Старший брат царя. Книга 2

Проснулся, он оттого что его крепко схватили за руки и ноги, прижали к земле. Открыл глаза и не поверил, показалось, что видит сон — из сумрака над ним склонились лица его ватажников! Из его ножен вытащили саблю, из-за пояса взяли нож, распутывали веревку, собирались вязать. Он наблюдал, не оказывая никакого сопротивления. Позволил поднять себя и поставить на ноги. Как можно спокойнее спросил:

— Что вам надобно, ребята?

Ответил Неждан:

— Хотим тебя спасти, князь.

— Спасти?! Каким образом?

— Увезем...

— Вон что! Гора с плеч! Мне почудилось, что золотые ефимки прельстили и тебя, Неждан.

— Ефимки ты воеводе Нарышкину даришь. Вяжите!

— Подождите! Слушай, Неждан, ну увезете вы меня. А потом что будете со мной делать? На цепь меня не посадите, а так ведь я все равно уйду. Я никогда не изменял своему слову...

— Со временем ты поймешь, князь, что принял худое решение. На кругу не одобрят тебя. Вот я и...

— Согласен, на кругу поступят иначе — повесят меня, и все. Отпустите руки, ребята. Оружия у меня нет, бежать некуда. Вот так. Ну и что все-таки ты со мной собираешься делать? Круг будет не скоро.

— Увезу тебя, князь, от греха подальше. Согласись, ведь не раз мы спасали тебя от рук палача.

— Тоже верно. Ты меня увезешь. Рассерженный Нарышкин посадит на колья еще с десяток баб и ребятишек, выловит и прикончит еще с сотню мужиков... Впрочем, тебе чужой крови не жалко.

— Напрасно ты так, князь! Тебя увезем, а ватажников встретим, я с ними вернусь и потреплем воеводу.

— Да, он тебя ждать будет! Вот что я скажу, Неждан. Спору нет, ты хороший доглядчик, но плохой вой. Меня атаманом поставил круг, только он может меня снять. А ты своей волей хочешь меня отстранить. Если так поступать другие станут, победы никогда не будет!

— Я не отстраняю, я удерживаю тебя от дурости!

— В чем мой поступок дурной? Что я хочу спасти невинных баб и детей?! Жен моих товарищей, ватажников. Наконец, я избавлю от смерти не одну сотню русских людей! И чем? На кон поставлю одну свою жизнь! Нет, по-твоему, Неждан, не будет. Я еще большой атаман, Кудеяр. Эй, подать мою саблю и нож!

Неждан рванулся:

— Не давай! Он...

Неждана схватили ватажники. Юрша принял саблю и сказал:

— Ты, Неждан, поднял на меня руку, но я не стану наказывать тебя. Вы, ребята, поняли, почему мы поссорились с Не- жданом? Отпустите его. Царь Иван приказал убивать ватажников, их жен и детей до тех пор, пока не поймают Кудеяра. Уже погибли сотни людей, сотни еще погибнут. Если мы перебьем этих воев, царь пришлет еще в десять, в сто раз больше. За ватажниками будут гоняться и убивать. Поля порастут бурьяном, люди озвереют. Они сами поймают виновника своего горя — Кудеяра и выдадут его царю. Я не хочу, чтобы так случилось. Кудеяр пойдет и сам сдастся. Так вот, Неждан, на меня обижаться не нужно. Каюсь, Неждан, к стыду своему, я многажды поддавался уговору, шел против самого себя, и каждый раз получалось худо. Вот: Гурьян, Сургун да и ты уговорили меня на большой поход. Противился я, но сломался, начал думать об этом, готовить себя и людей. Однако во время осады Лебедяни убедился — большой поход разольется половодьем крови. Сейчас в другом убежден — единственный путь Кудеярова братства в казачестве. Понимаю, что братство расколется, часть уйдет в леса, этого миновать нельзя. Ты хорошо знаешь, что и сейчас многие ватаги на разбойные смахивают. Мне не удалось увидеть кудеяровцев казаками, это большое дело придется доводить тебе, Демьяну, другим без меня. При мне государь не даст вам покоя. Я сдаюсь, чтоб принести пользу делу, сохранить, может быть, тысячи жизней!

— Значит, Юрий Васильевич, это твое окончательное решение?

— Да. Окончательное и бесповоротное.

— Говорить ты мастер: ребят, я вижу, ты уговорил. Тогда я ухожу.

— Подожди. Обо мне разговор окончен. Теперь о вас. Воевода может слукавить, тогда все, кто пойдет со мной, примут смерть. Всякий, кто испугался, пусть уходит с Нежданом. На них зла иметь не буду. Неждан, бери мою охрану, пусть она тебе служит верой и правдой, как служила мне.

Дружинники зашептались, вперед подался старший:

— Князь, мы служили и будем служить тебе. Потребуется, станем биться насмерть!

— Спаси Бог вас! Однако, Неждан, где Фокей?

— Он сопротивлялся, пришлось связать. Вон он.

Фокей шел помятый, на кафтане трава и хвоя, под глазом синяк. Юрша обнял его.

— Благодарствую, друг мой! Теперь прошу выполнить последнюю просьбу. Вот моя сабля, передай ее главному атаману, который будет после меня. Держи!

Фокей недоуменно покрутил саблю перед глазами, но вдруг передал ее дружиннику и, подбежав к Юрше, упал на колени:

— Ни-и пойду! С тобой!

Юрша поднял его, поцеловал в губы:

— Ты должен идти с Нежданом. Я прошу тебя, и ты выполнишь мою просьбу. Найди Таисию и верно служи ей. Иди. — И он еще раз поцеловал Фокея. Тот пошел прочь, заливаясь слезами и покачиваясь.

— Давай и с тобой попрощаемся, Неждан. Много мы с тобой соли съели вместе. Теперь прощай.

Они обнялись. Неждан, взяв Юршу за руки, вымолвил:

— Жаль мне тебя, Юрий Васильевич! Вот как жаль, хоть в пору не уходить, остаться здесь.

— И мне себя жаль, да толку-то что. Оставаться здесь нельзя. Иди и выполни мою последнюю волю — удержи ватажников. Пока я тут, не даст вам Иван покоя. И еще одно, заветное: разыщи Таисию и проводи ее в Литву. Туда из Руси многие бегут. Денег побольше дай, Сургун знает, где взять. Все. Ступай. Вам затемно нужно подальше уйти. Прощай!Неждан и ватажники сели на коней и с места взяли в карьер. Топот копыт постепенно удалился и затих. Юрша и оставшиеся с ним дружинники стояли и не замечали, что пошел дождь...

Мать Агния, настоятельница Суздальского Ризоположенского девичьего монастыря 15 августа в день Успения Пресвятой Богородицы после ранней обедни сидела в своей горнице и, листая толстую приходно-расходную тетрадь, тихонько напевала псалом «Поняв тебя, возлюбила, о Господи!». В дверь тихо постучали. Она не услышала. Постучали громче. Мать Агния прикрыла тетрадь и разрешила войти. В двери показалась монашка, сгорбленная вопросительным знаком, звонким голосом объявила:

— К тебе, матушка, странница.

— Зачем я ей? Покорми сама.

— Не, матушка, от пищи отказалась. Говорит, срочная нужда до тебя.

— Делать им нечего! Ну, зови. — Агния положила тетрадь в ларец и щелкнула замком.

Вошла стройная женщина в темном одеянии, платок закрывал большую часть ее лица. Она быстрым взглядом обежала светелку, истово перекрестилась на киот, поправила платок, открыв лицо, и, сложив руки, с поклоном подошла под благословение. Бережно приложившись к руке настоятельницы, затараторила:

— Многие лета здравия желаю тебе, матушка Агния, благодетельница наша. Я многогрешная служительница архиерейского подворья Матрена.

— Наслышана про тебя, Матрена. Садись вон и выкладывай, с чем пожаловала.

— Я, матушка, постою, не барыня. А к тебе тихонько, вишь, загородилась, чтоб не узнали. Ненароком услыхала кое-что. Ну и потихоньку к тебе...

— Брось врать, Матрена. Без благословения владыки ты шага не ступишь. Так здоров ли владыка Евлампий? Дай Бог ему многих лет жизни!

— Здоров, здоров, матушка. Твоя правда, прислал меня владыка, запамятовала я, грешница. Тебе здоровья желает и процветания обители. И велел он сказать: у тебя схимница Тавифа затворницей живет. В миру ее звали боярышней Таисией. Так вот, слух был, что сбежала она у тебя. — Матрена нахально посмотрела в лицо настоятельнице, но та только усмехнулась. Она продолжала: — И дошел этот слух до государя нашего Иоанна Васильевича, да продлит Господь его годы! И распорядился государь отозвать из Ливонии, из войска государева боярина Афанасия, родного брата Таисии. Так что он вскорости будет тут. Вот об этом и приказал владыка уведомить тебя.

Агния слушала Матрену со скучающим видом, даже зевнула раза два. Когда та бросила тараторить, спокойно сказала: