Старший брат царя. Книга 2

Люди ложились на лапник между лошадьми и костром. Стража — по одному от десятка. Ночь была без ветра, небо заволокло облаками, из которых несмело летели огромные хлопья снега. Над костром хлопья быстро таяли в дыму.

Юрша, завернувшись в тулуп, прислушивался, как скрипел снег под ногами сторожа, как, потрескивая, разгорался костер. Рядом лежал Фокей, который уже негромко подхрапывал. Потом наступила тишина... Разбудили кони, они, храпя, шарахались в стороны. Приоткрыв тулуп, стряхнул пушистые хлопья... Лес вокруг наполнился шорохом, приглушенным повизгиванием. Стражников было уже не пять, а больше. Они выхватывали из костра головни и бросали в мелькающие зеленые огоньки: то были волки. Они отскакивали от летящей головни. Но вот головня с шипением зарывалась в снег, гасла, и волки вновь подступали. Лошади испуганно бились, могли порвать удила. Тогда стражники взялись за луки, стреляли по серым теням. Если стрела попадала в цель, около убитого или смертельно раненного волка образовывалась рычащая свалка — соплеменники совершали страшную тризну, значит, крепко оголодали.

Юрша уснул лишь на рассвете, когда точно по неведомому сигналу волки вдруг исчезли.

Наутро, после обильного завтрака — в короткие зимние дни обед не полагался — Неждан и Шатун ушли на лыжах на разведку, каждый захватил с собой двух ватажников. А Юрша с Фокеем отправились на охоту.

Хлыст с остальными ватажниками должен был строить временное зимнее жилье — ледянку. Обычно строили ее под берегом крутого оврага — в яру, для людей и лошадей отдельно. Однако Хлыст решил строить одну ледянку на всех: людей и коней. Вначале принялись разгребать снег, сперва лопатами, потом конным скребком — к расщепленному бревну приладили постромки и сдвигали целые сугробы. В кожаных ведрах принесли воды, рыхлый снег обрызгали, чтобы образовались вертикальные ледяные стены, а между ними проход — коридор широкий и длинный, тут снег до земли убран. Строителям повезло: по дну яра петлял замерзший ручеек, одна из его петель оказалась между стенами. Тут же сделали прорубь, теперь не требовалось далеко ходить за водой. Чтобы сделать крышу, нарубили двухсаженных елок, ставили их над проходом шалашом, снег у комелей поливали водой, вмораживали. А чтоб буря не разметала, верхушки елей вязали лыком и переплетали ивняком, распаренным над костром.

Во второй половине дня ледянка была закончена. Она состояла из двух частей — побольше для коней, поменьше — для людей. Разделялись эти части горкой сложенных седел, вьюков, лыж и снегоступов. В людской половине у выхода горел костер для обогрева и приготовления пищи.

Вскоре с охоты вернулся Юрша. Он осмотрел ледянку и похвалил Хлыста: действительно, сделано было все так ловко, что через день-два снежок так припорошит постройку, что рядом пройдешь и не заметишь. Откинув плетеную дверь, он почувствовал, насколько теплее внутри сооружения. Ложе из лапника, покрытое кошмами, приглашало к отдыху.

Вскоре вернулись Неждан и Шатун. Их разведка показала, что в деревне одни бабы и старики. Вои и мужики — на строительстве крепостцы. Воевода Федор тоже большую часть дня находится там же. Изредка он ездит ночевать в деревню. Неждан сказал, что обнаружил недалеко от дороги смолокурню. Зимой на ней работы не ведутся, и не мешало бы там держать небольшой отряд на всякий случай. Решили назавтра показать Юрше и деревню и крепостцу.

После ужина ледянка успокоилась. Костер у входа затух. Бодрствовали шестеро — два коневода на конной стороне, двое— на людской, столько же по очереди несли наружный дозор.

Юрша лег среди своих помощников и спросил Хлыста:

— Наружи вызвездило, без костров не замерзнет народ к утру?

— Нет. От коней тепло идет. А ежели завернет настоящий мороз, у нас сухостой заготовлен, посреди ледянки костер раздуем.

Неждан повернулся к Юрше, распахнув тулуп:

— Вот, ледянкой называют. А ты знаешь, Юрий Васильич, по-настоящему-то раньше звали кут в яру, а проще — кутояр. Замечаешь, отсюда и Кудеяр пошел. Вон мне в Москве один купец объяснил, что, мол, Кудеяр — это кудесник ярый, то бишь — колдун злой. Хоть он и друг мне, а насилу втолковал ему, что это бояре да князья позорят так наше братство. На деле Кудеяр в любом яре дом имеет. Вот так-то. А то ледянка...

Неждану явно хотелось поговорить, но все устали, замолчал и он, тяжело вздохнув, закутался в тулуп.

В то утро погода начала портиться, подул ветер с полудня, потянулись густые облака, побежала поземка. Княжич Федор, прикрывшись воротником шубы от ветра, дремал. Он ехал верхом из Дубовки в крепостцу. Впереди — Тишка, стремянной, позади староста Дубовки. Вдруг конь встал, Тишка громко шепнул:

— Беда, княжич! — И выхватил саблю.

Федор отвернул воротник. Впереди дорогу перегородили трое верховых. Оглянулся назад — из кустов выходят лыжники с копьями и саблями. По одежде и по виду — княжеская дружина, по повадке разбойники. Решил пробиваться мимо троих, но и там появились лыжники с копьями: в сторону не свернешь — кругом сугробы.

Один из всадников, приближаясь, громко сказал:

— Мир тебе, княжич Федор Захарович!.. Не признаешь?.. Вспомни битву под Тулой. — Всадник снял треух.

Федор невольно вскрикнул:

— Юрий! Сотник Юрий... Васильевич!

— Он самый. Будь здоров, княжич!

— И ты многие лета здравствуй, сотник! Что это за люди?

— Охрана Кудеяра.

— Кудеяра? И ты в его охране?!

— И я. Не взыщи, что так вот, — Юрша кивнул на приближающихся ватажников. — У меня дело к тебе, а боялся, что ты говорить со мной не пожелаешь. Убери саблю, Федор Захарович, тебе худа не будет.

— Ну говори, сотник, слушаю.

— Разговор долгий, княжич. Поедем, тут у меня стан рядом.

— А ежели не поеду? Сабля при мне, без боя не сдамся!

— Я к тебе, Федор Захарович, с миром пришел. Клянусь, через два-три часа уедешь, куда тебе вздумается. А сейчас ты мне нужен, в память нашей прежней дружбы следуй за мной.

Юрша повернул коня, Федору ничего не оставалось, как поехать за ним. Вскоре они с основной дороги свернули в сторону. Ехали так: впереди Юрша, потом Федор и его стремянной. Позади их и сбоку шли лыжники. Два других конника и староста отстали.

Тут Федор узнал поляну, на которой летом курили смолу. Рядом с сараем смолокурни стоял шатер, около него горел костер, раздуваемый ветром. Кругом шныряли лыжники, в стороне виднелись привязанные кони. Всадники спешились и вошли в шатер. Посреди шатра стояла пышущая жаром большая жаровня с углями. Рядом три чурбана, накрытые коврами, у стен — горящие светильники. Юрша предложил Федору сесть на чурбан, сам опустился на другой. Вошел дружинник и поставил два кубка, разлил пенистый мед и, оставив кувшин, вышел. Юрша взял кубок:

— Выпьем, княжич, в память прошлой дружбы.

Федор, поднимая бокал, усмехнулся:

— Помню, ты не брал в рот хмельного.

— Да, Федор Захарович, мы многое не делали из того, что делаем теперь. Твое здоровье.

— Мед хорош, Юрий Васильевич! — Федор выпил, проследил, как Юрша вновь наполнял кубки, спросил: — Что ж, ты привел меня сюда мед пить?

— И мед пить тоже... Так тебе известно, царь Иоанн наложил на меня опалу?

— Слышал. Многие против государя пошли, даже други и наставники, к примеру, Адашев, Сильвестр. Значит, и ты заодно с ними?

— Вот то-то и досада, что не было моей вины, Федор Захарович. Тебе ведомо — я своего живота не жалел, служил верой и правдой царю. Но он дознался, кто мои родители, и решил меня извести.

— Кто ж твои родители?

— Великий князь московский Василий и великая княгиня Соломония.

Юрша заметил, как Федор дернулся, его рука легла на эфес сабли. Но княжич овладел собой, остался сидеть и, пристально глядя на Юршу, раздельно произнес:

— Значит — ты Кудеяр?! Значит, правду говорят, что Кудеяр выдает себя за старшего брата государя? Так что Кудеяру от меня нужно?

— Первое — ты должен поверить, что я не самозванец.