лет. Моё лечение он не отвергал, поскольку ощущал его результаты, но был уверен, что кратчайший путь к исцелению – пост и молитва. Конечно, суровый аскетизм папского легата был лучше безудержного обжорства графа де Фуа, но епитимьи, которые он накладывал на себя, мешали исцелению. Меня аббат, разумеется, не желал и слушать, однако как-то раз во время молитвы, слишком усердно отбивая поклоны, он упал в обморок и впоследствии был вынужден сдерживать молитвенный пыл.

За время болезни легата я узнал его характер довольно хорошо. Человек волевой, недобрый и равнодушный к людям, аббат, вместе с тем, отличался чрезвычайным честолюбием. Поскольку ходил Арно Амори пока с трудом, опираясь на плечи слуг, то был принуждён поручить чисто военные вопросы Монфору, оставив за собой общее руководство. Но если аббат Сито был разумом и движущей силой войска, то Симон де Монфор олицетворял его душу. За короткое время барон сумел выказать такую воинскую доблесть и такое умение командовать, что люди подчинялись ему с охотой. Атлетическая фигура Монфора, который был на голову выше большинства воинов, с утра до вечера мелькала на виду у людей. Он успевал везде – его русые волосы развевались под стенами Каркассона, где Монфор командовал отражением очередной вылазки защитников крепости, рядом со скрипучими, громоздкими камнемётами, где он указывал наилучшие цели, и в лагере между шатров знати и палаток простолюдинов.