Варяги и Русь

Когда они останавливались на отдых, она как ребёнок резвилась на поляне, срывая цветы.

Однажды Игорь приказал остановиться на берегу одной реки, которую не смогли перейти вброд.

Предслава поспешила воспользоваться этой остановкой и, как только раскинулись станом, ушла на берег речки.

Там она заметила у берега лодку, и ей вдруг захотелось вспомнить то время, когда она в детстве с веслом в руках скользила по родным озёрам на вертлявом челноке.

Она села в лодку и оттолкнулась от берега.

Едва она переплыла на другой берег и вышла из лодки, как увидела пожилого воина в белой одежде, с любопытством смотревшего на неё.

IV

Предслава сначала испугалась этого незнакомца. Но когда она рассмотрела его, страх стал мало-помалу проходить.

Незнакомый воин был уже немолод, хотя и стариком его назвать было нельзя. Лицо его казалось суровым и строгим, хотя, приглядевшись, легко было заметить природную доброту. Впрочем, значительной долей суровости его лицо было обязано усам, словно змеи, спускавшимся на грудь. Впрочем, несмотря на видимую суровость, в незнакомце было столько привлекательного, что лишь только Предслава разглядела его поближе, она сразу успокоилась и почувствовала к нему доверие.

Воин ласково заговорил с ней.

   — Откуда ты, девушка, и куда путь свой держишь? — спросил он.

   — Я из-под Плескова и держу путь на Киев, — отвечала Предслава, — а ты откуда, храбрый воин?

Незнакомец засмеялся.

   — А я из-под Киева и держу на Плесков, — отвечал он, — прослышал я, что туда птица совсем не по тем краям залетела да своим карканьем смуту наводит.

   — Ой, чтой-то не слыхала я про такую птицу, да если ты намёком говоришь — сам про птицу, а о человеке думаешь, так по правде скажу тебе: ни о чём таком в нашей земле не слышно.

Воин пристально взглянул на девушку.

   — Ой, какая ты! Даже на что намекаю сообразила... От кого это ты такая разумная уродилась?

   — От отца да от матушки родимых! — засмеялась Предслава, — умный человек ты, вижу я, а о чём спрашивать нашёл!

Засмеялась она, и воин тоже усмехнулся.

   — Ишь ты какая скорая. Так, говоришь, нет там человека, что смуты бы заводил? — спросил он.

   — Нет и слухом не слыхала! — ответила девушка. — Да... постой, постой, ведь прав ты, залетела и к нам такая птица! Ах, как же я позабыла-то!

   — Ну-ну, девица, расскажи мне про птицу эту, послушаю я... Охотник-то я удалой, люблю таких птичек вольными стрелами и из поднебесной выси снимать.

Предслава смутилась.

   — Чего ты, девушка, — заметил её смущение собеседник, — говори, не бойся ничего...

   — Да вот не знаю, что ты за человек... Встретились среди леса, друг другу неведомы, как и говорить-то...

   — А языком говори, я речь всякую понимаю.

   — Языком-то не устать стать говорить, а вот попридержать его за зубами не лучше ли?.. Говорят у нас: речь что серебро, а молчание что золото!

   — Так вот ты мне твоего серебра и отсыпь, много его у меня и рт других есть, да, знаю я, нечистое оно, всякой грязи в него подмешано, а, может быть, от тебя я чистое получу...

Предслава рассказала подробно о том, чему была свидетельницей в эти дни.

Сначала она говорила о своей жизни в роду, о сиротстве своём, о том, как старик христианин Велемир стал ей что отец родной. Потом перешла к событиям последних дней. Рассказала, как попал к Велемиру Игорь, в котором она и никто другой и подозревать не мог молодого князя киевского. Не умолчала она о том, что Велемир, себя не жалеючи, его, неведомого ему человека, из-под медведя вызволил, к.себе в хижину на руках принёс и здесь за ним вместе с нею, как за малым ребёнком, ходил. Конечно, она промолчала о том, что произошло между нею и Игорем, но зато о появлении Мала с воинами и о тех обидах, которые он нанёс сперва старику, спасшему Игоря, а потом и ей, было рассказано подробно.

   — Так вот как всё это было! — воскликнул воин, — стало быть, налгал древлянин?.. А что же князь?

Предслава смущённо замолчала.

Очень уж не хотелось ей рассказывать этому воину, что Игорь в первые мгновения растерялся и убежал из хижины, оставив их с рассвирепевшим древлянином.

   — Как он не мог сообразить, что нельзя раздражать людей по-пустому, — как бы про себя сказал собеседник Предславы, — не пришло ещё то время, когда нам можно сгибать под своё ярмо всё силой, нужно пока ещё действовать и лаской... Ну древлянин этого не понимал, да ему и понимать незачем... А что же Игорь?.. Всё же и такого пустяка достаточно, чтобы восстали против Киева кривичи, за ними поднялись и весь и меря, а такой смутой не приминул бы воспользоваться и Новгород... Вот и пошло бы опять... Не до Византии Киеву было бы...

   — Твоя правда, — сказала Предслава, — большая бы смута могла выйти...

   — Так, так! — одобрительно закивал головой старый воин, — ты как будто в мои мысли проникла. Вот тут-то Игорю и надо было бы вступиться и усмирить всё.

   — Он и вступился, — заметила Предслава и не замедлила рассказать всё, что произошло дальше.

Воин слушал её по-прежнему внимательно.

   — И это всё так, как ты говоришь, было? — спросил он, когда она кончила свой рассказ.

   — Так...

   — А мне по-другому совсем передавали!

   — Не верь! Кто бы ни говорил, напраслину взводить! — горячо проговорила молодая девушка.

   — Вот и мне также после того, что я от тебя услыхал, тоже кажется; сердцем чую я, что ты правду говоришь, ну а скажи мне теперь, зачем это киевский князь тебя с собой взял или мало у него на Днепре своих красавиц, что понадобилось ему чужую вести...

   — Я не чужая! — с гордостью произнесла Предслава. — Что Киев, что Плесков — всё одно, на одной родной земле, одним богам молятся, одного князя слушают... Так разве чужие они?

   — Верно говоришь! Ну а на вопрос-то мне ответь.

   — Хорошо, скажу тебе! Хочет князь Игорь своего дядю, Вещего Олега, просить, чтобы он позволил ему меня в жёны взять, и везёт, чтобы ему меня показать, и, что он прикажет, выслушать.

   — А ты... ты ещё женой ему не стала?

   — Нет! И пока от Олега Вещего решения не выйдет, согласия он моего не получит, даром что князь... А силой ему меня не взять!..

   — Верно, верно... Умно!.. А вот Олег-то, строг он, говорят...

   — Что ж, что строг! Строг, да справедлив — это хорошо... Недаром его Вещим зовут... Попусту так тоже и князя славить не стали бы, а если строг, так с нашим братом так и нужно: дай ему воли, а уж он сейчас думать начнёт, что другого такого на свете нет, а тут-то и гибель...

   — Какова! Девица, а рассуждает как! — воскликнул воин. — Словно княжий советник!..

   — Уж прости, что думаю, то и говорю!

   — И всегда так говори... Любить тебя будут в Киеве... А что киевские люди далеко станом стали?

   — На том берегу.

   — Ты меня к ним не проводишь?

   — Отчего не проводить!..

   — Так пойдём!

Предслава повела за собой воина на берег. Когда он вошёл в чёлн, она сама взялась за весло и погнала лодку к другому берегу с такой лёгкостью, что старик невольно залюбовался ею.

На другом берегу видны были люди.

Это Игорь, встревоженный долгим отсутствием Предславы, отправился искать её, и теперь, увидев на реке челнок, остановился, ожидая, когда Предслава причалит к берегу.

Едва только он увидел её спутника, как на лице появилась улыбка, и он кинулся к старику.

Уж никак не мог Игорь ожидать этой встречи. Киев был ещё далеко — не менее, чем в двух днях пути, и чести такой от дяди племянник ожидать не мог.

Он обнимал старого норманна, который заменил ему с малых лет отца. Олег тоже был растроган этой встречей. Мрачные мысли его мгновенно улетучились. Старик понимал, что Игорь не мог бы так искренно радоваться, если бы у него на сердце были какие-то злые умыслы.

Чего-чего только не насказал этот Мал: и что народ-то он, Игорь, возмущает, и что на дядю своего замысел имеет: свергнуть его, а самому на столе киевском сесть.