Над бездной

— Белая лилия! Белая голубка!

— Тс! — сказала она, сделав знак молчания, — кто у батюшки?

— Какой-то Лентул, — ответил Вариний.

— Лентул! — повторила Аврелия, — не может быть!

— Он купил Барилла — заявила Флориана.

— Невероятно. Батюшка его не продаст.

— За миллион, белая лилия.

— Еще невероятнее… Вариний!.. пойдем туда… в сад… я тебе скажу… страшное…

— Голубка, дай послушать, что там говорят, — стала просить Флориана, — уж очень хорошо говорит этот молодой человек… заслушаешься.

— Заслушаешься! — повторила Аврелия. — Он сюда явился в. ту самую минуту, когда исчез Сервилий… Вариний, это Мертвая Голова!

— Ах! — воскликнул старик, задрожав.

Аврелия увела соседей в сад и рассказала им свое приключение.

Они заторопились уйти будто бы обедать, но в сущности, чтоб разнести поскорее это множество услышанных новостей по всем соседям.

Они пошли не домой, а в Риноцеру к Сервилию Нобильору, но, пока дошли туда, споря между собой, все эти новости перепутались в их мыслях.

Они застали соседа и Люциллу в саду; он занимался цветами, а она качалась на качелях со своими рабынями и Катуальдой.

— Ах, третий здешний филин идет со своей совой! — воскликнула красавица, продолжая качаться.

Супруги-сплетники чуть не бегом подбежали к помещику и, перебивая друг друга, начали рассказывать свои новости, не давая времени на ответ.

— Здравствуй, сосед!.. важные новости!

— Прямо тебя касается!

— Беда случилась!

— Несчастие!

— Мертвая Голова!

— Сосед Аврелий выступает кандидатом в консулы.

— Барилла продал.

— За миллион… Лентулу.

— Аврелию просватал.

— Весною свадьба.

— За Лентула… за Лентула Суру.

— За Октавия или Фламиния.

— Аврелия видела Мертвую Голову… наяву… сейчас…

— В виде тебя.

— Она его прокляла, а он исчез.

— Рассыпался золотыми искрами… при ней… в саду…

— Добрые люди, — сказал помещик, замахав руками, — дайте вы мне опомниться!

— Ее просватали!.. как же теперь ты-то?!.

— Да замолчите на минуту!.. у меня и без ваших новостей голова не на месте.

— У тебя голова болит, сосед, отчего?

— Ужасно болит… от неприятности… вы видели Аврелию?

— Видели, сосед, видели… она ужасно перепугана.

— Мертвая Голова!

— С твоей наружностью…

— Хотел ее обольстить.

— Хотел похитить.

— Молчите, молчите! — вскричал помещик, — говори кто-нибудь один.

Но заставить говорить одного из супругов-сплетников, когда они находились вместе, было дело невозможное. Они спорили, повторяя одно и тоже.

— Бедная Аврелия! — вскричал Нобильор, забывши все на свете от горя, — она больна… она помешалась… я в этом виноват!

— Помешалась! — вскричали старик и старуха, — ты в этом виноват!.. прощай, сосед; нам некогда!

И они побрели от соседа к другому соседу, от Минуция к Петрею, от Петрея к Статилию, от него к Мелхоле и наконец притащились домой, пообедав и поужинав на чужой счет, как делали почти ежедневно.

Новости, обогащаясь в каждом из посещенных домов прибавлениями, недослышанными или превратно понятыми, разрослись наконец в гигантскую сплетню, по которой выходило, что Котта будет консулом, Нобильор из-за этого с ним поссорился, а Аврелия помешалась.

Относительно этого последнего пункта муж и жена больше всего спорили; Вариний утверждал, что причина болезни — Мертвая Голова, а Флориана настаивала, что это — ссора ее жениха с отцом. Соседи от них узнали также, что из Рима приехал к Котте такой богач, что заплатил ему миллион за простого чтеца, красавец невиданный, оратор неслыханный… Вариний утверждал со слов Аврелии, что это оборотень; Флориана возражала, что нельзя верить словам помешанной.

Гордиев узел всеобщей путаницы был завязан супругами-сплетниками; Лентулу стоило только затянуть его, чтоб его жертва очутилась в этой мертвой петле.

Он сумел понравиться старому Котте до такой степени, что он его оставил обедать, не позвав, однако, дочь к столу. Лентул имел полную возможность изучить все привычки старика и приемы Барилла.

— Филистимлянин, что такое ты натворил во всем околотке! — вскричала Мелхола, встречая под вечер своего постояльца, — ко мне прибежали соседи, Вариний с Флорианой, и насказали о тебе чудес, запутаннее всей вашей мифологии… потом вернулся мой невольник Винделик от Петрея, — я его посылала за маслом, — и насказал о тебе совсем другое, потом пришел слуга старой Амиклы за рыбой и насказал опять совсем непохожее.

Она рассказала ему все слышанные днем сплетни.

— Все это до тебя не касается, — отрезал он сухо и ушел в другую комнату, где начал рыться в сундуке, привезенном из Рима.

Смерклось. Осенние сумерки рано сошли на землю. Люцилла сидела в лазурном гроте со своими рабынями и Катуальдой, сердясь на Фламиния, до сих пор не ответившего на ее восторженное послание. Она не знала, что подумать об этом. Энергичная, бесстрашная девушка чрезвычайно редко плакала; ее горе всегда выражалось у нее только злобными возгласами, но она никого и ничего при этом не била — ни рабынь, ни посуды.

В дверях появился Клеоним и тихо позвали.

— Амиза!

— Чего тебе? — отозвалась белокурая германка.

— Иди сюда скорее!

Невольница вышла.

— Барилл к тебе пришел.

— Ко мне?

— Он тебя спрашивает.

— Не Катуальду ли, дед?

— Тебя, тебя. Иди… нужно… важное…

Амиза сбежала вниз, в кухню. Лучина слабо освещала эту просторную комнату. Кухарка и ее помощница пряли в углу: все прочие слуги и служанки, поужинав, уже разошлись.

Увидев Барилла, скромно сидевшего поодаль, в темном углу, Амиза удивилась, отчего болтливый весельчак не говорит с кухаркой. Она подошла к нему к опросила:

— Чего тебе надо? почему ты нынче меня предпочел другим?

— Господин прислал вот этот букет своей невесте и желает ей доброго здоровья, — ответил невольник.

— Только?

Амиза равнодушно взяла букет и хотела уйти.

— Постой… погоди!.. — остановил ее молодой человек, схватив за руку.

— Чего тебе?

— Он велел еще попросить уксуса, настоянного на шафране.

— Принесу.

— Постой… да что ж ты все торопишься?

— Не хочу тебе быть в тягость.

— У меня есть до тебя просьба, Амиза… ты добрая…

— Да что ты сегодня какой кислый, Барилл?! нездоров ты или прибит?

— И нездоров и прибит… ах, Амиза, пожалей хоть ты меня бедного!.. бьют, бьют каждый день!.. никакой радости в жизни нет!.. никто меня не любит, не жалеет!

— Это ты намекаешь все на Катуальду?

— И она и все!.. послушай, пойдем в сад… я скажу тебе…

— Это что за новости?

— Пойдем!

— Нельзя. Госпожа рассердится.

— А она скоро уснет?

— Не знаю; как ей вздумается.

— Я боюсь тут быть долго; мой господин может ужасно разгневаться… он прислал меня, потому что Дабар пьян.

— Я сейчас все принесу и уходи скорее… мне не хочется, чтоб тебя опять били.

Она ушла наверх.

— Хорошо, — шепнул невольник Клеониму.

— Видно, что ты из столичных! — отозвался старик, — только сразу-то не надо бы.

— А что?

— А если настоящий придет!

— Успею уйти… ничего не боюсь.

В кухню вошел Сервилий.

— Барилл, — сказал он, — зачем нужна соседу шафранная настойка?

— Не знаю, господин, — ответил невольник.

— Я ее завтра пришлю.

— Если б можно было теперь!.. он разгневается.

— Долго искать.

— Это ничего, господин; мне велено непременно принести.

— Вздумает и — подай!.. ведь я не слуга его!.. ищи чуть не в полночь то, что ему вздумается просить!.. скажи, Барилл, здорова ли твоя госпожа, оправилась ли она от своего припадка?

— Плохо ее здоровье…

— Давно ли с ней это делается?

— Да уж давно.

— Испугал ее кто-нибудь? отчего и когда это сделалось?

— Господин, ей не хочется идти за тебя замуж… прости мою откровенность!