Пером и шпагой

бретера?

Ей-ей, сам король Франции вел себя в его годы гораздо скромнее. И уж конечно король ничего не писал (и не читал) об администрации и финансах у народов древности!

ЛЮДОВИК ПРОСНУЛСЯ

Не хочется, а - придется. Сам замысел вещи и ход истории к тому нас обязывают.

Сядем же, по завету Шекспира, на землю, покрытую нежной травою, пустим по кругу чашу с вином и будем рассказывать странные истории про королей...

О короли, короли! Простите, но ваши тени мы потревожим.

***

В этот день Людовик XV проснулся поздно и, не вставая с постели, привычно и вяло расставил руки. Вечно унылый дофин помог отцу натянуть рубашку. Тряскими пальцами король нащупал горошины пуговок. Принц Луи Конти, на правах сюзерена, продел ногу короля в скользкий сиреневый чулок.

- Шевалье де Вержен, - шепнул он, - наверное, уже прибыл в Константинополь; барон де Тотт поднимет татар, а наши эмиссары взбунтуют, когда надо, Сечь Запорожскую.

- Да, Порту надо пробудить, чтобы крымский хан опять тревожил русские пределы... Не давать России покоя!

Конти, присев на корточки, взялся за туфлю короля. Когда Людовика обули, в спальню к нему были допущены иностранные дипломаты, состоявшие при дворе Версаля.

Среди них не было русского, и это наводило Версаль на грустные размышления.

На горизонте европейской дипломатии звезда Петербурга разгоралась все ярче, и Франция уже не раз убеждалась, что пренебрегать Россией - рискованно и неразумно. Но Версаль относился к русским с неприязнью. Почти враждебно...

- Звон золота разбудит и мертвеца, - ответил Людовик принцу Конти с большим опозданием (а дипломаты зашушукались).

Бездумно глядя в окно, король вытирал лицо и руки мокрым полотенцем. В соседней комнате Oeil de Boeuf лакеи со звоном перебирали кофейную посуду.

- И начнем день! - торжественно провозгласил Людовик.

Начало дня - обычно. В узком проходе, между стеной и кроватью, король опустился коленом на кожаную подушку; старенький Часослов - еще со времен Генриха Четвертого - всегда лежал раскрытым перед королями Франции...

Конти держал отброшенное королем полотенце и прямо в глаза смотрел графу Штарнбергу - послу австрийской императрицы Марии Терезии, с которой тоже не было дружбы у Людовика. Конти смотрел на австрияка, но мысли его были далеко-далеко - на севере. Сейчас Конти всего сорок лет, русской императрице Елизавете Петровне - побольше (под пятьдесят), но это ничего не значит.

"Разве бы я был плохим мужем? - раздумывал Конти. - Или я не гожусь в герцоги Курляндские? Наконец, я могу командовать русской армией..."

Людовику, как и Конти, тоже четыре десятка. Но от прежнего красавца, каким он был смолоду, не осталось и следа. Лицо сделалось оливковым, почти сизым. Дыхание короля стало гнусным от несовершенства желудка и частых запоров. К тому же король не мог в обществе связно произнести двух слов. Но и эти слова обычно он выражал (по свидетельству современников) "на подлом языке цинизма и распутства".

Людовик еще