Семь песен русского чужеземца. Афанасий Никитин

Скороходы бегут мимо тебя, размахивают серебряными жезлами. Целый лес пик, сабель, стрел и щитов несётся вдоль улицы. Рысью проезжают наездники на верблюдах. За ними всадники на прекрасных конях, покрытых дорогими шалями. За ними паланкин султанский открытый. Султан сверкает весь до того, что очам не стерпеть этого блеска... А за ним подвигаются мерным шагом слоны, украшенные богато...

А мать султана вот выехала в закрытом паланкине-чандоле. Кругом паланкина — женская стража — рослые красивые женщины. Их окружают со всех сторон глашатаи султанские и выкрикивают громогласно всё титло султанской матери. Тотчас нищие и калеки сбегаются, сползаются и тянут руки. А евнухи, нарочно оскоплённые слуги, раздают милостыню от имени знатной госпожи. Глава всех евнухов султанской матери едет на слоне под балдахином, расшитым золотом. На евнухе одежда парчовая, шаль дорогая намотана на поясе, тюрбан сверкает самоцветными камнями. За слоном евнуха несут паланкины, в которых жёны и дочери знатных приближённых султана. Женщины-телохранительницы идут следом и вкруг. Они приземистые, сильные, это рабыни, тюркистанские кочевницы... А прислужницы и прочие невольницы едут в крытых повозках, также хорошо изукрашенных...

Так возможно толкаться по городу целыми днями, наполняя глаза свои разными зрелищами. Офонасу вдруг представляется, будто он — малое дитя, и наконец-то удастся ему пожить, как должно дитяти: весело и без мыслей, и поедая вкусные сладкие кушанья, и разглядывая чудные пёстрые зрелища... Хорошо!..

А ночами спит Офонас крепко и не опасаясь ядовитых змей. Ведь змеи-то здесь не прыщут ядом, только шуршат да летят-ползут чёрно-пестро...

В Смоленске холодно. Печь топят, а холодно. Отчего? От окошка заиндевелого? За окошком — снег, сосульки повисли с кровель. И не хочется Офонасу наружу. Там холодно, холодно совсем. Ноги, обутые в сапоги, скользят небось. Холод пронимает до костей. А здесь, в темнице, всё потеплее. Никто не приходит, никто не теребит Офонаса. А ему писать ещё долго, много...

Устал. Спится худо от боли головной и суставной. И ест Офонас худо. Не принимает, не берёт душа никакой пищи. Вчера водки просил — не дают. И пёс, шут с ними!.. Офонас всех обманет, уйдёт в слова, писанные о далёком, жарком городе Гундустана. И никто не догонит и не поймает...

Писал:

«Бидар — стольный город Гундустана бесерменского. Город большой, и людей в нём очень много. Султан уже двадцати лет, а правят бояре и княжат хорасанцы и воюют хорасанцы.

Живёт здесь боярин-хорасанец, мелик-ат-туджар, так у него двести тысяч своей рати, а у Мелик-хана сто тысяч, а у Фарат-хана двадцать тысяч, и у многих ханов по десять тысяч войска. А с султаном выходит триста тысяч войска его.

Земля многолюдна, да сельские люди очень бедны, а бояре власть большую имеют и очень богаты. Носят бояр на носилках серебряных, впереди коней ведут в золотой сбруе, до двадцати коней ведут, а за ними триста всадников, да пеших пятьсот воинов, да десять трубачей, да с барабанами десять человек, да свирельников десять человек.

А когда султан выезжает на прогулку с матерью да с женою, то за ним всадников десять тысяч следует да пеших пятьдесят тысяч, а слонов выводят двести, и все в золочёных доспехах, а перед ним — трубачей сто человек...»

Так писал:

«Салтан же выезжает на потеху с матерью да с женою, ино с ним человекъ на конех десять тысящь, а пеших пятьдесят тысящь, а слонов выводят двесте, наряженых в доспесех золочёных, да пред ним трубников сто человекъ, да плясцов сто человекъ, да коней простых триста в санех золотых, да обезьян за ним сто, да блядей сто, а все гяурокы.

В салтанове же дворе семеры ворота, а в воротех седит по сту сторожев да по сту писцов кафаров. Кто пойдёт, ини записывают, а кто выйдет, ини записывают. А гарипов не пускают въ град. А дворъ же его чюден велми, все на вырезе да на золоте, и последний камень вырезан да златом описан велми чюдно. Да во дворе у него суды розные.

Город же Бедерь стерегут в нощи тысяща человекъ кутоваловых, а ездят на конех в доспесех, да у всех по светычю».

Меж тем Микаил всё ездил к султану во дворец, всё говорил с ним. Но окружавшие султана Мухаммеда бояре чему-то в словах Микаил а противились. О чём говорил царевич с Мухаммедом-султаном, никто не знал. Один Хамид-хаджи знал, но теперь Офонас был далёк от Хамида-хаджи. Воспитатель царевича выглядел озабоченным. Быть может, потому что в городе ожидали прибытия Махмуда Гавана с войском...

Микаил также посетил мать султана, которая имела силу и власть при молодом султане; титуловали её титлом «махдума-джехан» — «повелительница мира». Она была старшей женой покойного Хумайюн-шаха, отца нынешнего султана. Махмуд Гаван обретался под её рукой-покровительством.

После смерти Хумайюна сделали султаном малого ребёнка, царевича Низама, старшего сына султанши. Тогда-то она и встала у власти. Двум везирам-сановникам она поручила дела правления; оба они были в Гундустане чужеземцы: Ходжа-и Джехан был из тюркских земель, а Махмуда Гавана многие полагали персом. Когда умер юный Низам, Махмуд Гаван подстроил убийство Ходжи-и Джехана. А султанша доверяла Махмуду Гавану во всём!..

Казалось, мать султана приняла какие-то слова Микаила. Он приехал из дворца довольный.

Порою Офонас призадумывался, пытался понять, чего же хочет Микаил. Но так и не смог понять.

А в городе говорили и говорили о Махмуде Гаване, который ушёл в поход. Говорили, гадали, удастся ли Махмуду Гавану взять Келну-крепость и порт Гоа [126]...

Ждали возвращения Махмуда Гавана.

Но он ещё не возвращался и не присылал гонцов.

Микаил был доволен и весел; призвал к себе Офонаса-Юсуфа, говорил с ним о пустяках, смеялся.

   — Что ты задумал, господин мой? — спрашивал Офонас.

   — Я ничего не задумал, — отвечал царевич. — И ты ни о чём не думай. Что тебе? Ты останешься жив...

Наконец вернулся Махмуд Гаван с войском. Город зашумел, заполнился многими людьми ещё более, чем прежде. Объявлены были празднества, игры, шествия.

Офонас толкался по улицам и площадям, глядел и слушал. Люди волновались, шумели; часто повторялись, звучали слова: «Виджаянагар», «Мубарак». Иные толковали о женщине, которая будто бы явилась новым воплощением страшной Кали, гундустанской богини войны!..

Теперь Офонас всё понял! Это имя — «Мубарак» — сказало всё! А спутница Мубарака, новое воплощение страшной Кали... Офонас не сомневался, что речь шла о Дарии-биби!..

Офонас спрашивал, что такое «Виджаянагар». Ему ответили, что Виджаянагар — это земля с большим городом укреплённым...

Офонас пошёл к Микаилу, спрашивал его...

   — Что ты задумал, мой господин?

   — Лучше ты скажи мне, чью сторону ты примешь?

   — Не могу понять твои слова...

   — Лжёшь? — Микаил сжимал плотно губы.

   — Я не лгу. Я знаю, что Мубарак создал своё княжество, захватил многие земли. И она, та, которую ты ищешь, она с ним.

   — Ты пировал на их свадьбе.

   — Они оба не сделали мне никакого зла, одно добро!

   — И ты не видел, как этот разбойник расправлялся с людьми?

   — А ты, господин мой, не видел никогда, как расправляются люди с людьми?

   — Я сделаю то, что намерен сделать! И ты будешь со мной.

   — Я оружия не подыму на Мубарака!

   — Да ты позабыл вовсе, кто ты и кто властен над тобой!

   — Я не позабыл твоего благородства.

   — Ты — ничтожный гарип! У тебя всякий благороден, кто даёт тебе деньги и простирает над тобой руку-покровительство. Ты мне нужен сейчас. А будешь противиться, я прикажу убить тебя, как твой Мубарак убивал своих противников.