Старший брат царя. Книга 2

Встреча произошла в лесу на полдороге между заимкой и Мирославлем. Свидетелями этой встречи были двое — Шатун и Настя.

Таисия с Настей собирали цветы на полянке, когда послышался конский топот. Настасья тихо сказала:

— Боярышня, едут!

Но не услыхала ее слов Таисия, продолжала рвать цветы.

Юрша соскочил с коня, пошел к ней, сдерживаясь, чтобы не побежать. А она ничего не замечает, все рвет и рвет цветы. Вот он рядом остановился... Она выпрямилась и прошептала:

— Вот, князь, я и пришла к тебе...

Они смотрели друг на друга, слезы радости бежали из глаз Таисии. Она протянула ему букет:

— Возьми.

Юрша обнял ее и покрыл поцелуями милое, заплаканное лицо...

Шатун и Настя ушли с поляны, у них тоже было о чем поговорить. Через некоторое время Настя осторожно выглянула из-за кустов.

— Ну что? — спросил Шатун.— Да чего, стоят обнявшись. Куда Гурьян велел везти их?

— Все в их воле. Может, разойдутся, и все.

— Да что ты, разойдутся!

— Тогда поедем на заимку, в нашей избе будут жить.

— А мы?

— Гурьян сказал, что и в шалаше проживем. Сначала посердился и отошел. А я боялся... Ну что ж, пора. Сколько же можно...

Они взяли коней под уздцы и вышли на поляну. Юрша и Таисия, взявшись за руки, пошли им навстречу. Их лица светились счастьем, и Настя поняла, что их сейчас нет здесь, на земле, они витают где-то далеко, может, в облаках.

А вскоре Юрша завел с атаманом разговор о венчании, так как он и Таисия друг без друга жить не могут. Гурьян покачал головой:

— Князь Юрий Васильич, в этих местах тебе с попами встречаться нельзя, да и боярышне тоже. Давай сделаем так: мы с тобой окончим осмотр ватажек. Опосля выберем место поспокойнее и подальше, там поселишься и обвенчаешься по всем правилам.

На том и порешили...

Часть шестая. ПОСЛЕДНИЙ БОЙ ЮРШИ

Минуло пять лет, наступил 1559 год. Много воды за те годы утекло, многое изменилось на Руси святой. Покорены Казань и Астрахань, притих в Крыму хан Девлет-Гирей после неудачных походов. С тревогой он присматривался к действиям московских и казачьих полков в низовьях Дона и Днепра.

Теперь царь Иван обратил свой взор на северо-запад, где лежала обширная Ливония, захваченная немецкими рыцарями. Так называемый Ливонский орден, отрезав Финский залив от внешнего мира, перекрыл Руси торговые пути. Стремление Ивана выйти на побережье Балтики охотно поддерживали купцы и часть дворянства. В то же время боярство и церковь считали Крым и Турцию главными врагами. Несмотря на отсутствие единства, Иван IV год назад напал на Ливонию. Русские успешно продвигались на запад, беря приступом крепость за крепостью, опустошая земли ордена.

Первые успехи кружили голову, никто тогда не предполагал, что война затянется на четверть века, что здесь, на просторах Ливонии, завяжется тугой, кровавый узел противоречий Руси, Польши, Литвы, Швеции, Дании и даже Англии...

...Пока московские власти были по горло заняты войной, спокойнее жилось Кудеярову братству. Тут тоже много нового произошло. Теперь Юрша стал не только Кудеяром, но и главным атаманом. Для такого превращения имелись свои причины. Прежде всего он убедился, что пути в монастырь ему заказаны. Предательство настоятеля и вынужденный побег из Алексиной пустыни потрясли Юршу. Гурьян, успокаивая его, сказал тогда:

— Юрий-свет, во всех сказках оказывается, что монахи корыстолюбивы. Так стоит ли близко к сердцу принимать случившееся?

Юрша ответил запальчиво:

— В твоих сказках, атаман, поклеп на святую церковь! Не все, слава богу, иосифляне, много нестяжателей...

— Хрен редьки не... — начал Неждан пословицу и осекся, встретив сердитый взгляд Юрши. А тот, обращаясь к Гурьяну, продолжал:

— Иосифляне — стяжатели! Они тянут церковь в геенну огненную. Но они сгорят в аду вместе с игуменом своим Иосифом! Преподобный Вассиан учил: стяжательство в монашеском звании — непотребство великое. Ибо Господь наш Иисус многомилостивый с позором изгнал торгашей из храма. Инок по обету отказался от всего мирского. Зачем ему злато? Он обязан посильным трудом добывать себе пропитание. Так оно должно быть, так и будет! А мне просто не повезло, игумен пустыни оказался великим грешником.

Присутствующий при этом разговоре Демьян вставил свое слово:

— Спорить незачем. Такое и проверить можно.

— Истину говоришь, Демьян. Вот найду тихую обитель...

Однако самому Юрше проверить не удалось. С весны Гурьян повез его по ватажкам, потом повстречалась Таисия...

Демьян же запомнил этот разговор, и вместе с Нежданом они избрали для опыта Солотчинский монастырь, одиноко стоящий в дремучем бору на берегу Оки. Когда-то монастырь получал богатые вклады от рязанских князей, чтоб монахи замаливали их немалые грехи. Потом минула пора расцвета, и он мог похвастаться только тишиной и уединением.

Кающимся вором отправился в монастырь Неждан. Артист по натуре, он изобразил перед тамошним настоятелем такое смирение, что сам испугался: а вдруг тот поверит и сделает его монахом, не сообщив о его прегрешениях владыке рязанскому!

Демьян обложил монастырь своими людьми. Ждать пришлось меньше, чем около Алексиной пустыни. В первую же седмицу схватили двух гонцов с письмами. Дальше все повторилось, как в пустыни. Отдав сокровища, отцы монастырские поклялись хранить молчание. Но повсюду распространили слух, что Кудеяр грабит святые места. Разумеется, умалчивали, какие обстоятельства тому сопутствовали.

Проделка Неждана и Демьяна не на шутку рассердила Юршу, он потребовал примерно наказать виновных. Гурьян насилу уговорил его сменить гнев на милость, а со своей стороны на будущее обещал за подобные греховные дела лишать атаманского звания. Как бы там ни было, но о монастыре Юрий Васильевич больше не помышлял.

Следующая причина, подтолкнувшая Юршу на атаманство, была трагическая. В то время он жил с женой на Козловом поле, Гурьян же с товарищами разъезжал по ватажкам. Тут стало известно, что на реке Сейме, рядом с литовской границей, на одной заимке передрались две ватажки, поссорились из-за репы, которую не поделили.

Наводить суд и расправу поехал сам Гурьян с Цыганом, с ними человек десять охраны. Демьян, осторожности ради, приказал Шатуну проводить атаманов и взять с собой десятка три лихих ребят на тот случай, если придется применить силу. Однако Шатун отстал от атаманов почти на день пути. Когда он подъехал к скандальной заимке, то повстречался с полузамерзшим ватажником, рассказ которого не походил на правду. Утром, говорил он, на заимку приехал Гурьян со товарищи. Для того чтобы выяснить, кто виноват в сваре, собрал атаманов и старшин в землянку. Вдруг налетели литовские рейтары, видать, навел их предатель. Резня была страшная. Те землянки, из которых люди не выходили, рейтары обложили сушняком и подожгли. Полузадохнувшихся брали голыми руками. Кто-то указал атаманов, их тут же повесили. Оставшихся в живых раздели и связанными бросили на снег. После этого большинство рейтар уехало, но с десятка два решили переночевать на заимке и сейчас пьянствуют в уцелевших землянках.

Шатун сам пошел в разведку. Вернувшись, разделил ватажников на группы, приказал срубить несколько бревен, заготовить сушняку. Дальше кудеяровцы совершили то же самое, что сделали рейтары три часа назад: бревнами приперли двери землянок и запалили сушняк. Выскакивающих рейтаров вешали в те петли, из которых только что вынули своих атаманов.

Гибель Гурьяна опечалила и напугала Юршу. Только теперь он осознал, что за ним был как за каменной стеной. Тот все знал, все помнил, всегда здраво рассуждал. Теперь стена рухнула, на Юршу с разных сторон нахлынули заботы, о существовании которых он и не подозревал. Вот привели избитого ватажника — он хотел умыкнуть девушку. Следом пришел казачий атаман — ватажники воруют сено у казаков. Не успел он успокоить его, заявился Шатун, высыпал на стол горку золотых и серебряных монет, изъятых у рейтаров, спросил, куда их девать. А тут еще явились сразу четыре атамана и заявили, что каждый из них готов стать главным.