Волжское затмение (СИ)

– Вот что, Витя, – доверительно, вполголоса, убедившись, что никто не слышит, заговорил он. – Без околичностей. Я вижу, как ты переменился после визита к… К госпоже Варенцовой. Вижу и понимаю. И вот о чём хочу попросить. Не сегодня-завтра кто-то из нас погибнет. Ты понимаешь это? – желтоватые глаза Зубова испытующе, будто прицеливаясь, вперились в Витьку.

Витька пожал плечами и кивнул.

– Если оба выживем, что вряд ли… – с сильным волнением и длинными паузами продолжил Зубов, – тогда, считай, разговора не было. Но, если меня убьют раньше… Могу я тебя…как понимающего попросить… При встрече с Варенцовой сообщить ей, что я…думал о ней до последнего мига и умер…с её именем на губах? – Зубов смущённо крякнул, отвернулся и долго стоял, прислушиваясь к близким, колышащим прохладный утренний воздух разрывам. – Чёрт, как глупо… Сейчас, небось, и в романах так уже не пишут… Так что, Витя?

Коробов, закусив губу, глядел на затянутое чёрным дымом небо. Глаза его повлажнели, и тусклый, задымлённый свет блестел и переливался в них.

– Можете на меня рассчитывать, господин поручик, – тихо, но твёрдо ответил он. – Скажите, а если остаться в живых выпадет вам, могу я просить вас о том же самом?

Резко повернувшись, поручик в упор пронизал, как прострелил Витьку жестким вопросительным взглядом. И тут же улыбнулся краешками губ, кивнул, энергично, с хлопком, пожал ему руку и ушёл.

И снова марш через весь город, к Которосли. Уже с двумя винтовками. Одна – русская, со штыком – за левым плечом, в ней всего пять патронов. Она – для ближнего, штыкового боя. За правым плечом вторая – итальянская. Для стрельбы. Стрелять из неё – сноровка нужна, отдача сильная. Зато в патронах недостатка нет. Две винтовки, а выходит – две половинки одной. Тяжело и неудобно на марше, а в бою и вовсе губительно: пока перехватишься, одну – за плечо, другую – с плеча, десять раз убьют. Ну да всё лучше, чем с одной, да без патронов. Спокоен был боец Коробов. Спокоен и отрешён. Не дрогнул ни единым мускулом лица, когда на Власьевской площади их застиг артобстрел, и пришлось переползать от дома к дому. Не поморщился, когда шагали сгоревшими предместьями за Сенной, обходя обугленные трупы лошадей и коров. Человеческих останков не встречалось: их всё-таки успевали убирать. Да и научились уже люди защищаться и прятаться от снарядов и пуль. Две недели боёв не прошли даром для ярославцев.

На берегу Которосли, у обломков взорванного Толчкова моста мелькали, перебегая с места на место, серые островерхие фигуры с винтовками наперевес. А здесь, на линии обороны белых, царило усталое спокойствие. Чему быть – того не миновать, и нечего тут суетиться. Залегли в наспех отрытых окопчиках бойцы. Без интереса разглядывали красных, поочерёдно беря их на мушку. Эх, жаль, стрелять нельзя! Строжайше запрещено: беда с патронами. Одежда – гражданские брюки, рубашки, толстовки – пропылена и запачкана. На многих – окровавленные повязки. В глазах усталость и одурение. Впереди, на берегу, белеют и сереют в траве тела. Предыдущая атака была принята в штыки и отбита. Срочно требовалось пополнение, а лучше – полная замена, да где ж сейчас столько народу взять? Утешало одно: красным тоже крепко досталось, раз попятились и стали перегруппировываться.

Подоспевший отряд добровольцев-резервистов подоспел как раз вовремя. Позиции занимали бегом.

– Ну, как тут? – втискиваясь в окопчик и поджимая длинные ноги, коротко спросил Витька у соседа, хмурого усатого бойца с перевязанным левым предплечьем. Из-под жёлтого бинта ярко проступало бесформенное красно-бурое пятно. Как раз там, где полагалось находиться белой повязке.

– Э-э… – неопределённо проскрипел боец и махнул здоровой рукой. – Еле держимся. Вот с вами, может, и протянем ещё… Хотя куда там… С такой салажнёй! Гимназист?

– Реалист. Бывший, – счёл нужным подчеркнуть Витька.

– О! – с деланной важностью крякнул сосед. – Ну, тогда всё. Тогда победим! Ты хоть видел их? – и кивнул в сторону красных. – Страсть господня, вот те крест, звери какие-то, а не люди! Прут, как оглашенные, глаза стеклянные… Тьфу! – и боец шёпотом выматерился.

– Отряд, к бою готовьсь! – хрипло и сдавленно скомандовал незнакомый офицер, и Витька, вжимаясь в землю, припал к прицелу итальянской винтовки.

Серые остроконечные фигуры вдали задвигались и редкой цепью, перебежками, то и дело припадая к земле, устремились на позицию добровольцев. Торопливо захлопали вокруг хлёсткие выстрелы.

– Отставить стрельбу! – взвился хриплый голос командира. – Подпустить ближе! Стрелять только по команде! Беречь патроны!

Вслед первой поднялась и стала приближаться вторая цепь. За ней – третья.

– Нет чертям угомону… – зло пробормотал Витькин сосед. – Ухх… Ну, где ж твоя команда-то, благородие… – и едко, нетерпеливо выругался.

Первая цепь была уже близко, вырисовывались небритые, загорелые до смуглости лица атакующих. Засвистели высоко над головами пули. Слышались раскатистые, отрывистые выкрики.

– Нерусь какая-то… – прошептал Витька, ловя то одного, то другого из них в прицел. Чуть подрагивали руки, стучало сердце, но никаких переживаний насчёт того, что вот сейчас ему придётся впервые в жизни убить человека, Витька не испытывал. Даже близко ничего не было. Только одно – не промазать, не дать им добежать…

– Отряд, огонь! – гулко и хрипло понеслась команда. – Внимание на фланги!

Поднялся бешеный, захлёбывающийся грохот выстрелов. Витька целился, жал, затаив дыхание, на спуск, получал резкий толчок в плечо, но не слышал своих выстрелов. Винтовка будто сама собой содрогалась в руках, не производя шума и не причиняя вреда противнику. Правый – самый опасный – фланг наступающих оставался цел и уже опасно близок. Бойцы двигались перебежками, приостанавливаясь лишь для выстрелов. Ещё чуть-чуть – и охватят справа, и прижмут к реке. Тогда – крышка. Жукнула злобно над самой головой пуля. Ещё одна прошла у самого виска, и показалось даже, что ухо, скулу и половину лба обдало чем-то горячим и сухим. Витька припал к прицелу, сунул меж прикладом и плечом сдёрнутый с головы картуз, перевёл дух.

– Хлесть! Хлесть! Хлесть! – будто огромная плеть, захлопала “итальянка”. И Витька с удивлением увидел, как взмахивают руками, роняют оружие и падают островерхие фигуры красных бойцов, как, сжавшись, сгибаются пополам и пятятся назад, и подоспевающие сзади обходят их и переступают через упавших. Вот ещё один замер и осел на землю. Вздрогнул, вскрикнул и рухнул, вытянув руки, лицом вниз другой. Перекосился, упал набок и забился, задрыгался третий. Не только Витька, а и другие добровольцы приноровились к оружию и, пользуясь укрытым положением, начали наносить противнику урон. Первая – поредевшая – цепь смешалась со второй, но и там уже падали убитые и раненые. Но атака не прекращалась. За третьей цепью виднелась и четвёртая, и пятая. У Витьки заканчивалась вторая обойма, а первые ряды атакующих были уже угрожающе близко к окопам добровольцев. Уже раздавались там и тут вскрики и стоны: начались попадания. Хорошо хоть, что артиллерия красных, как обычно, не торопилась с поддержкой. Пушки Закоторосльной стороны с увлечением крушили район Сенной площади.