Держава (том второй)

— Алёша, усильте огонь по «Асаме», — приказал мичману Ляшенко.

О том, что погиб его друг, говорить не стал. Потом сам узнает. Всё потом… После боя…

«Варяг» вышел из–под огня, обойдя японские суда. Перед ним расстилалось чистое море.

«Только море, только волны, — смотрел вдаль капитан, — и нет вражеских кораблей, а есть жизнь… Что это? — на секунду ослеп он. — Да это же солнце… Разогнало туман, — вновь ослеп, упав на палубу от мощного взрыва. — Я всё ещё жив», — поразился он, подняв голову и заметив, как из люка один за другим вылезали обожжённые матросы.

— Командир, командир убит, — подбежали они к нему.

— Живой я, ребята.

— Снаряд в батарейную палубу угодил, вашбродь. Горит всё, — страшный грохот заглушил слова матроса, а «Варяг» стал крениться на правый борт.

— Торпеда попала. Тонем! — испуганно заорал кто–то из матросов.

— Поднимите меня. Спокойно, ребята. Помогите дойти до мостика. И найдите кого–нибудь из офицеров. Скажите, я приказал подводить к пробоине пластырь.

К его удивлению, несмотря на пробоины, разрушения и пожары, крейсер продолжал двигаться, отстреливаясь от врага из оставшихся орудий.

И тут ещё один взрыв оглушил Руднева, порвав осколками стоявшего рядом штаб–горниста и подбежавшего ординарца.

Верхняя палуба окуталась дымом, в котором сверкали сполохи огня.

Обожжённые матросы из шлангов и вёдер заливали огонь, спотыкаясь об обломки и изуродованные тела своих товарищей. Корабельный священник отец Михаил, потеряв головной убор и пачкая в крови рясу, помогал морякам относить и укладывать останки погибших на неповреждённую часть палубы у исковерканной пушки.

Ум спал в эти минуты ужаса. Бодрствовала лишь малая его часть. Ибо человеческому рассудку невозможно было понять, что тот, с кем недавно шутил и принимал порцию водки, искалеченный и бездыханный, лежит под твоими ногами на палубе.

Весь пропитанный копотью, в разорванной шинели и каким–то чудом уцелевшей на голове фуражке, Руднев стоял на том, что когда–то именовалось капитанским мостиком, и руководил боем.

Моряки, глядя на своего бессмертного капитана, не боялись смерти.

«Что в ней страшного? — заряжал пушку Бондаренко. — Когда она придёт, я всё равно об этом не узнаю, — ещё раз выстрелил он. — Смело товарищи, все по местам, — бормотал он, — последний парад наступает, — заряжал орудие, один оставшись из всей прислуги, из всех друзей, останки коих лежали вокруг орудия.

— Держать курс на сближение с неприятелем, — приказал в мегафон Руднев, поняв, что до Порт—Артура наполненный водой «Варяг» не дойдёт: «И не только до Порт—Артура, но и обратно до Чемульпо вряд ли дотянем, — подумал он. — Но не сдадимся!»

— Всеволод Фёдорович, — подошёл к нему мичман Червинский.

— Говори, не молчи, — вспомнил убитого графа Нирода.

— Пластырь под пробоину подвели. Кочегарные квартирмейстеры Жигарёв с Журавлёвым с риском для жизни, по горло в ледяной воде, задраили двери в угольные ямы и спасли крейсер от потопления. Машинная команда во главе с Сизовым, откачала воду из кочегарки.

— Значит, поплаваем ещё! — и тут он заметил японский миноносец, на всех парах летевший к «Варягу». — Подай сигнал отражения минной атаки, — приказал раненому барабанщику, зная, что в таком грохоте никто его не услышит.

Контуженный и обожжённый Ляшенко тоже увидел приближающийся миноносец.

— Ну что, Бондаренко, — сорванным голосом прохрипел он. — Зарабатывай сто двадцатую порцию водки, — указал ему на цель.

— Да отказываюсь я от всех порций, ваше благородие, — наводил пушку комендор. — За Россию я его изничтожу… За товарищей своих, — произвёл выстрел, глядя на чёрно–белое огромное облако дыма и пара.

Когда оно рассеялось, на поверхности остались лишь деревянные предметы, некогда бывшие гордым японским миноносцем.

— Спасибо, ребята, — шептал Руднев, размазывая по лицу то ли слёзы, то ли брызги от водяных столбов. — Ничего… Починимся и вновь пойдём на прорыв, — шептал он. — Возвращаемся в Чемульпо, — скомандовал в мегафон. — Возвращаемся в Чемульпо, — продублировал приказ в машинный телеграф.

Когда «Варяг» и «Кореец» шли к своему месту на рейде, все команды иностранных кораблей, построившись на палубах, отдавали им честь, а оркестры играли российский гимн.

Чуть позже, чтоб не сдаться врагу, крейсер «Варяг» был затоплен на рейде, а «Корейца» взорвали на взморье.

Размещённые на нейтральных судах матросы и офицеры были доставлены в Шанхай и Сайгон.

____________________________________________

28 января в «Правительственном вестнике» напечатали «Высочайший манифест».

— Вот, дожились, — потрясая газетой, в волнении ходил по кабинету Максим Акимович.

Его старший сын, маленькими глоточками смакуя коньяк, внимательно наблюдал за перемещениями родителя.

— Дикари на Россию нападать начали, — выглянул в окно генерал и, не заметив там японцев, отчасти потому, что стемнело, помчался к столу с призывно маячившей бутылкой коньяка, пустой уже рюмкой и тарелочкой с дольками лимона. — Солдатам манифест зачитал? — поинтересовался у сына.

— На построении полка Ряснянский читал, — ответил Аким, наливая шустовский напиток в отцовскую рюмку, а после — в свою. — Как всегда отчебучил, — хохотнул сын. — Прежде начал читать корреспонденцию из газеты «Русь»: «Японца пробуют». И у тебя, гляжу, она на столе лежит.

— Ха–ха–ха, — неожиданно рассмеялся отец, позвонив в колокольчик, и велев запыхавшемуся лакею: — Аполлон, голубчик, будь добр, пригласи ко мне денщика и этого чёрта, Ванятку. Сейчас узнаешь, как говорится, из первых уст, про заметку в газете, — ответил на вопросительно–удивлённый взгляд сына. — Помнишь о чём речь? — взял со стола чуть облитый коньяком газетный лист и с удовольствием стал читать: «Недавно в одном большом петербургском чайном магазине разыгралась следующая сцена, закончившаяся едва не составлением протокола. В магазине состоят на службе в качестве приказчиков — японцы. В магазин явилось двое господ, спросили чаю, и стали внимательно разглядывать японцев–приказчиков. Затем один из покупателей, — то Ванятка был, — оторвался от чтения отец и вновь уставился в газету, — внезапно взял японца за плечо и слегка стал трясти его. Японец закричал, сбежались другие. Посетитель по очереди потряс и их. Перепробовав всех японцев, оригинальный покупатель стал извиняться «за беспокойство», так мотивировав свои действия: — Из запасных я. Может быть, на войну придётся идти, а японца никогда в глаза не видал. Вот и пришёл «примериться». Нет, не годится — жидок японец против нашего брата. Мне одному таких штук шесть, семь нужно «на левую руку». — И ещё раз вежливо извинившись, забрали пол фунта чая и удалились», — засмеялся Максим Акимович. — А вот и герой публикации, — увидел вошедшего конюха и денщика. — Иди, — кивком головы отпустил лакея. — Спасибо, Антип о случившемся рассказал, и я дело уладил, — уселся в кресло генерал, добродушно оглядев богатыря Ванятку. — Одним махом — семерых побивахом, — вновь затрезвонил в колокольчик. — Стакан принеси, — велел вбежавшему Аполлону.

Стакан нашёлся в кабинете.

— Наполни, — велел лакею, и самолично преподнёс конюху. — Молодец! — похвалил покрасневшего парня.

Посмеявшись рассказу Ванятки, Максим Акимович велел Аполлону принести ещё бутылку и сделал вывод: — Шапками азиатов закидаем! Правильно говорю?

— Так точно, ваше превосходительство, — рявкнул Антип.

— Даже не сумлевайтесь, — потряс на этот раз не японца, а оброненной господами газетой Ванятка.

— Сейчас зачту, — взял из его рук газету Максим Акимович: «Японское правительство отдало приказ своим миноносцам внезапно атаковать нашу эскадру, стоявшую на внешнем рейде крепости Порт—Артур. По получении о сём донесение Наместника Нашего на Дальнем Востоке, Мы тотчас же повелели вооружённой силой ответить на вызов Японии. Объявляю о таковом решении Нашем, Мы с непоколебимою верою в помощь Всевышнего и в твёрдом уповании на единодушную готовность всех верных Наших подданных встать вместе с Нами на защиту Отечества».