Автограф под облаками

граней, отмеченных кровью смельчака, Телушкин перебрал в своих пальцах, как мы, читатель, перебираем страницы читаемой книги.

Вот пишу я все это, а порою сам ужасаюсь при мысли - какой же силой и ловкостью надо было ему обладать, чтобы висеть, расставив руки и ноги, одними лишь пальцами удерживая себя без опоры для ног на вертикальных складках медных листов, что уводили его на высоту птичьего полета. Не знаю, читатель, а мне поневоле становится жутко.

До него, конечно, не долетали голоса людей, что толпились внизу, задрав головы в поднебесье, и толпа любопытных горожан росла, а разговоры в толпе. обычно, как и водится:

- Не, я бы не полез, - говорил разносчик с корзиной на голове. - Ни в жисть! Хоть ты озолоти меня.

- Верно говорит молодой. От хорошей жизни рази станешь туды залазить? Это все от грехов наших, православные.

- Да и де ты, старче, грехи наши видывал?

- А эвон ангел-то! Скособочился от грехов наших.

- А по мне, - слышалось из толпы, - так я бы полез с великим удовольствием. Но допреж сего, чтобы ничего не помнить, я просил бы от обчества, чтобы мне ведро поставили.

- Оно и верно! - соглашались иные. - Тут без выпивки дело не обошлось. Разве трезвый человек в эку высь заберется?

- Эх вы. неучи! - сказал некто в купеческой чуйке. - Вам бы тока глаза залить, геройства без водки не понимаете.

- А ты рази умнее всех и сам-то понимаешь ли?

- Вестимо! Кровельщику-то энтому царь-батюшка мильен посулил - вот ён и старается, чтобы всю остатнюю жисть жена его не пилила оттого, что денег в доме нету.

- Оно, пожалуй, и верно, - согласился плотник с топором за поясом. За одну-то выпивку какой дурак полезет? Тут особый смысл нужен, чтобы и себя не забывать.

- Гляди, гляди! Он-то, кажись, возвращается.

Телушкин уже "опоясал" шпиль веревкою и чуть было не сорвался с высоты, когда протискивался обратно в окошко, а там, внутри шпиля, кровельщик на время даже потерял сознание, провиснув телом между стропил. Очнулся и понял - главное сделано, можно вернуться на землю. Толпа перед ним почтительно расступилась, а убогая старушка даже заплакала, Телушкина жалеючи:

- Родименький ты наш! Нешто тебе, босому-то да без рукавиц, не зябко тамотко? Ведь простынешь, миленький.

- Мне рукавиц не надобно, - отвечал Телушкин. - Меня, бабушка, мозоли греют. Гляди, во какие!

На следующий день начатое продолжил, отдыха себе законного не давая, взялся за гуж, так не говори, что не дюж. Теперь вроде бы полегчало, ибо шпиль, опоясанный веревкою, уже имел опору; это веревочное кольцо, удерживавшее кровельщика, Телушкин - по мере продвижения в высоту стягивал все эже и эже, а сама высота его не пугала, ибо он сызмальства привык лазать по крышам, и глядеть на мир сверху вниз с детства было привычно. Наконец, Телушкину даже повезло.

- Судьба-то ишо улыбки строит, - смеялся он.

На середине шпиля он разглядел крючья, торчавшие из медной обшивки, которых ранее не приметил. Крючья торчали в ряд, один выше другого,