Над бездной

— Разгадал лучше всех Кай Сервилий!.. виват!.. все узнано… это разбойник, переряженный корсар.

— Барилл, — обратился Нобильор к сирийцу, — принеси твой плащ!

— Сейчас, мой избавитель! — радостно вскричал молодой человек.

— Вот его плащ, — сказала Эвноя и перебросила через все головы шумевших соседей плащ, принесенной утром Амизой.

— Видишь, сосед, два совершенно одинаковых плаща, — сказал Нобильор.

— Вижу, — ответил Котта-, — но все-таки ничего не понимаю. Растолкуй мне, сосед, по порядку, как и что было.

— Награди твоего верного слугу за напрасные побои и успокойся. Что произошло, мы разберем завтра.

Растолковать глухому и забывчивому старику весь ход путаницы было невозможно при криках соседей, беспрестанно перебивавших все речи.

— Барилл, возьми себе в награду оба эти плаща, — сказал Котта.

— Благодарю, господин, — ответил сириец, не желавший теперь ничего сильнее того, чтоб только спасти свою жизнь от незаслуженной казни.

— И это вся награда за то, что он вытерпел?! — воскликнул Нобильор с горькой усмешкой.

— Мне больше ничего не надо, — возразил невольник, зная, что больше и не дадут ничего.

Все соседи и их слуги ушли вон из дома, толкуя каждый по-своему о происшедшем.

Глава XLIII

Бессонница целого околотка

— Сосед, где же Аврелия? — спросил Сервилий, когда все ушли.

— Валяется на моей постели и со страха не хочет вставать, — ответил Котта, раздвинув полог, — дочь, выходи, все ушли… да вставай же, Дурочка!

Его голос звучал ласково, но Аврелия не отзывалась.

— Не буду тебя бить… не буду… ты не виновата…

— Госпожа, — позвала Катуальда, ласково взяв девушку за руку, — моя милая Аврелия!

— Сервилий меня презирает, — тихо и отрывисто проговорила Аврелия, не открывая глаз.

— Аврелия, прости меня… это роковая, ужасная ошибка… ты невинна… прости меня, — сказал Сервилий.

— Дядя, это ты, мой дорогой… Лентул спас меня от Мертвой Головы… Клелия, я опять с тобой… ты права… Флавий Флакк не его имя… гости так долго шумят…

— Помешалась! — тихо произнес Сервилий, упав на колени у постели, — Аврелия, ты меня и? узнаешь?!

— Лентул, ты все, все знаешь… — шептала Аврелия, — скажи, он в Риме, я его увижу? я его боюсь, Лентул… я… я скажу эту тайну Сервилию, непременно скажу… я выплачу перед ним мое горе… песок… везде песок… трудно идти… а волшебник гонится за нами, Лентул… неси меня… волшебник не один, с ним духи; их много; они ищут Флавия и меня…

— Барилл, Катуальда, отнесите госпожу в ее комнату и уложите, — приказал Сервилий, — сосед, горе нам обоим! Она умирает.

Ужас последнего приключения переполнил чашу страданий Аврелии; муки растерзанного сердца разразились горячкой.

В доме Котты никто не спал в эту ночь. Старик плакал; Сервилий Нобильор клял себя за то, что поверил клевете, бросался на колени у постели больной, звал ее, умолял о прощении, сбегал домой и принес все, какие у него были, мази, травы и настойки, в целебной силе которых он был уверен, приказывал Катуальде и Эвное лечить ими больную; Аврелия никого не узнавала, то бредила, то ненадолго засыпала тревожным сном.

Это была бессонная ночь не только для дома Котты, но и для всего околотка, как будто злобный Рок бросил целую горсть неудач в эти места без разбора на злых и добрых людей. И злодеям и добродетелям, — всем было плохо.

Убежав от преследования вооруженных поселян и их слуг, Лентул скрылся в доме Фламиния у Мелхолы, влезши в эту разоренную берлогу через окно; боясь розысков, он хотел приказать оседлать лошадь и ускакать в Неаполь, но, к его ужасу, вместо Мелхолы, первое лицо, кого он встретил в кухне, был Катилина — свирепый, точно адское чудовище, предводитель союза расточителей сидел у стола, кусая со злости ногти и крутя концы своих роскошных, черных кудрей; лицо его в эту минуту было гораздо ужаснее всего, что игривая фантазия Вариния создала на страх соседям в образе волшебника Мертвой Головы.

Встретивши взгляд его блестящих, глубоко впалых, черных глаз, Лентул остановился на месте, точно окаменелый, ни живой, ни мертвый. Двенадцать проскрипций, записанные со слов предводителя в пьяный час, явились теперь перед его взорами в виде длинного куска исписанной его рукой кожи, лежавшей на столе.

Не говоря ни слова, Катилина швырнул в лицо своего помощника его писанье.

— Диктатор, пощади! — проговорил Лентул, обняв колена злодея.

— Моя рука не дрогнула бы прикончить тебя, пьяница, — прошипел ужасный человек сквозь зубы, — но, если приканчивать каждого, подобного тебе негодяя, пришлось бы мне остаться одному, потому что все вы такие… все до одного!.. ты обвинял Курия, обвинял Фламиния, а сам-то ты хорош? кто из вас думает о моих великих идеях, кто помогает моим великим целям? Ни один!.. даже простого диктанта ты не исполнил, как следует. Что тут написано? во-первых: половины не разберешь… вкривь и вкось наставлены только каракули вместо букв… а во-вторых: совсем не то, что я говорил. Фульвий Нобильор, Люций Цезарь вместо Кая, Помпей Страбон давно умерший… тьфу!.. провались ты, Лентул Сура, с этими двенадцатью проскрипциями двенадцать раз в жерло адской бездны к Мегере и сестрам ее!

— Диктатор, я сейчас напишу другое.

— Без тебя уж написано. Зачем ты отлучился из Рима без моего позволения? как смел ты преследовать дочь Котты без моего согласия?

— Эту мысль мне подал Фламиний… я полагал, что… и Ланасса… и Люцилла… и Аврелия… уж чересчур много ему одному достанется… приданое Аврелии…

— Ты хотел отсчитать на свою долю?! разве ты забыл один из главных пунктов кровавой клятвы? — никто не смеет ничего наживать без моего позволения. Фламиний может преследовать, кого хочет, потому что его должность — наживать деньги и передавать их нам. Другого приобретателя мне не надо. Ни ты, ни другой, никто да не посмеет волочиться за богатым приданым! забыв все прочие обязанности!.. Фламиний не имеет у нас другого дела, потому что глуп и труслив; он ни на что другое не годится, его должность — жениться, давать нам векселя, проигрывать все, и покидать жен, когда я ему прикажу. В чем твоя должность, Лентул, говори!

— Я поддерживатель твоих идей и проектов в Сенате и домах аристократии; я — охранитель твоей чести от злой молвы.

— Ничего другого ты не смеешь делать. Курий — шпион; Цетег и Габиний — палачи; у других — другие обязанности… только ни один из вас никогда не является на свой пост вовремя и не исполняет моих приказаний с надлежащею аккуратностью. Покушение Цетега на жизнь Великого Понтифекса не удалось.

Долго бранил Катилина Лентула, не смевшего ему возражать и оправдываться ни одним словом; потом он велел оседлать двух коней и ускакал вместе с ним, неизвестно куда.

Вскоре после их отправления на двор заброшенной усадьбы примчался во весь опор на взмыленном коне Фламиний и разбудил громким стуком в дверь только что задремавшую еврейку.

— Каин отверженный, Бездонная Бочка, это ты!.. — вскричала Мелхола, встречая неожиданного гостя.

— Где диктатор? — спросил юноша, вбегая в комнату.

— Провалился твой Вельзевул в свою геенну и четырехименный филистимлянин с ним.

— Разве Лентул здесь был?

— Был… был… натворил же он тут без тебя чудес и подвигов!.. а ты-то где пропадал, Бездонная Бочка? опять на тебе пурпур да золото… с каких небес эта манна свалилась?.. ведь от тебя не только мой отец, все отказались, как живые от мертвого. Кто рискнул бросить деньги в твою ненасытную пасть?

— Кто?.. гм!.. Ланасса.

— Отвратительный!.. милая, добрая девушка тоскует тут о тебе, тревожится, а ты… о, стыд!

— Ты денег больше не даешь, а диктатор требует, чтоб я их достал.

— Что ж ты не попросишь Люциллу поручиться за тебя? Я дала бы.

— А сколько она уж задолжала?

— Для ее капитала пустяки… два миллиона… ее отец привезет со своей претуры целый корабль серебра, которым славится Испания.