Хёвдинг Нормандии. Эмма, королева двух королей

Сказанное насчет евнуха также навело епископа на верное решение — хотя прямо противоположное тому, о чем он думал прежде.

— Пожалуй, поговорю-ка я с аббатисой Нуннаминстера, женского монастыря, — начал он. — Думаю, у нее найдется библиотекарь, немало знающий, а еще больше могущий разузнать. Вот тебе и прецептор, королева!

Эмма в первый миг почувствовала разочарование, но, не успев обратить его в слова, вовремя сообразила, что речь идет не о мужчине, а о женщине-«прецепторе». Слово означает просто «наставник», но ее учитель латыни в Руане, любивший игры со словами и этимологиями, продемонстрировал ей, что оно может означать также «тот, кто хватает первым» или «берет заранее». Хорошо, если кто-то будет все собирать для нее заранее — хотя проще было бы все выведывать самой, как она делала в последнее время. Впрочем, это не совсем так: из-за нее пришлось покрутиться не одному «прецептору»…

Эмма отметила, что епископ именовал и прецептора, и библиотекаря в мужском роде: означало ли это, что упомянутая монахиня как бы приравнивалась к мужчине или же епископ настолько привык, что подобная должность традиционно мужская, что заботится лишь о правильности грамматического рода? Любопытно. Монастырь именуется обителью святой Марии, но это ни о чем не говорит.

— Как зовут эту редкую птицу?

— Эдит. Дабы продемонстрировать мою добрую волю, я сам отправлюсь вместе с тобой к матушке Сигрид и попытаюсь замолвить словечко. Я бы сам с большой охотой стал твоим прецептором, но как уже сказано… Меня-то, старую развалину, вряд ли заподозрят, будто я соблазняю королеву…

Сигрид? Норманнское имя! Ах, как обидно вышло с Йенсом! Неужели нельзя ему помочь? Особенно раздражало, что все выходит совсем не так, как ей хотелось.

— Йенс-монах, — задумалась она. — А нельзя ли его вызволить из монастыря и сделать моим духовником? Ну, разумеется, с разрешения — твоего и короля?

Эльфеа вновь почесал голое темя и поднялся.

— У Йенса — два недостатка. Во-первых, он датчанин, а я ни за что не поверю, чтобы король согласился терпеть близ себя еще одного датчанина. Что само по себе неразумно, ведь Йенс, хоть и рожден от датских родителей, но появился на свет тут, в Англии, как многие-многие другие.

Эмма вздохнула и направилась к дверям, предупредительно распахнутым епископом.

— Тогда я сдаюсь. Я только не хотела бы, чтобы его судьба осложнилась из-за меня. Быть может, он получит кафедру в этом соборе, когда сделается священником?

Эмма знала, что настоятелем тут может стать только прошедший путь монашества.

— Посмотрим, какой из Йенса получится священник, — помолчав, ответил Эльфеа; Эмма к тому временем уже успела забыть собственный вопрос.

Когда епископ представлял матушку Сигрид королеве, аббатиса поклонилась и заговорщически улыбнулась.

— А я уже заждалась леди Эмму, — произнесла она и с силой пожала ей руку, — и приготовила ответы на некоторые вопросы, которые королева, по-моему, собирается задать. Я уже знаю, что братьям из обоих монастырей пришлось над ними как следует попотеть!

Эмма, как водится, покраснела. Епископ поспешил объяснить цель их прихода. На что матушка Сигрид отвечала:

— Вы пришли как раз вовремя, сестры только что собрались на рукоделье. У нас заведено, чтобы каждый мог высказать свое мнение, когда кого-либо из нас приглашают к служению extra muros. — Матушка Сигрид повернулась вполоборота к Эмме и поспешно объяснила по-датски: — Это значит — вне монастырских стен.

— Это мне известно, — отвечала Эмма по-латыни и продолжила по-датски: — Но благодаря вашему любезному объяснению я смогу теперь заходить сюда, когда мне уж очень захочется поговорить по-датски.

Епископ уставился на них: о чем таком говорят эти женщины? Но матушка Сигрид, как ветер, устремилась прочь и распахнула двери слева от них.

Эмма успела уже удивиться наряду настоятельницы обители. Теперь она заметила, что все монахини Винчестера были одеты сходным образом, с небольшими отличиями. Ярко-красные башмаки, белые или лиловые рясы и прозрачные покрывала в цвет рясы. Их облик радовал глаз — жаль, немногим мирским очам дозволялось их видеть.

Сестры на миг подняли глаза от пялец — и Эмме припомнилось: ведь именно отсюда, из женского монастыря в Винчестере, и пришла знаменитая «английская вышивка», которой она восхищалась еще в Руане, искусно затканная золотой и серебряной нитью. Королева шагнула ближе, чтобы получше рассмотреть работу.

Матушка Сигрид показывала образцы, рассказывала: монастырь живет на средства от продажи «английской вышивки», так что иные сестры уделяют этой работе большую часть своего времени. Но определенные часы в неделю у всех сестер посвящены вышиванию — хотя не все могут тягаться с лучшими из мастериц.

— А некоторые украшают и иллюстрируют манускрипты, — она чуть улыбнулась Эмме, — «extra muros». Да, неужели королева не слышала о Винчестерской Школе Ремесел?

— О, я знаю, что именно здесь иллюстрируются самые красивые манускрипты, — простонала Эмма, — но я успела увидеть лишь малую толику. Не поможешь ли ты мне, матушка Сигрид?

И стало так: сестра Эдит сделалась ищейкой королевы Эммы в ее охоте за документами, ее библиотекой и памятью. Лишь когда пол Эдит являл собой препятствие — женщин не пускали в тайники мужских обителей, Эмме приходилось прибегать к помощи мужчин.

Эдит было за тридцать, и ее отличал удивительный для обитательницы монастыря трезвый ум, свободный от иллюзий, — по крайней мере, на взгляд Эммы. Женщины мигом поняли друг друга. Откровенный ответ сестры Эдит на первый же вопрос королевы положил начало их дружбе.

— Ты ведь наречена в честь святой Эдит?

— Когда бы знать… — В ответ, как и подобает, монахиня смиренно потупилась. — А знает ли леди Эмма, кем была сия благочестивая женщина, ставшая самой почитаемой в народе святой?

Нет, Эмме это неизвестно. И Эдит поведала, что король Эдгар, отец нынешнего короля, весьма плотно занимался монахинями. Одна из оных родила ему дочь, и этот плод любви был — святая Эдит.

Эмма тихонько присвистнула.

— Так это было совсем недавно?

— Ну да — она умерла менее двадцати лет тому назад. Аббатисой в Уилтоне. Так что королева может убедиться, что святым тут у нас сделаться недолго. То же можно сказать и о кровном брате Эдит, Эдварде, негодяе, убитом у порога своей мачехи. Теперь у его могилы в Шафтсбери творятся знамения и чудеса. Но простите меня — я говорю о веревке в доме повешенного. Овца беспамятная…

Эмма рассмеялась, ответив, что ее это ничуть не задевает.

— Отвечу, как один старик, который, овдовев, говорил в ответ на соболезнования: «Да бросьте вы, я ей даже не родственник!»

Эмма радовалась, что теперь ей будет с кем поговорить. Адель, привезенная из Руана, оказалась настолько переполнена значительностью нового Эмминого статуса, что в наперсницы уже не годилась, к тому же француженка не знала Англии, да и не стремилась узнать. Гуннхильд под каким-то благовидным предлогом удалили от Эммы и держали под почетным домашним арестом в одной из башен королевского замка Ройал-Касл. Грустно, но что поделаешь? Эмма время от времени могла теперь видеться с Гуннхильд, но всегда под надзором, понять смысл коего казалось невозможно: ни один из надзирателей не знал языка, на котором беседовали подруги.

Да, Ройал-Касл: вот еще одна достопримечательность Винчестера. «Королевский замок» высился на другом конце города, сжатым кулаком вздымался он над юго-западной стеной, но никто из королевской семьи там не жил. Оттуда Англией правили. Там король принимал иностранных послов. Там же размещали гостей, а подчас и пленников; некоторых позже запирали в тесные камеры подземелья, откуда уже не выпускали. Сквозь оконца над самой мостовой доносились их стоны, и милосердные прохожие время от времени опускали туда кое-что из еды.

Замок кишмя кишел служивыми людьми, просителями, сборщиками податей, королевскими советниками и льстецами, истцами и ответчиками на самых разных языках — всеми теми, кому и положено обретаться в подобном месте. Там помещался также и главный королевский архивариус, которого Эмма довела до тихого помешательства бесчисленными вопросами о самых разных документах. Тут королева обходилась без помощи Эдит, используя собственную власть, доставшуюся ей по праву рождения и брака. В таких случаях Эдит лишь намекала государыне, на что именно следует обратить внимание.