Беруны. Из Гощи гость

– Мартин Грегорич.

– Скажи, Мартын Егорыч... что это у тебя здесь?

– О-о-о!.. Это есть карта... Цели Еуроп... Вот Франция, вот Римская империя, это

турецкий султан, это – Москва... Вот видишь – написано: Mos-co-vi-a.

Князь Иван вгляделся: крупные буквы, которыми на карте начертано было иноземное

название Московского государства, были такие же точно, как и в книге, над которою он бился

два дня, прежде чем отправиться к ротмистру на Покровку.

– Ты, Мартын Егорыч, я вижу, ученый человек. Скажи ты... прошу тебя... – И князь Иван

вытащил из-за пазухи книжищу.

Ротмистр Косс удивленно глянул на гостя, но остался на месте. Он склонил только

круглую голову набок и начал быстро-быстро перебирать пальцами рыжеватый с проседью

волос бородки. Князь Иван открыл книгу на первой странице и поднес ее ученому немцу.

– Я тебя спросить хочу. . Скажи ты мне... что в этой книге?.. Что она?.. Какою она

сложена речью?.. Можешь ты мне сказать, Мартын Егорыч?..

Ротмистр взял у князя Ивана книгу и, держа ее обеими руками, пошел с нею к столу. Там

он сел на обитую кожей скамейку и придвинул такую же князю Ивану. И, приладив к

горбатому своему носу серебряные очки, он принялся обнюхивать страницы книги одну за

другой, поглаживать пальцами рисунки, прощупывать обмахренную по краям бумагу.

Князь Иван не сводил с него глаз. Но вот ротмистр, задержавшись на последней

странице, закрыл наконец книгу, шлепнул по ней ладонью и, освободив свой нос от надавив-

ших на него очков, молвил:

– Этот книга есть великий географус. Этот есть Еуроп, и Азия, и Африк, и Нови Свет.

Этот есть ошень большой книга.

– А как мне ее... эту книгу. . читать ее как? Чтоб понимать мне эту книгу?..

– Этот ошень большой книга писано latein, лятины... Этот ошень большой книга надо

читать ошень ученый человек.

– А ты-то сам, Мартын Егорыч, умеешь по-латыни... книгу эту читать?..

– Нет, этот большой книга читает доктор или ученый поляк, шляхтич читает этот

большой книга... Квартирмейстер Турцевич, капитан Заблоцки...

– Как сказал ты?.. Заблоцкий?..

– Капитан Феликс Заблоцкий. Квартирует Мали Больвановка, против старой кузни.

– Болвановка, против кузни, – повторил князь Иван. – Феликс Заблоцкий.

– Да, Феликс Заблоцкий, – подтвердил ротмистр. – Капитан Заблоцкий. Он в воскресенье

у меня всегда пьет пиво и разны вино. Приходи в воскресенье, увидишь капитана Феликс

Заблоцкий, и квартирмейстер Турцевич, и доктор Онезорге. Приходи!

– Ладно, приду, – сказал князь Иван, убирая за пазуху книгу, безуспешно пытаясь

застегнуть на груди пуговки кафтана.

– Воевода князь Кворостини не родич твой? – усмехнулся ротмистр.

– Батюшка он мой, воевода Хворостинин.

– О-о-о!.. Батючка-а-а!.. – И ротмистр даже зачмокал губами. – А где теперь твой

батючка, воевода Кворостини?

– Где ж ему?.. Дома сидит да в церковь ходит.

– А на война не ходит?..

– Нет, уж он отвоевался: старый он.

– Старый?.. Ну, а к нему какой большой воевода на двор ездит, пир делает?..

– Кто ж ездит?.. Дядья вот ездят: Семен Иванович Шаховской да Федор Иванович

Хворостинин... Приезжает Шеин Михайло Борисович... Иной час Власьев завернет...

– Влясев?

– Власьев Афанасий Иванович, посольский дьяк. Да это тебе к чему – кто ездит?

– А так... так... – И ротмистр снова заелозил пальцами в своей бородке. – Ты приходи в

воскресенье, беспременни приходи. Увидишь капитан Феликс Заблоцкий, квартирмейстер

Богуслав Турцевич...

– Приду, приду, – молвил только князь Иван и поднялся с места.

Он поклонился допытливому ротмистру и спустился вниз по темной каменной лестнице,

насквозь пропитанной тошнотворными запахами сырости, прели и гнили, чем-то странным,

чужим, незнакомым.

VIII. БОЛЕЗНЬ СТАРОГО КНЯЗЯ

Но князь Иван не пошел в воскресенье к ротмистру Коссу. Все воскресенье это да потом

почти всю неделю просидел князь Иван в спальне возле захворавшего батюшки, Андрея

Ивановича, который то и дело засыпал, а просыпаясь, требовал, чтобы ученый сын читал ему

то одно, то другое из книг, взятых на время у дяди Семена. Князь Иван доставал с полки

книгу и подсаживался к отцовской постели. И, едва только раздавался звонкий голос князя

Ивана, старик настораживался; из-под седых нависших бровей вперял он выцветшие глаза

свои в сына.

Князь Иван читал ему о мелочной суете, которою преисполнена человеческая жизнь,

проходящая у многих напрасно – без воодушевления и больших, нужных людям дел. И у

Андрея Ивановича катилась по щеке слеза. Она, как росинка на ветке, еще долго

блистающим алмазом переливалась потом в серебре его бороды. А князь Иван, не замечая

этого, продолжал читать о житейских соблазнах, которые часто засасывают людей, о

тщеславии, чревоугодии, любви к роскоши, заслоняющих от человека более высокие цели.

Старик знал, что жизнь прожита, долгая, трудная, и прожита, должно быть, не так, как

нужно. Позади – длинная вереница бранных дел и тревог, царских опал и милостей,

неудачная ливонская война. И нынче кругом – происки и козни и непонятное, небывалое

смятение душ. По деревням зашевелились холопы. Снимаются с мест, бредут, бегут, голод их

гонит, бесхлебица и бескормица, лютая дороговизна. И страшнее всего – царевич!.. Царевич

Димитрий, сын Иоанна!.. Он, говорят, жив, спасся, он где-то таится до срока. Где? Зачем?

Для какой судьбины? Для какой беды?

Ему уже который десяток минул, князю Андрею Ивановичу Хворостинину-Старку, и все

всегда у него на глазах непрестанно менялось, все было неверно и зыбко, ни в чем не было

твердой опоры. Хворостинины за один его, Андрея Ивановича, век оскудели и охудали,

пошли при царе Иване Васильевиче врозь, глядели все из государевых рук.

– Где боярство наше и честь? – молвил Андрей Иванович шепотом.

И услышал ясный голос князя Ивана, продолжавшего вслух из раскрытой книги:

– «Где красота разная? Где златые и серебряные сосуды? Где многоразличные трапезы и

сладкие снеди и хитрость поваров? Все пепел, все прах».

Старик закрыл глаза. Князь Иван умолк. Он положил книгу на стол и тихонько вышел из

комнаты.

Под вечер туркиня Булгачиха привела к Андрею Ивановичу какого-то козлобородого

человека. Это был известный в Москве Арефа-колдун. Он стал дуть и шептать и между тем и

другим потчевать Андрея Ивановича мутной водицей из детского рожка. Мужик этот потел

над стариком всю ночь и ушел только наутро с полной котомкой всякой снеди и двумя

алтынами денег, зажатых в руке. До самых ворот шел Арефа пятясь и все дул и шептал, а

выйдя за ворота, поглядел на сребрецо свое, побрякал им и запрятал в кису1, висевшую у него

на шее вместе с целым набором всяких принадлежностей для волхвования – костей вол-

шебных, крючков заколдованных, стрелок чудотворных.

IX. КНЯЗЬ ИВАН ОТПРАВЛЯЕТСЯ НА БОЛВАНОВКУ

Вся неделя эта прошла для князя Ивана точно во сне.

Жалобное стенание больного, слезинка в курчеватом волосе его бороды, высокая,

размеренная книжная речь, которою тешил его князь Иван, – все это повторялось изо дня в

день, и только как сквозь дымчатую кисею выступал перед молодым князем нелепый двор

ротмистра Косса с девкой, бегущей по тропке, с блекочущим немцем, гоняющим за нею,

размахивающим обнаженной шпажонкой... И сам ротмистр Косс, эти елозящие пальцы,

колкие глазки... И всё выспрашивает: кто к Хворостининым ходит да зачем ездит? К чему бы

ему знать это? Лазутчик он, сыщик?.. Теперь, говорят, их всюду много – государевы, мол,

глаза и уши. Ах, нечистый его задави!.. Нет, полно!.. Не пойдет к нему князь Иван и в это

воскресенье. Да и в уличке людной двор его. А в воскресенье людей и того, поди, больше на