Над бездной

— Не пущу! — вскричала Катуальда, стиснув руки сирийца, — пусть он тебя хорошенько отколотит!.. ты ходишь тайком по ночам к Амизе… стоишь ты всяких побоев на свете!.. убил ты, убил наповал Кая Сервилия!

— Кай Сервилий убит… наповал… Бариллом… из-за Амизы… — раздался под окном писклявый голос Вариния. Старик, не задумавшись, влез в дом через окошко.

— Стой, убийца, у меня еще есть сила в руках, чтоб задержать тебя.

Он схватил Барилла сзади и заорал на весь дом:

— Люди, сюда, помогите!

На этот крик прибежали Эвноя и Аврелия.

— Кай-Сервилий вчера убит Бариллом, — отрапортовал старик.

— Ах! — вскричали обе женщины.

— Послушайте, — начала Катуальда.

— Убит, убит наповал из-за Амизы ночью… чем, Катуальда, дубиной, кухонным ножом?

— Вариний, послушай…

— Скажи скажи!

— Барилл, — обратилась Аврелия к невольнику, глядевшему дико, точно безумный, — что ж ты молчишь? правда это?

— Госпожа, клянусь… я ни в чем… ничего…

— Пять свидетелей есть, — перебил Вариний.

— Я не говорила, что он его убил, — возразила Катуальда, — это не в том смысле…

— А-а-а!.. теперь ты его защищаешь, чтоб дать ему время для бегства.

— Кай Сервилий убит горем, потому что этот негодяй…

— Врешь, ножом и дубиной!

В дверях показался Котта.

— Негодяй! — закричал он, стуча палкой, — долго ли мне тебя звать? ах, тут сосед Вариний.

— Сосед, новости-то какие!.. твой невольник убил соседа Сервилия вчера вечером кухонным ножом и дубиной.

— Не убил, не убил он его, господин, — перебила Катуальда, — он только насплетничал.

— Передаю преступника в руки правосудия! — торжественно сказал Вариний и, не прощаясь, убежал, чтоб сообщить соседям новость, пока не сообщили другие.

— Убил… насплетничал, — сказал Котта с недоумением, — что такое ты наделал? постой… я тебя палкой!

— Он стоит палки, господин, — сказала Катуальда, — колоти его до полусмерти!.. он ходит к нам по ночам и сплетничает… клевещет.

— Когда ж ты это успел, негодяй? на кого ты наклеветал и как ты убил моего друга, признавайся, на крест тебя, в подвал на голодную смерть!

— На крест, на голодную смерть… кого? — спросила Флориана, высовываясь из за двери. — Барилла?.. да, я уже слышала что-то ужасное от моего мужа, встретясь с ним на дворе, только не разобрала, что такое.

— Он оклеветал твою дочь, господин, — сказала Катуальда.

— Оклеветал мою дочь, что?! — мрачно произнес Котта и с размаха ударил сирийца палкой, — тащите разбойника в подвал!

— Господин, я невинен, — простонал несчастный, — ты знаешь, что я всю ночь был дома.

— Знать ничего не хочу!

Эвноя увела Барилла и спрятала в кухне под лавку.

Котта до того был ошеломлен неожиданностью, что лег в постель и потребовал себе завтрак в спальню; Мелисса должна была ему служить. Он поминутно колотил неумелую судомойку, лишившись ловкого невольника, к которому привык.

— Катуальда, правда ли, что Сервилий убит? — спросила Аврелия, дрожа от ужаса.

— Не убит, госпожа. Все это выдумал Вариний, перетолковав по-своему мои слова, — ответила галлиянка, — но случилось кое-что ужасное… Сервилий очень болен.

— Болен! — вскричала Аврелия.

— Не успел он вчера от вас прийти, как Вариний и Флориана…

— Мы, — сказала старуха, подбежав, — мы…

— Ну, да, вы… вы насплетничали ему… не даром Люцилла терпеть вас не может!

— Ты обвиняла Барилла, а не их, — возразила Аврелия.

— И они и Барилл… они, должно быть, сговорились убить моего дорогого господина… они ему насплетничали, что ты выходишь замуж за Лентула или Фламиния… он ужасно расстроился… потом ночью пришел Барилл под пустым предлогом, — принес от твоего отца Люцилле букет и попросил шафранной настойки. Он проболтал в кухне целый час. Господин застал его там. Барилл насказал ему ужасные вести о тебе… оклеветал тебя. Господин, Эвриклея, Претта, Клеоним и Амиза были там и все слышали. Рамес поутру сказал нам, что господин Сервилий всю ночь плакал, проклиная тебя и всех женщин на свете.

— И теперь болен?

— Лежит в постели.

— Сервилий был у нас вчера.

— Был, госпожа.

— Ах, какой ужас!.. это был он… настоящий Сервилий… ах!.. ах!.. я его оскорбила… прокляла! — вскричала Аврелия диким голосом. С нею сделалась истерика.

Флориана ушла и разнесла по соседям сплетни, совсем противоположные новостям ее мужа.

Глава XLII

В осаде от друзей. — Мертвая Голова является поселянам

К вечеру дом Сервилия Нобильора оказался в осаде от нашествия соседей.

— Когда его будут хоронить? — спрашивал Петрей, молодой человек из разбогатевших отпущенников.

— Конечно, не сегодня, — отвечал Минуций, промотавшийся патриции.

— Экое несчастие! — вздыхал Церинт, купец из Неаполя.

— Нельзя ли хоть на минуту войти? — спрашивала Амикла, старая гречанка со внуком на руках.

— Подите прочь! — гнал Осаждающих старый Клеоним, — сто раз я всем и каждому говорил, что мой господин жив.

— Зачем ты скрываешь его смерть? — кричал один.

— Верно, до прибытия родных не объявят, — заявлял другой.

Все лезли с шумом и гамом. На другое крыльцо лезла другая толпа. Там были рабы Нобильора.

— Сначала ранен ножом, а потом прикончен дубиной, — повествовал один.

— Не убит, а слег в постель, — перебивал другой, — это я от Флорианы слышал.

— Умер после полудня, — заявлял третий.

Все шумели.

— Барилл ходил к Амизе…

— Кай Сервилий думал, что к Люцилле; обе белокурые…

— Застал в кухне…

— Подрались…

— Пусти же, Рамес, отдать последний долг нашему благодетелю!

Все эти возгласы, один другой перебивая, сливались в гул, подобный крикам осаждающих.

Люцилла глядела в окошко и хохотала, не понимая, как и все, причины этих новых сплетен.

— Пустите, пустите меня! — прокричала Аврелия, вбежав на двор; за ней гналась Катуальда, напрасно стараясь остановить ее.

— Я оклеветана!.. Сервилий болен!.. он умирает!.. пустите!.. пустите!.. раздавались вопли несчастной девушки.

Толпа расступилась; Аврелия вбежала в сени, но дальше Рамес не пустил и ее.

Осаждающие заговорили о ней.

— Аврелия, его невеста.

— Она помешалась… волосы растрепаны… распущены…

— Он умер оттого, что она его выгнала.

— Она его выгнала, потому что дала слово другому, в Риме.

— Знаю — Лентулу.

— Неправда — Фламинию.

— И не Фламинию, а Флавию.

— А я достоверно знаю, что Лентулу; он вчера приезжал. — Это Лентул Сура.

— Нет, не Сура, а Лентул Нобильор, родственник Кая Сервилия.

— Это Флавий-Флакк… Флориана о нем слышала от самой Аврелии; он друг Фламиния.

— А я слышал от Вариния, что Фульвий Флакк.

— Братцы, она совсем не помешана; я вчера с нею говорил; она притворилась помешанною.

— Зачем?

— Чтоб Сервилий отказался.

К крикам снаружи примешивались крики изнутри дома. Рамес не пускал Аврелию, не слушая ее воплей. Люцилла сбежала вниз.

— Пусти ее, раб! — строго произнесла она.

Рамес вздрогнул при сверкании ее гневных очей и выбежал опять на крыльцо.

Оставив Аврелию с Катуальдой, Люцилла смело вошла в спальню своего патрона, не стесняясь тем, что он был в постели.

— Кай Сервилий, — мрачно сказала она тоном, каким говорит судья с преступником, — ты часто обвиняешь меня в непристойности поведения… теперь безобразие твоего поведения хуже всего, что добрые люди могли от тебя ожидать!.. толпа грозит разнести весь дом в щепки, а ты равнодушно валяешься… ты веришь клевете на твою невесту после слов гнусного изменника-раба!.. хорошо это?

— Ступай вон, Люцилла! — ответил он, продолжая лежать, отвернув лицо к стене.

— Поэт! — насмешливо сказала Люцилла, — мои слова оправдались даже скорее, чем я ожидала. На твоем форуме разверзлась бездна, а ты, красноречивый, бородатый Курций, вовсе не намерен замкнуть ее твоим самопожертвованием… ха, ха, ха!