Великий океан

Ураган требовал действия, и Павел радостно подчинялся его ритму. Он почти не спал,ел что придется, часто где-нибудь на ходу, у склада или сорванных мокрых пирсов. Ощущениеуверенности и силы возвращалось к нему, и перед глазами снова вставал образ Наташи.

На четвертые сутки шторм прекратился, и «Вихрь» отплыл к берегам Калифорнии.Кроме Кускова и Круля, ушли на нем два десятка промышленных будущих засельщиковновых земель и четыре женщины. В трюмах лежали бобровые шкуры, ярославский холст ссиним клеймом, топоры, сукно и ситцы, бочонки с ромом. Все, в чем могли нуждатьсяиспанские колонии. Несколько кип отборных мехов предназначались настоятелям миссий ивицерою. За товары Баранов рассчитывал получить зерно, подношения открывали доступ вбухту.

Королю Сандвичевых островов Круль вез шубу из сибирских лисиц, зеркало и отличнойработы пищаль. Личный подарок правителя в знак дружбы.

Вечером того же дня Павел собрался к озеру. Теперь он наконец доберется. Повреждения,причиненные ураганом, были незначительны; большинство из них крестник правителяустранил еще во время бури; осмотром лабазов и ям занялся сам Баранов; встречать байдары,укрывшиеся в проливах, вызвались Лещинский и Наплавков. У Павла неожиданно оказалосьсвободное время.

Он не пошел старой дорогой. Хотелось забраться в гущину, пройти по местам, покоторым брел недавно в крепость, вновь ощутить пережитое. Лес и горы возвращали кНаташе, напоминали простые, хорошие дни...

Тропа шла по склону кряжа, сквозь заросли кедров виднелось тихое море. Багрянецзаката тронул верхушки волн, розовели буруны. Исчезли тучи, высокое небо было прозрачными чистым. Казалось, после недавней бури снова вернулось лето.

Павел не торопился. До полной темноты оставалось еще много времени, заночует он наредуте. Он любил этот поздний час, застывший лес, синий туман в каньонах, глубокуютишину. Падал лист или осыпалась хвоя, трещала под ногами ветка, каждый шорох былзначительным и полнозвучным. Он видел молодую хвоинку, выросшую среди корнейорешника, лианы, опутавшие стволы берез, одинокую лиственницу на голом недоступномутесе. И он любил эту силу жизни.

Наташа... Он очень хотел ее видеть.

Выглянувшее между островками солнце вновь скрылось, темнее стали красные стволысосен. Теперь Павлу казалось, что пробирается он слишком медленно, близкая встречаволновала, часто и громко билось сердце. Он свернул с каменистой осыпи, поднялся выше.За уступом скалы можно было разглядеть редут.

В крепостцу, Павел Савелович?

От неожиданности Павел даже вздрогнул. На только что оставленной тропе из-за великанакедра показался Лещинский. Видно было, что он недавно с моря. Кафтан и штаны,подмоченные водяными брызгами, еще не просохли, кое-где блестела чешуя. Лещинскийвсе время шел той же дорогой и только в последний момент очутился внизу.

Все хорошее настроение у Павла пропало. Лещинский испортил вечер, придется идтина редут, и вряд ли теперь попадет он в хижину Кулика. Раздосадованный, он молча шагалвпереди, переступая расщелины и камни, раза два нарочно залез в топь. Лещинскийдействительно словно обрадовался встрече и случаю поболтать.

Говорил он без умолку. О недавней буре, о ловле сельдей, о Санкт-Петербурге, держалсянепринужденно и просто, как случайный, хороший попутчик.

Досада у Павла постепенно прошла, тем более что Лещинский вовсе не собиралсязаглядывать на редут. Он шел к горячим источникам взять серной воды для своего лекарства.Павел повеселел, слушая более внимательно, спросил о поисках байдарок. Когда жеЛещинский стал рассказывать о новой Американской республикеближайшей соседкеколоний,Павел окончательно заинтересовался и даже присел на камень. Времени ещеоставалось достаточно.

Лещинский понял, что основное удалось. Самое трудное заключалось в том, чтобы воттак, якобы невзначай, встретиться и затеять нужный разговор. Теперь можно действовать.Несколько дней он караулил Павла, придумывал, с чего бы начать, чтобы не возникло итени подозрения. Старая газета, добытая у Робертса, рассказы шкиперов помогли сломатьлед.

Осторожно, издалека Лещинский пытался найти нужный отклик у собеседника. Говорило коренных обитателях страны индейцах, о будущем.

Мы малая сила...продолжал Лещинский, медленно, словно в раздумье разгребаяветкой кедровые иглы. Тусклый желтоватый лоб его избороздили две кривые складки, кактрещины.Но и мы могли уподобить себя американским областям, схожим во многихначинаниях с нами и в отношениях к отечеству... Поистине vanitas vanitatum!неожиданнооживился он.Суета сует... Кроме величайших выгод в торговле, полученных метрополиейот колоний своих, пособиям их она обязана многими завоеваниями от Испании и Франции.Канада, Новая Земля, Гваделупа... Колонии содержали во время войны сей двадцать пятьтысяч войска, восемьсот корсаров вошли в долг, а Англия отдыхала на лаврах своих. Итолько став независимыми, обрели истинное процветание и выросли в мудрое государство...Павел Савелович!вдруг поднялся он со своего места.Не подумайте худо. Интересы отечествадрагоценнее для меня, чем моя жизнь. И я знаю, о чем думаете вы и как страдаете... Именно вы, потому и говорю открыто и смело. Покончить нужно с жестокостями, темнотою икосностью, спасти от уничтожения народы дикие... Малая сила мы, а только в большуювырасти можем. Великую пользу получит Россия от сих мест. Россия, а не компания...

Последние слова Лещинский произнес раздельно и некоторое время молчал. Павелтоже не произнес ни звука. В лесу уже сгущались тени, меркло небо, из ущелья потянулосыростью. Между острыми утесами на вершине хребта багровел базальтовый скат. Если быЛещинский смотрел в сторону собеседника, он бы заметил, как упорно глядел на этотяркий блик Павел и как медленно разглаживались морщины на его лбу...

Странно, Павел сейчас совсем не волновался, хотя Лещинский затронул его душу. Онсам, так страстно жаждавший примирить, казалось, непримиримое, понял, что это ужесовершилось. Разговор с Лещинским только подвел черту. Он любил свою старую родину,тосковал по ней, мучился. Он знал, что прошлое никогда не вернется в эти леса и долины,что цивилизация вытеснит старую жизнь. Он помогал этому сам ради того прекрасного ивысокого, что хотел взять от новой своей отчизны. И понял, что хотел этого и правитель,который также мучился и страдал. Теперь он не будет один. Не помощниками были Лещинскийи подобные ему. Не видели они величия дел Баранова. А может быть, и больше... И чувствовраждебности, как в первые дни их знакомства, снова появилось у него против Лещинского.