Коридоры кончаются стенкой

Терпеливо выслушав Шалавина, прерывая иногда его рассказ возгласами удивления и возмущения, он решил, наконец, «принять меры».

Отпустив Шалавина, который в очередной раз жаловался на Сербинова, и пообещав разобраться, Малкин созвонился с Фриновским и попросил прислать бригаду специалистов для оказания практической помощи в следственной работе. Фриновский удивился, но просьбу удовлетворил. В конце года бригада Наркомвнуделе, укомплектованная с помощью Дагина сотрудниками союзного аппарата, с которыми у Малкина с давних пор были дружеские отношения, прибыла в Краснодар. Уединившись с руководителем бригады, Малкин ввел его в курс дела.

— Фриновский правильно удивился: помощь в следственной работе мне не нужна. Главная задача — укротить Сербинова. Вконец, мерзавец, измотал, не дает работать: амбиций полная задница, разводит склоки, сплетничает, сталкивает сотрудников лбами с руководителями отделов. А к Шалавину испытывает патологическую ненависть. Мне с ними работать и нельзя принимать ничью сторону, хотя я, конечно же, на стороне Шалавина. Но Сербинов мне тоже нужен.

— Может, уберем его отсюда? — выразил готовность руководитель бригады. — Задвинем в глубинку, пусть там и вытряхивает свои амбиции.

— Нет. Он хоть и наглец, но труслив. Нужно загнать его в собственное стойло, избить, но не калечить. Если по итогам работы комиссия в присутствии личного состава заявит о его профнепригодности — он взвоет и будет землю рыть, чтобы доказать обратное. А мне это и нужно. Мне нужен документ — ваша справка или заключение, на основании которого его можно не просто уволить из органов, а уволив — судить. Тогда он будет у меня в руках.

— Хорошо, Иван Павлович. Фриновский просил вам помочь и мы поможем. Оставим вам Сербинова живым.

Оба рассмеялись. Вместе наметили план действий, определили схему и характер доклада о результатах проверки состояния следственной работы. Решили сосредоточиться на оказании помощи в организаторской деятельности Управления.

По окончании работы бригады Малкин собрал весь наличный личный состав Управления и предоставил слово руководителю бригады. Когда он взошел на трибуну, в зале установилась гнетущая тишина. Ждали грозы и она разразилась.

— Мы тщательно разобрались с состоянием дел в четвертом отделе Управления. В целом организаторская работа там на уровне. Шалавин неплохо справляется с поставленными задачами. Дела обстояли бы значительно лучше, если бы не участившиеся в последнее время случаи срывов, вызываемых не столько недостатками его характера, сколько объективными обстоятельствами. В приватной беседе мы обратили его внимание на грубость, сварливость, непоследовательность. Он согласен с такой оценкой и обещал устранить изъяны. Мы ему верим. Сложнее обстоят дела с объективными обстоятельствами. Объективные для Шалавина, они в то же самое время являются субъективными для товарища Сербинова. Кстати, где он, — повернулся докладчик к Малкину, — я его что-то не вижу?

Малкин отыскал глазами Сербинова в зале среди сотрудников.

— Михал Григорьич! Ты что там: прячешься или демонстрируешь неразрывную связь с массами? Проходи сюда. На виду у всех ты дальше от масс не станешь.

Сербинов, пожав плечами, резко встал и, сутулясь, быстро пошел к столу президиума. Молча сел рядом с Малкиным.

— Субъективными для товарища Сербинова они являются потому, — продолжил докладчик, — что именно он создает нетерпимую обстановку, в которой невозможно работать без нервотрепки и срывов. Оправдывая Сербинова, товарищ Малкин заявил нам в качестве аргумента, что он выдающийся специалист и способный организатор. Мы согласны, что так оно и есть, и потому дрязги, которые он развел в Управлении, воспринимаем не как случайность, ошибку, осечку или как там еще, а как прямой умысел, как стремление развалить работу отдела, которым руководит Шалавин, а значит — и всего Управления. Вместо помощи Шалавину он устроил ему обструкцию, задергал, затравил и фактически отстранил от работы, взяв руководство отделом на себя. И все это не из желания улучшить работу отдела, а из амбициозных своих побуждений, а может быть, и с другой целью, какой — предстоит еще выяснить. Пользуясь тем, что товарищ Малкин, будучи постоянно занятым в крайкоме ВКП(б), доверил ему выполнение части своих полномочий, он, потеряв чекистскую скромность, стал злоупотреблять, развел в Управлении групповщину, поделив сотрудников на своих и чужих, окружил себя такими, что больше склонны к угодничеству, нежели к плодотворной работе, а работяг всячески травит, понукает, вызывает на ковер и хамит. Это не голословное заявление. Вот материалы, подтверждающие сказанное. Подобное поведение, на наш взгляд, несовместимо с пребыванием Сербинова в столь высокой должности…

Мы, конечно, не навязываем товарищу Малкину свое мнение, ему виднее, с кем работать, но если он пожелает избавиться от такого, с позволения сказать, заместителя, который постоянно и крепко вредит делу, мы ему охотно поможем.

Малкин мельком взглянул на Сербинова. Тот сидел нахохлившийся, пунцовый от напряжения.

— Встань и повинись, — шепнул Малкин Сербинову. — У них был настрой тебя немедленно арестовать, еле отговорил. Начнешь залупляться — все погубишь. Потом разберемся…

Сербинов с благодарностью кивнул. Малкин торжествовал.

— Еще один вопрос, который касается всех. Мы обратили внимание на то, что вы намерены избавиться от врагов, не обагрив руки кровью. Натянули на белы ручки лайковые перчатки и благодушествуете здесь. Революционную законность в лайковых перчатках не отстоять. Есть установка ЦК и Наркомвнудела о применении к агентам буржуазии мер физического воздействия — почему не выполняете? Почему сюсюкаете с врагами? Почему позволяете по два-три месяца водить себя за нос? Мы показали вам как надо работать — дерзайте! Помните, враг как раз и рассчитывает на слабонервных, которые засели во многих подразделениях и чешут языки. Его надо бить. Бить жестоко и беспощадно. Бить, пока полностью не разоружится. Только так можно добиться успехов на нашем славном чекистском поприще. Успеха вам.

Малкин предоставил слово Сербинову. Тот устало подошел к трибуне, стал рядом, прокашлялся, помассировал лоб согнутым указательным пальцем и произнес тихо, ни на кого не глядя:

— Мне оправдываться нечем. Товарищи из Наркомвнудела за неделю сумели увидеть то, что мы давно обязаны были увидеть и устранить. Не сумели увидеть — глаза затмили амбиции. Тем горше было слушать справедливую критику. Конечно, взаимоотношения нужно перестраивать, пока нас основательно не захлестнула ненависть, не сломила междоусобица. Думаю, что под умелым руководством такого опытного чекиста, как Иван Павлович Малкин, мы сумеем преодолеть временные трудности.

Товарищам из Наркомвнудела мое сердечное спасибо за то, что вовремя открыли глаза. Наверно, товарищ Шалавин меня в этом плане поймет и поддержит. Прошу верить: я наступлю на хвост амбициям и, горячо любя свою Родину, свой народ, вместе со всеми победной поступью, пойду к светлому будущему.

Москвичи уехали сразу после совещания. Проводив их до вокзала и тепло распрощавшись, Малкин вернулся в Управление и собрал у себя руководителей оперативных служб. Пригласил Сербинова.

— Вот теперь, не откладывая в долгий ящик, давайте в спокойной, домашней, можно сказать, обстановке, разберемся, кто есть кто и расставим точки над «i». Я зачитаю характеристики, которые дали на вас ваши же подчиненные. Дали, как вы правильно догадались, москвичам.

Шалавин: в специфических вопросах следствия разбирается слабо, однако всем своим поведением пытается навязать подчиненным мнение, что он в этих вопросах как минимум на голову выше Малкина и Сербинова. В обращении с оперсоставом чванлив, не всегда подчиняется здравому смыслу. Нередко, чтобы не забыли подчиненные, кто он есть, бьет по столу кулаком и орет: «Я начальник!» Перенял у Сербинова худшие его черты и так же, как Сербинов над ним, издевается над начальниками отделений. Оба, и Сербинов и Шалавин, натравливают друг на друга личный состав, сочиняя небылицы, ссорят подчиненных между собой.