Варяги и Русь

— Говорит: засиделся ты больно, — передавал Олегу Мал, — пора и честь знать... Так вот и говорил... Поверь, князь, приуйми его, а то силу возьмёт, поздно будет... Слышь, рати он теперь сбирает.

Никогда ещё такой гнев не пылал в душе Олега. Ему, Олегу, пора честь знать! Ему, который соединил Ильмень с Днепром, укрепил власть за сыном Рюрика, ему, который поседел весь в думах и заботах о том, как бы скрепить все племена и роды в одно, как бы из кусочков составить целое, ему, который себя лишил ради того же Игоря счастья отцовского, говорить: «Пора и честь знать!» Так нет, он покажет обидчику, что его рука ещё крепко держит бразды правления, а ещё крепче меч, а коль это так, не видать ни Игорю, ни кому другому стола киевского. Там, когда под могильный курган он ляжет, пусть что хотят делают, а до тех пор он не позволит, никому не позволит на его права посягнуть, будь то даже Игорь сам...

Ослеплённый гневом, Олег и не заметил, какое удовольствие было на лице Мала. Хитрый древлянин считал своё дело выигранным. Он был уверен, что Олег поверил его наговору и Игорю теперь несдобровать... Теперь эта девчонка уже не уйдёт от него... О, как он накажет её...

Но недаром народ называл своего правителя Олега Вещим. Хорошо знал Олег народ древлянский. Лукавый, хитрый, вероломный и на всякое зло способный. Знал он, что древляне тяготятся главенством над ними Киева и думают, как бы от Киева отбиться. Заведись смута на Днепре, уж они не упустили бы случая воспользоваться этим... Не то тут что-то... Да и Игорь никогда своей строптивости не выказывал, а, напротив, всегда с дядей ласков и почтителен был. Сам-то он по характеру ни в отца, ни в мать вышел: не трус, а нерешителен, не глуп, а быстрой смекалки нет — дальше того, что перед глазами, не увидит, а ведь и не нужно было далеко смотреть, чтобы видеть, что лучше, чем за Олегом, ему и жить никогда не придётся... Недалёк парень, правда это, а всё-таки не слепой он!

Вот задумал Олег поход за море, — так и послал он племянника дружины собирать. Поехал и всё исправно делал до сих пор — со всех концов народ в Киев сходился, к походу готовясь, и почему же это, как только дошёл он до земли кривичей, сразу на другую сторону повернул: и дяде «пора и честь знать», и самому пришла пора на стол садиться...

«Не то тут... — думал Олег, — так скоро люди не меняются».

Послал Олег соглядатаев разузнать, как Игорь на Киев идёт, с добром или лихом.

Те вернулись и донесли, что возвращается молодой князь с той же дружиною, с какою и из Киева вышел. Тогда и решил Олег сам пойти навстречу племяннику...

Когда же увидал Олег слёзы радости на глазах племянника, понял, что никогда у Игоря и тени зла против дяди на душе не было... Не притворяются так... Только душой чистые могут радоваться, как Игорь радовался.

   — А где же Мал? — спросил у племянника Олег, когда прошла первая радость встречи.

   — Ушёл от меня!.. — отвечал Игорь.

   — Куда?

   — Не захотел со мной быть... Обиделся...

   — На что?

   — Вот её ему в обиду не дал! — ответил молодой князь, указывая на Предславу.

Девушка, с той самой минуты, как только узнала, с кем это она разоткровенничалась так в лесу, со страхом и смущением смотрела на обоих князей. Уж не наговорила ли она чего лишнего? Не было бы чего худого Игорю. Он, говорят, этот Олег, такой, что никому не спускает, и беда, если кто у него в немилость попадёт.

   — А это кого же везёшь ты с собой, Игорь? — с улыбкой спросил правитель у племянника, — что-то я ещё такой красавицы около тебя не видал...

   — Прости, Олег, — смущаясь сказал Игорь, — вышло так, что раньше времени Предславу тебе показать должен, да уж коли вышло, так скрывать нечего... Люба она мне, более света белого люба, вот и везу я её в Киев, чтобы милости твоей просить...

   — Какой?

   — Дозволь мне её за себя в жёны взять...

   — А что же киевские-то: или не милы?..

   — То-то, что не милы... А её возьму, так чувствую я, что счастлив с нею буду, потому что она не только любит, а и словом умным поддержать умеет, и всё у ней так хорошо выходит, что, если ты поговоришь с ней подольше, сам на неё подивишься...

   — Говорил уж я с нею...

   — И что же?

   — Хорошо ты сделал, что у Мала её отнял!

V

В Киеве Олег поместил Предславу у себя в палатах, понимая, что близость к ней Игоря легко может привести к дурным толкам, которых он не желал ни для племянника, ни для молодой девушки, будущей княгини.

Олег скоро убедился, что эта девушка одарена от природы светлым умом и такими способностями, которым позавидовал бы любой из его воевод.

Иногда Предслава, прислушиваясь к тому, что говорил Олег со своими воеводами, делала такие замечания, которые бы сделали честь и самому Олегу. Слыша их, киевский правитель, указывая на Предславу, говорил:

   — Что за девица! Вот кому княгиней быть!..

И Олег, приглядевшись к Предславе, заметил, что она может явиться продолжательницей его дела, тогда как Игорь легко мог бы погубить всё.

Вот почему он звал к себе Предславу, когда занимался делами со своими воеводами, которых он старался приучить к повиновению этой девушке.

Но воеводы относились к этому по-другому.

   — Конунг наш на старости лет на детей глаза пялить стал, — говорили старики норманны.

   — Обворожила она его, — говорили воеводы из славян.

Все эти толки доходили и до Игоря, и молодой князь, жестоко мучился. Он думал, что Олег хочет отнять у него Предславу.

Заметил ли Олег сам, как мучается ревностью молодой человек, или слухи дошли и до него, только он решил успокоить племянника и сказать ему, что Предслава может быть ему внучкой, а никак не женой.

В Киеве велись деятельные приготовления к походу. Впрочем, только самые близкие к Олегу люди знали, что этот поход готовится на Византию, с которой Киев тогда был в хороших отношениях. Олег вовсе не желал, чтобы его планы были известны на берегах Босфора, и поэтому распускал слухи, что готовится идти на печенегов, усмирить их и присоединить их земли к своим. Игорь с нетерпением ожидал, когда начнётся поход, полагая, что к тому времени, когда Олег уйдёт, его судьба будет уже решена.

Но Олег решил всё гораздо раньше.

   — Игорь, — сказал он, призвав однажды к себе племянника, — ты знаешь, скоро ухожу я с Днепра.

   — Знаю это, дядя.

   — Может быть, уже не вернусь я... Может быть, сложу буйную голову на чужой стороне, и ты заменишь меня на столе киевском...

   — И это я знаю...

   — Узнай же ты теперь и то, что, пока я хожу в поход, ты в Киеве остаёшься за меня... Правь все дела, верши суд княжеский, скорый, правый и милостивый, и помни, что у всех славян, и ильменцев, и днепровцев, и веси, и мери, и чуди, и кривичей, только и есть солнце на небе да князь на земле...

   — Справлюсь ли я?

   — И об этом я подумал. Оставлю я после себя тебе помощника, который мне по душе да и тебе не противен...

Олег при этих словах с лукавой улыбкой посмотрел на племянника.

   — Невдомёк мне что-то, кого ты оставить хочешь.

   — Ой ли?

   — Правда, невдомёк.

   — А Предславу-то свою забыл ты разве?

   — Её ты оставляешь?.. Мне её... — удивился Игорь.

   — Что, не по сердцу?

   — А ты мне прежде скажи... Сам-то ты... не думаешь отнять её?

Олег нахмурился.

   — Слышал я, что некоторые тебя смущать пустились; не думал я, что ты так неразумен, чтобы поверить им, — отрезал он. — Мыслимое ли дело, чтобы я у тебя невесту отбивать стал?

   — Да я... я и не думал, — смутился Игорь.

   — То-то, не думал! Эх, ты!.. Князь!.. Не мог ты понять, что не до таких дел мне, старику, не в тех я летах, чтобы семью заводить, и всегда у меня одна только милая была — слава ратная: с нею я на свет родился, с нею и под могильный курган уйду... А если я и держал у себя Предславу, то для того только, чтобы со всеми делами её познакомить, приучить её тебе помогать, потому что нет вернее друга у человека, как жена; вот почему я невесту твою при себе держал... Понял ли ты?