Держава (том второй)

— Ур–ра! — ревели офицеры, а оркестр играл туш.

Праздновали долго и от души.

Разошлись лишь тогда, когда Рубанов с Зерендорфом стали кавалерами ордена Святого Александра Невского, что даётся с генерал–лейтенантского чина.

Когда Аким проходил портретную залу, ему показалось, что генерал–майор фон Рейтерн по–отечески взирал на него со стены и подмигивал, а генерал–майор Моллер одобрительно качал головой.

На следующий день парадный обед давала Ирина Аркадьевна.

Стол, как и в офицерском собрании, ломился от деликатесов и вин, но герою дня удалось выпить лишь бокал шампанского — маман зорко следила за моральным обликом сынули.

На этот раз она вызвалась сопровождать Акима до Москвы, отметя железной рукой все его возражения. Ну а к ней решила присоединиться Любовь Владимировна.

Родители подарили воину две тысячи рублей, снабдив на дорогу двумя комплектами дублёных полушубков, бурок, тёплых сапог и сюртуков на меху, не считая повседневной формы.

Второй комплект предназначался Глебу, который телеграфировал, так как отец перестал подходить к телефону, что рапорт начальством подписан, и билеты на пассажирский экспресс № 7 куплены.

Любовь Владимировна подарила братьям томики Брюсова, коим они с Ириной Аркадьевной не на шутку увлеклись, перечитывая от корки до корки сборники стихов и публикации в журналах. Отец преподнёс сыну целую подписку свежих газет — чего в дороге делать–то…

Озабоченные денщики: Антип с Козловым, ломали голову, как упаковать всё это богатство.

— Один походный погребец сколь места занимает, — Козлов с завистью погладил обитый оленьей шкурой и окованный жестью сундучок.

— Всё поместим, — отгонял дающего советы Аполлона Антип. — Без тебя знаем, сами разберёмся.

Прибывшая с ревизией Ирина Аркадьевна велела всё уложить по–своему.

Наконец прозвучали последние тосты, которые Рубанов–младший лишь закусывал, и кавалькада саней, под руководством Архипа, двинулась к Николаевскому вокзалу.

Здесь состоялись ещё одни проводы.

Офицеры полка, во главе со старшим полковником, поджидали отъезжающих у дверей вокзального буфета с шампанским.

Здесь уж Ирина Аркадьевна оказалась бессильна.

Следом, вместе с отцом, подъехал Зерендорф.

Эраст Петрович козырнул генерал–адьютанту Рубанову, офицерам и, ссутулившись, жалостливо глядел на сына.

— Ур–р–а будущим героям, — орали сослуживцы.

Выпив ещё по бокалу шампанского, решили качать подпоручиков.

— Слава Богу, не уронили, — поджала губы Ирина Аркадьевна, наблюдая, как сын, забыв о матери, смеялся и обнимался с сослуживцами. — Ну, точно его папа′ в молодости.

Григорий, ласково улыбаясь, обнял отца:

— До встречи. Всё будет хорошо…

«Чего в войне хорошего, — стараясь держаться бодро и уверенно, подумал полковник, — но мы сами выбираем свою судьбу».

— А этот чего здесь делает? — удивился Рубанов–младший, узрев ефрейтора Сидорова с чемоданами в руках.

— Это новый денщик подпоручика Зерендорфа, — загыгыкал капитан Лебедев. — Пал Палыч слёзно упросил отправить ефрейтора на театр военных действий, чтоб он разложил там японскую армию… А то, говорит, после общения с этим воякой, даже «Въезд на осляти» нервную систему успокоить не может. Да и одеяло самый последний купил. Пришлось перед Ряснянским ходатайствовать.

— А-а, вот вы где, — размахивал бутылкой рома Дубасов, приведя этим в полное уныние маман подпоручика.

После путанных тостов, речей и пожеланий, а затем объятий и похлопываний по плечам, пошли к своему вагону.

Первым, под ручку с дамами, шествовал генерал. За ними — Зерендорфы. Следом несли вещи Аполлон с Прокопычем. Затем — денщики с чемоданами, и, наконец, Аким Рубанов.

«Чего–то платформу не узнаю, — размышлял он, отыскивая взглядом причину станционных изменений».

И когда прощался с отцом, до него дошло, что замусоленного младенца заменил генерал Скобелев на прекрасном белом скакуне, рекламирующий не какой–то там шоколад, а папиросы фабрики Колобова и Боброва, под названием «Герой «Белый генерал».

«Хорошая примета», — заулыбался Аким.

— Ну вот, — обиделся Максим Акимович. — Зерендорф, приятель твой, чуть не плачет, с отцом прощаясь, а у тебя рот до ушей.

— Видишь, — указал на Скобелева сын. — Он сделал меня жизнерадостным. Раньше на его месте находился замусоленный младенец, а теперь — герой. Белый генерал. Значит, на белом коне с войны ворочусь и к тому же героем, ещё раз обнял и поцеловал отца, сразу подняв его настроение.

____________________________________________

Московским утром, оставив вещи и Зерендорфа с денщиками в гостинице, Аким с матерью поехали на снимаемую Глебом квартиру. Встретить родных на вокзале он не соизволил.

Открывший дверь денщик со всей прытью помчался будить корнета.

— Мамочки родные, — воскликнула, войдя в помещение, Ирина Аркадьевна. — Мой сын живёт в конюшне.

— Да нет, маман, это вчера офицеры полка провожали его на войну, — с удовольствием обозрев жилище, по которому словно пару раз прокатилась орда хана Мамая, рассмеялся Аким. — Ничего страшного, сударыни, — попытался успокоить он матушку и Любовь Владимировну. — В сибирском экспрессе станем читать Валерия Брюсова и, поднявшись на вершину поэтических сфер, отринем грязную и пошлую повседневность жизни, — осёкся, узрев Глеба в залитом вином зелёном кителе и мятых кавалерийских шароварах: «Ясное дело, вид у братца не очень… Видно, вчера офицеры довели поздравления до ордена святого Александра Невского, а может даже и до святого Андрея Первозванного…»

Поправив на пальце золотое кольцо в форме лошадиной подковы с гвардейской звездой, он вежливо расшаркался с гостями.

«Посчитал, что кроме кольца остальное находится в норме», — фыркнул Аким, с уважением окинув взглядом Глеба:

— Настоящий русский кавалерист, — вслух произнёс он. — Гроза японских макак.

«Да он сам хуже макака», — хотела сказать Ирина Аркадьевна, но сдержалась, с глубочайшим прискорбием глядя на улыбающегося уже сына:

— После университета ты бы так не выглядел, — укорила его, вскрикнув от вида всклокоченного пугала, вышедшего из соседней комнаты.

— Знакомьтесь, — икнул и прикрыл рот Глеб. — Студент Московского университета Олег Владимирович Кусков. Мой пример для подражания, — попытался пошутить он.

Студенческое чучело активно икало и кланялось дамам.

К Бутенёвым Аким в этот день не попал. Маман потащила детей и Любовь Владимировну к своей подруге Машеньке Новосильцевой, а на следующий день офицеров ждал готовый к отъезду новосибирский экспресс № 7.

Хотя Аким волновался, готовясь к встрече с Натали, но одетый в казачий чекмень брат просто потряс его.

Глянув на безысходно покачавшую головой матушку он, старательно скрывая улыбку, внимательно обозрел долгополый кафтан с красным воротником, двумя чёрными глазырями, наподобие черкески, и только собрался обсудить заправленные в сапоги широкие серые шаровары с ярко–жёлтыми лампасами, вдруг увидел Натали.

Она в волнении всматривалась в толпящихся у дверей вагонов пассажиров, и случайно столкнулась взглядом с Акимом, тут же переведя его на Глеба.

— Вот, пришли проводить героев, — раскланивался с петербургскими дамами Бутенёв.

Кусков целовал краешек перчаток. А Вера Алексеевна и Зинаида Александровна просто поздоровались.

Похмелившийся студент, покивав куда–то в сторону семафора, подошёл к молодёжи.

— Значит, господа, едете в отдалённые местности Российской империи собирать клюкву, — икнул он.

«Поднабрался терминов у военного окружения», — ухмыльнулся Аким.

Студент явно начинал ему нравиться. А вот Натали разочаровала.

Неожиданно для него она подошла к Глебу и о чём–то спросила. Затем улыбнулась, вздохнула и шагнула к старшему из братьев.

— Натали, до свидания, — не нашёлся, что сказать ей, Аким. — И прости меня, — повинился он.