Лашарела. Долгая ночь

Грузинского царства. А теперь своекорыстие князей и

вельмож и безрассудство молодого царя неуклонно при¬

ближали его к гибели. Нужна была сильная рука, которая

могла бы удержать, остановить медленно катящуюся к

пропасти колесницу.

Ахалцихели готов был грудью остановить это гибель¬

ное падение, но он видел свое бессилие. Он не мог бы

один удержать громаду, которую толкали к гибели не¬

обузданные эристави.

Ахалцихели чувствовал тщетность своих стараний, но

бездействовать и сидеть сложа руки он не мог.

Он потребовал созвать дарбази. Визири, католикос и

епископы осудили поступок царя и решили послать к не¬

му для переговоров выборных во главе с Ахалцихели.

Они предъявили царю два требования: освободить Ми¬

гриаули и вернуть ему законную жену.

Потерявший рассудок от любви, Лаша расценил это

требование совета как заговор, как дерзкое вмешательство

в его личные дела. Он назвал Ахалцихели смутьяном, за¬

явил, что это он, Шалва, поссорил царя с атабеком и дру¬

гими именитыми вельможами.

Георгий согласился выполнить лишь первое требова¬

ние — освободить Лухуми, а на второе ответил решитель¬

ным отказом:

—

Пусть меня лишат трона, но, пока буду жив, не от¬

дам Лилэ...

Оскорбленный до глубины души, Ахалцихели покииул

дворец и уехал из Тбилиси.

Лухуми вывели из темницы и дали ему коня. Воору¬

женные всадники сопровождали его, чтобы он не вздумал

вернуться в Тбилиси. Выехав за городские ворота, страж¬

ники оставили его, предварительно постращав.

Лухуми медленно пустил коня. Он и сам не знал, куда

и зачем ему ехать. Он казался глубоко погруженным в

мысли, но на самом деле ни о чем не думал. Уронив голо¬

ву на грудь, он отдал поводья коню. Лишь время от вре¬

мени он выходил из оцепенения. Копь тянулся к траве у

обочины, и тогда ездок натягивал удила, направляя его на

дорогу, и потом снова представлял самому себе.

Дорога шла в гору, к Гомборскому перевалу. Повеяло

прохладой, и Лухуми очнулся.

Вспомнил, как он сопровождал царя вместе с пышной

свитой, когда приезжал Алексей Комнин, и два государя

ехали бок о бок через этот самый перевал.

Здесь встретил тогда царей настоятель женского мо¬

настыря, сопровождаемый хором монахинь. Как красиво

пели монахини! Лухуми и сейчас, кажется, слышит их

стройное, согласное пение, и сейчас, как видения, стоят

они перед его глазами, бледнолицые девушки в белых одёя-

ииях, выпущенные на волю из темных келий... Как рад

213

вался тогда Лухуми заступничеству царя за вдову и сирот.

Восторг настолько ослепил его, что он даже не обратил

внимания на совершенное царем здесь же злодеяние —

на похищение двух монахинь. Он не задумался над их

судьбой даже тогда, когда снова увидел их, покидавших

царский шатер, обесчещенных, с распухшими от слез гла¬

зами. В сопровождении двух верховых их отправили об¬

ратно в монастырь.

Тогда Лухуми не было дела до монахинь, жил он, ни

о чем не задумываясь. Только немного беспокоила его

судьба Карумы Наскидашвили, но он думал, что легко су¬

меет помочь ему.

Лухуми вспомнил, как он расхаживал перед царским

шатром и задавался вопросом: и зачем только этот бедняга

Карума купил такого красивого жеребца, разве у него

других нужд не было, у бездомного, безземельного сиро¬

ты? Надо же было ему купить коня, от которого глаз не

оторвешь. Разве он не знал, что люди жадны и завистли¬

вы? Такого коня под стать иметь царю, а не бедному кре¬

стьянскому парню. Мог ли он уберечь такого скакуна?!

Как легко судил тогда Лухуми о других, а горе под¬

стерегало уже его самого!

Почему он женился на Лилэ — ведь она была красивей

всех на свете! Или вроде Карумы он не знал, что мир

алчен и завистлив? Такая жена под стать самому царю!

К чему она безродному мужику, вроде него? Куда он мог

спрятать ее от чужих глаз, как мог сохранить такой бес¬

ценный клад!

Да, он поступил безрассудно, подобно Каруме. Но ведь

право на жизнь и на любовь, на мечту и на радость равно

дано всем людям в этом мире. Мог ли он закрыть глаза и

не глядеть на солнце, зажать в кулак сердце и отказаться

от любви? Разве от того, что он простой крестьянин, он

меньше хочет жить и радоваться жизни? Разве богатый

или именитый может любить и ценить красоту больше, чем

он или Карума? Все люди одинаковыми рождаются на

свет, и нет на них ни бархата, ни атласа, ни крестьянского

рубища, ни лаптей, нет ни царского венца на голове, ни

рабского ярма на шее! Но почему же тогда одни окружены

роскошью и вознесены на трон, другие сброшены в бездну

нищеты и страданий! Почему должно быть так?

От размышлений Лухуми отвлек евист, донесшийся

из лесу. С противоположной стороны раздался ответный

Ш

свист, и не успел Лухуми опомниться, как из лесу выехали

вооруженные всадники и окружили его.

Лухуми схватился за меч.

—

Стой! — крикнул один из всадников, выехав ему на¬

встречу с копьем наперевес.

Лухуми подобрал поводья и придержал коня.

Всадник с копьем подъехал почти вплотную.

—

Ты не Карума ли? — спросил Лухуми, вглядываясь.

—

Я-то Карума, а ты... — Он внимательно поглядел на

одноглазого путника.— А ты Лухуми!

—

Верно. Но что вам от меня нужно?

—

От тебя нам ничего не нужно. Мы другого ждали,

а тут ты подвернулся...

Лухуми смерил Каруму с ног до головы испытующим

взглядом. Он сидел на прекрасном скакуне. Бывший под¬

росток возмужал, усы и борода оттеняли его открытое му¬

жественное лицо. Лухуми не видел его с того дня, как

предложил убитому горем парню деньги, подаренные ему

Комнином. До него доходили слухи, что Карума ушел в

лес, стал разбойником, но он мало верил этому. И вот те¬

перь...

—

Значит, правда это, Карума? Ты подстерегаешь на

большой дороге путников вроде меня? — с огорчением и

досадой в голосе спросил Лухуми.

—

Что ты, Лухуми! От таких, как ты, нам ничего не

надо. Ты такой же несчастный и обездоленный, как я! —

У Карумы задрожал голос, он нахмурился и отвел глаза от

Лухуми.— Слезай с коня, посидим, откушаем хлеб-соли!

Карума соскочил с коня. Лухуми, сам не зная, пра¬

вильно ли он поступает, спешился. Кольцо разбойников

разомкнулось, и Карума увлек Лухуми в лесную чащу.

Двоих приставили стеречь коней, которые паслись на про¬

галине. Остальные уселись в круг, расстелили скатерть

на траве, развязали хурджины, разлили вино из бурдюков.

—

За здоровье добрых людей! — произнес Карума пер¬

вую здравицу и выпил. Снова наполнив рог, он передал его

Лухуми. Тот неодобрительно глядел на разбойника.

—

За здоровье добрых людей, которые едят честный

хлеб!..-— сурово произнес он.

Рог пошел по кругу. Одни пили молча, другие повто¬

ряли слова Карумы и Лухуми. И Лухуми удивлялся, что

все разбойники от всей души присоединились к тосту.

—

Вот уже сколько времени я скрываюсь в лесах и жи¬

215

ву грабежом, но ни разу не отобрал я ничего у честного че¬

ловека. Я нападаю лишь на господ и князей, отнимаю не¬

честно нажитое добро у разжиревших попов и епископов,

ты ведь знаешь: кто ворует наворованное, в ад не попа¬

дет...— горько усмехнулся Карума. Остальные тоже неве¬

село улыбнулись.

—

Говорят, ты поджег дом эристави Бакура? — спро¬

сил Лухуми.

—

Поджег... Я велел еще передать ему, что это только