Привенчанная цесаревна. Анна Петровна

   — Умница ты моя. Неужто он сам взялся тебе всё объяснять?

   — Конечно, нет. Это я вызвала барона на разговор, и он увлёкся им. Барон сказал, что решение о мире было принято великим визирем не из-за того, что его подкупила драгоценностями государыня.

   — У неё тогда не было никаких драгоценностей, тем более в походном лагере.

   — Это и мне было понятно. Великий визирь испугался вспыхнувшего внезапно бунта янычар, который мог вызвать слишком решительный отклик среди христиан — молдаван и поляков. Поэтому я просто хотела сказать, что государыня делила с вами все трудности походной жизни. И орден Святой Екатерины...

   — Я установил только из-за неё. В дела государственные твоя родительница не мешалась никогда и ничего в них не понимала. Не то что ты, умница моя. Если бы с твоим умом у меня был бы сын.

   — Мы все скорбим о кончине наследника, государь. Наш Шишечка был таким чудным ребёнком...

   — Аннушка, теперь я не хочу обманывать себя.

Шишечка был похож скорее на покойного государя Иоанна Алексеевича.

   — Как это возможно, государь! Иоанн Алексеевич был всего лишь вашим сводным братом.

   — Я говорю о другом, Аннушка. Может, ты по молодости и не обращала внимания: Шишечка скончался, не дожив до четырёх лет. И он ещё не говорил. Мы могли как угодно представлять его народу, но он не мог научиться говорить.

   — Какое несчастье, батюшка! Я и впрямь не задумывалась над этим. Какое горе вам приходилось изо дня в день переживать!

   — В прошлом, Аннушка, хоть это горе в прошлом. Зато какой же умницей ты росла.

   — Государь, не казните меня за мою настойчивость, но заслуги нашей родительницы...

   — Мы кончили этот разговор, Аннушка. И навсегда. Ты, кажется, что-то хотела у меня спросить.

   — Только одно. Почему барон Галлард с его знаниями и преданностью вам не бывает во дворце, не занимает придворных должностей?

   — А вот в этом надо винить происки Алексашки Меншикова. Этот плут всю жизнь завидовал всему — богатству, образованию, царской милости. Только и с ним настала пора разобраться.

   — Принцесса, я хотел бы с вами поговорить, и немедленно.

   — Что же вам мешает, герцог? Я вся внимание.

   — Нет, нет, дворец не место для подобных разговоров.

   — Что же вы предлагаете в эту отвратительную осеннюю погоду? Посмотрите, какой ледяной ветер метёт вдоль Невы, и окна не способны оберечь нас от холода. Право, около камина будет уютнее.

   — Поверьте, принцесса, моё пожелание не относится к числу капризов. Я предлагаю вам прогулку верхами.

   — Но об этом страшно и подумать!

   — Вы можете одеться теплее, а я, как солдат, пренебрегаю холодом.

   — Пусть будет по-вашему.

Конюхов на конюшне никаким приказом не удивишь. Да и во дворце такая сумятица, что любой приказ — не чудо. От казни Монсовой никто не оправился. Царица запёрлась в опочивальне. Государь во дворец и не заезжает. И то сказать, стыдоба на весь белый свет. А что цесаревна Анна Петровна решила с герцогом Голштинским куда-то ехать, так ни для кого не тайна — со дня на день женихом и невестой объявлять их будут. Самое время промеж собой потолковать.

   — Ваше желание выполнено, герцог. Я вас слушаю. Вы так возбуждены, что, кажется, не находите слов.

   — Да, не нахожу! И кто бы на моём месте их нашёл? Вы знаете, что его императорское величество наконец-то решился на объявление нашей помолвки?

   — Мне государь не говорил ничего, а слухи, да ещё во дворце...

   — Пусть пока только слухи. Но нет дыма без огня. И главное об идее помолвки мне сообщил сам Алексей Васильевич Макаров. Кому же, как не кабинет-секретарю, знать о планах его величества.

   — Положим. Так что же вас волнует? Вас перестало устраивать это обручение?

   — Вы настолько безразличны ко мне, принцесса?

   — Я могла бы ответить, что до самых последних дней ваш выбор склонялся в сторону моей младшей сестры.

   — Это неправда!

   — Это правда, герцог, и я не вижу в этом никакой вашей вины.

   — Я повторяю, это неправда, принцесса. Моё отношение к принцессе Елизавете было всего лишь поведением хорошо воспитанного человека — не более того. К тому же принцесса Елизавета любительница танцев, а вы часто отдаёте предпочтение умным разговорам, до которых я в женском обществе не большой охотник.

   — Вот видите! Но ваше упорство отводит вас от главной темы разговора, а ветер, даже вдали от реки, пронзителен.

   — Извините, принцесса. Но мне очень важно уверить вас в своих чувствах, тем более накануне помолвки.

   — В этом нет нужды, герцог. Мы с вами оба знаем, что браки лиц царской крови основываются не на чувствах.

   — Но наш...

   — Если он состоится.

   — В этом уже можно не сомневаться, будет полным исключением, если вы, принцесса, испытываете ко мне хоть каплю сердечности.

   — Герцог, вы выбрали на редкость неудобную и холодную обстановку для пылких заверений.

   — Бог мой, принцесса, в свои шестнадцать лет вы уже истинный дипломат.

   — Скорее, просто дочь своего отца — Петра Великого.

   — Так вот именно Пётр Великий, которого вы так боготворите, намерен лишить нас с вами всяких надежд на российский престол.

   — А вы рассчитывали на него, герцог?

   — Что значит, рассчитывал ли я? Это вы имеете все права на него.

   — Я хочу вам напомнить, ваше высочество. Ваши планы, когда вы приехали в Петербург — и об этом мне говорил мой родитель, — не простирались так далеко.

   — Да, да, не сомневаюсь, вашего родителя привлекала моя родственная связь со шведским престолом — как-никак родной племянник столь ненавистного русскому царю Карла XII, сын его родной сестры. Родной внук короля Карла XI! Мне есть чем гордиться!

   — Я не думаю, чтобы нам стоило начинать перечислять наших предков.

   — Вы имеете в виду вашу родительницу, принцесса? Но я бы никогда не позволил себе никаких намёков!

   — На что именно, ваше высочество? Я не могу сказать, что хорошо разбираюсь в генеалогии царствующих домов Европы, но ещё совсем недавно, немногим больше ста лет назад, царь Борис собирался выдать свою дочь царевну Ксению за принца Густава, сына Эрика XIV и Катарины Монсдоттер, насколько я помню, дочери простого солдата, ставшей шведской королевой. Я ошибаюсь?

   — Конечно, нет! Как вы с вашими знаниями и вашей скрупулёзностью, принцесса, можете ошибаться. Но вы меня обвиняете в бестактности, которой я не совершал.

   — Тем лучше, герцог.

   — Да, да, тем лучше. Но сейчас государь решил лишить вашу родительницу прав на российский престол.

   — Вы так в этом уверены?

   — Ни минуты не сомневаюсь. Казнь этого прощелыги Вилима Монса тому порукой.

   — Вы ещё недавно очень благосклонно о нём отзывались, герцог.

   — Я не знал его истинного лица, тем более его сомнительных похождений. Но как бы там ни было, эта ситуация открывает перед вами, как старшей дочерью царя, новые возможности, и их не следует упускать.

   — Всё находится в воле государя.

   — Неправда, принцесса! Все знают, как его величество считается с вашим мнением, как вас ценит, и вообще ходят разговоры...

   — Мне не хотелось бы повторять, герцог, что я не люблю разговоров. Если у моего родителя появится необходимость что-то мне сообщить, он сделает это сам.

   — Вы готовы покорно ждать этой минуты, при том, что она может оказаться для вас совершенно неблагоприятной.

   — Я всего лишь дочь, уважающая своего отца.

   — Я иногда думаю, принцесса, сколько в вас действительной кротости и сколько нежелания делиться своими знаниями. Между тем эти знания могли бы оказаться чрезвычайно полезными нам обоим.

   — Нам, принц? Но ведь обручение ещё не состоялось.