Старший брат царя. Книга 2

Юрша всегда поражался, с какой легкостью ватажники, вчерашние мужики, грабили своего брата. Отлично зная, сколько труда нужно положить, чтобы прокормить барина и свою семью, они все ж обижали мужиков, часто обрекая их детей на неминуемую голодную смерть. В свое время Гурьян строго наказывал грабителей, но молчал, когда ватажники обирали амбары помещиков. Юрша на примерах доказывал, что грабеж бар оборачивается бедой для мужиков. Другое дело, когда ватажники брали у богачей золото, каменья — у мужика такого добра не водилось. Добивался, чтобы атаманы занимались хозяйством, выращивали для себя хлеб, а для скота корм.

Начал с того, что с полусотней учился у казаков и у пожилых ватажников, как ухаживать за землей. Заставлял осваивать все новые и новые заимки, отлично понимая, что не всем такая работа приходится по душе. Этой весной, уезжая, Демьян сказал:

— Теперь атаманы хлеб запасают. А все ж большинство не по своей воле это делает. Через два года, когда будешь сход собирать, боюсь, они припомнят это тебе.

— Ты чего-то не то говоришь! — удивился Юрша. — Мы же их хорошему научили!

— Хорошему, это верно. Но их воли лишаем, к земле привязываем. А раз так, царю легче изволить нашего брата. Подумай об этом, Юрий Василич, виноватыми мы окажемся.

Не раз о том Юрша задумывался. Ему казалось, что осевшие на землю ватажники станут казаками и произойдет примирение с государем. Он советовал хозяйством заниматься ватажкой в пять-шесть человек, которая должна прокормить себя и еще трех-четырех братьев, или отсыпать треть своего достатка атаману. Такую группу имел и сам Кудеяр. В нее входили Таисия, Меланья и Настя, Фокей да гонец Илья. Числились еще Демьян, Шатун и Неждан, но они находились постоянно в разъездах, им было не до полевых работ. Таким образом, главные атаманы были на коште его ватажки.

Разумеется, Юрша мог брать сколько угодно провианта из атамановой трети, но он не пользовался этим правом, потому что земля на заимках давала богатый урожай. Последнее время даже образовывались излишки, которые отправляли в казачьих обозах на продажу в Тулу и в верховье Оки, где строились большие города Орел и Одоев.

В тот год с посевом справились к концу апреля, на день Георгия Победоносца, в день ангела Юрия. Сургун с бабами закончил посев гороха, а Юрша распахивал рядом небольшой участок под капусту. Пройдя последнюю борозду, поставил соху в сторону, выпряг лошадь, пустил ее пастись, а сам пошел к телеге, где стояла бадейка с водой. Отсюда было видно, как вышагивал по пахоте Сургун и размашисто сеял горох. За ним Таисия и Настя, спугивая налетевшее воронье, вели двух лошадей, тащивших бороны — заделывали посев.

Сургун пошел до конца участка, снял с плеча лукошко с горохом, поставил его на краю поля и направился к Юрше. Скоро присоединились к ним и женщины. Время было близ полудня, решили перекусить.

Когда остались одни, Юрша спросил:

— Тася, родная, ты не замучилась? Какой день с утра до вечера...

— А ты? — вопросом на вопрос ответила Таисия. — Сегодня с утра за сохой сколько верст намерил?

— Так я ж мужик.

— А я — баба. Посмотри на Настеньку, она вдвое больше моего работает и хоть бы что.

Подошел Сургун и сказал:

— Кто-то на коне бежит.

Действительно, вскоре и остальные услышали конский топот. На поляну выехал казачий староста с казачонком. Юрша пошел ему навстречу. После приветствий старик ворчливо сказал:

— Не дело князю и атаману за сохой ходить...

— Когда-то ты, дедушка, говорил, что не дело князю учить воев. Помнишь? Вот теперь я не учу. Придет время и пахать брошу.

— Хитер ты, Юрий Васильевич. К делу своих приучаешь, поэтому и дружу с тобой. Хоть, знаешь, мои не одобряют, шепчутся по углам. Да мне бояться некого, прожил свою жизнь. А я к тебе по делу, князь. Крымчаки зашевелились, бают. Снизу Дона казаки уходят.

— Что делать думаешь?

— Для начала доглядчиков пошлем. От тебя пяток, кои помозговитее, одвуконь, да от меня столько же. Голова от меня.

— Когда гнать думаешь?

— Заутра. Пусть твои вечор придут, у меня переночуют. Одень их казаками. Найдешь казачьи кафтаны?

— Добро, что не обошел меня. Все будет сделано.

На следующее утро, кроме пятерых разведчиков, гонец Илья помчался по кругу со словом Кудеяра. В слове сказано, что атаманам надлежит заканчивать посев и готовиться к встрече крымчаков.

Скоро стало известно, что на Донце Северском собралась уже первая тьма татар, к ней подходят все новые и новые тысячи. Юрша послал еще одно слово: по заимкам оставить малое число ватажников на сенокос, остальным выходить навстречу крымчакам, собираться к 21 мая на реке Сосне, что повыше Ливенского поля, взять запасы на месяц.

К тому времени каждая ватажка уже имела десятки добровольцев, которых называли казачьими ополченцами. Многие кудеяровцы смотрели на них с надеждой, но были и такие, что не скрывали недоверия к затее Кудеяра.

Примерно за неделю до назначенного срока на место сбора прибыли Юрша и Демьян. Шатун приехал сюда еще раньше, но ушел в разведку с двумя сотнями ватажников. Юрша с Демьяном начали объезжать округу, где предполагалась встреча с ордой.

Перед ними лежала средняя часть страшного Муравского тракта. Во время наступления крымчаков Юрша видел этот тракт под Тулой. Это была широкая полоса земли, выбитая бесчисленной конницей, да глубокие колеи, пробитые тяжелыми арбами. Тут, в верховьях Оки, Сосны и притоков Сейма, стояли обширные острова лиственных и хвойных лесов, залегали глубокие овраги, заросшие непроходимой чащей. А между ними в яркой весенней зелени тянулась лента Муравского тракта шириной с версту. Последний большой набег крымских татар был три года назад, и тракт успел зарасти кудрявой муравой, усыпанной мелкими белыми и розовыми цветочками.

Юрша остался доволен осмотром. По лесным островам и ярам можно было надежно укрыться не одной тысяче ватажников. Всюду имелись удобные места для устройства засад, неожиданных нападений и быстрых отступлений. Наметив, где какого атамана поставить, Юрша и Демьян вернулись на место общего сбора. Тут узнали, что Шатун еще не возвращался. Решили подождать его, прежде чем разводить ватаги.

Сбор назначен на Ливенском поле. Собственно, поля здесь не было, по обоим берегам реки Сосны тянулись на много верст смешанные леса. Отсутствовали здесь и деревни. Говорят, в этих местах стоял город Ливны, да затоптали его татары. А теперь попадались лишь хутора в пять-шесть дворов. На одном таком Юрша разговорился со стариком, которого разыскали в погребе.

— Чего ж ты испугался, дедушка? — спросил его Юрша.

— Так ведь вершники...

— Мы же русские.

— Так издали не разберешь. Застучали копыта, я — в погреб.

— Ну а где другие люди?

— Так в лес подались. Татары вот-вот нагрянут.

— А ты чего ж не ушел?

— Оставили меня. С зеленей коз, лосей пугаю...

Шатун не вернулся и на следующий день. К вечеру появился его дружинник, с ним десятка два ватажников. Рассказ их был краток.

— Шли вниз на полдень вдоль реки Оскол. Татар и в помине не было. Вдруг засада! Кого посекли, кого в Осколе стрелами побили. В том числе Серегу и двух атаманов... Немногих в полон взяли, все больше раненых. Мы передом шли, нас пропустили, потому и живы остались. Вечером обратно на то место вернулись. Серегу, атаманов и кое-кого из знакомцев похоронили на берегу Оскола, супротив речушка впадает. А как прозывается речушка, не у кого спросить было.

В Тихий Кут страшным вестником Юрша послал двух ватажников.

А затем, расставив атаманов, сам выехал вперед, на реку Сейм. Разведчики каждый день приносили противоречивые известия. То тысячи приходят из Крыма, то уходят обратно. То одна-две тьмы подадутся вперед, то рассыпятся и повернут обратно. И вдруг совсем невероятное известие: татары ушли! Юрша не мог этому поверить. Он склонен был думать, что орда пошла по другой дороге. Разослал десятки гонцов от Дона до Днепра. Никаких новых известий.