По воле Петра Великого: (Былые дни Сибири)

И сам стал срывать с неё досадные покровы.

Не противится больше девушка, но и на ласку не склоняется, сидит, как кукла живая, шепчет:

   — Стыд... грех!..

   — Пустое!.. Ты читала... слыхала, поди, не раз... У Соломона тысяча жён было, а не сочлося за грех! И у Давида тоже не мало начтёшь... А праведен он пребывал до конца жизни своей!.. Не в этом грех, красавица... Эсфирь припомни! Я и тебя также возвеличу... Ну, брось шептать своё... Ну, приласкай...

Теперь уж полную волю дал себе вельможа...

Утро настало. Все поднялись в усадьбе. Только тихо в покое, где спит Гагарин. Не смеет никто и мимо пройти на той половине дома. И Агафьи не видно. Должно быть, тоже не решается по скрипучей лестнице сойти, чтобы не нарушить сон дорогого, высокого гостя.

Так отец Семён и оба гостя говорят, так вслух и челядь толкует. А все между тем совсем иное думают...

Но вот наконец звонок раздался из опочивальни князя. Камердинер, давно сидящий наготове, туда бросился. А ему навстречу по лестнице стала и поповна спускаться. Бледная, усталая, круги под глазами, словно и не спала всю ночь до позднего утра... Не глядит на встречных, в шубейке, в платке на голове, мимо спаленки своей шмыгнула, где теперь Захар князю мыться подаёт, одевает его...

Вот и на крыльце девушка. Огляделась, увидала на дальнем конце двора своего милого и помертвела, потом пурпуром лицо ей залило... Еле сошла она с крылечка.

Связка ключей позвякивает в руке, которая ходенём ходит... В дальний угол двора прошла она мимо Задора, амбар раскрыла, туда вошла, будто корму для птицы набрать... Но слышит, что дружок идёт за ней, как игла за магнитом тянется... Она и оглянуться боится... Подошла к мешкам с мукой и зерном... И не видит, что сзади делается... Хорошо, что не видит... Бледный прокрался за ней в амбар Задор, а сам уж нож наготове держит, на груди, под кафтаном... Уж ударить готов... Но вдруг чётко так перед ним другое женское лицо пронеслось, лицо бабы, которую зарезал он безвинно... И эта же не виновата... Сам же он вчера чуть не приказал ей... Мгновенье, другое... Зазвенел нож, падая между мешками на землю...

А он, охваченный внезапным порывом ярости, смешанной с дикой, необузданной страстью, накинулся на девушку, даже не дав ей времени обернуть к нему лицо, и стал осыпать её бурными ласками, грубо, порывисто и молча, без единого звука... Кофта не выдержала, лопнула на груди... И он так сильно сжал пальцами эту нежную, трепетную грудь, что багровые следы его пальцев сразу проступили на атласной коже...

Девушка всё терпела и тоже молчала, как немая... Вот он с последним поцелуем зубами впился ей в плечо у самой груди... И тут, несмотря на острую боль, не вскрикнула Агаша, только в самозабвенье, словно потеряв сознание, порывисто отвечала на его дикие ласки. И вдруг изогнулась змеёю, одним сильным, порывистым движением оторвала его губы от своего плеча и прижалась к ним своими жадными пересохшими губами... Так они и замерли на миг...

Затем его не стало.

Когда он ушёл, девушка огляделась, вся растрёпанная, оправила волосы, запахнула полуизорванную кофту, в платок завернулась, вышла, шатаясь, словно пьяная. Но ей было легко и хорошо, как бывает в знойный летний день после нежданно налетевшей бури и грозы...

Забыла она все, муки стыда и эту мучительную ночь, долгие часы душевной и телесной пытки с Гагариным... С поднятой смело головой, с порозовевшим лицом поднялась на крыльцо своего дома девушка...

А ей во след понеслись звуки лихой, разухабистой песни, которую пел дорогой для неё голос...

Коней повёл поить Задор, а сам так и заливается на всю слободу:

Сидел я с поповною раз на печи.

Совал я поповне в карман кирпичи!

Поповна, поповна, поповна моя,

Попомни, попомни: любил я тебя!

------------------------------------

Сидел я с поповной под лестницею,

Кормил я поповну яичницею,

Поповна, поповна...

Льётся глумливая песня... Но не обидна она для Агафьи. Пусть поёт, что хочет, лишь бы пел... Да не смотрел так на неё, как вечером вчера во время пляски... как нынче поглядел, уходя сейчас из амбара...

И этот день минул, и ночь прошла. Никак на охоту не может выбраться Гагарин. Что-то недужится ему. Днём спит либо выпивает слегка со своими спутниками и хозяином. А ночью?..

Он один да Агаша знают, что происходит в эти долгие, зимние ночи...

И Сысойко догадывается, да молчит... в руки себя взял, решил к делу приступить...

Вечереть стало. Лежит в спаленке своей тесной Гагарин. Агаша тут же, слушает, что говорит ей князь, какие сулит награды да радости за каждую искру нежности, за призрак ласки с её стороны.

И в Москву, и в Питер её повезёт, и чужие края покажет, где круглый год лето и розы цветут, и птицы райские поют, зреют плоды, словно литые из золота.

И нарядов нашьёт, и самоцветов, и золота надарит... Уж и теперь полный ларец у неё всяких чудесных, дорогих подарков. Запаслив князь, с собой немало захватил женских украшений, на «охоту» сбираясь в слободу Салдинскую.

Но не тешат эти подарки и посулы князя девушку. Об ином она думает. Скорее бы надоесть вельможному любовнику... Бросил бы её!.. Тогда она и счастлива будет. А тот с каждым часом разгорается больше, совсем обезумел на Старостина короткое время затих, замолчал Гагарин, ни с ласками не пристаёт, Ни речь его не тянется докучная...

Пользуясь минутой, нерешительно заговорила девушка:

   — Князенька... свет, Матвей Петрович... Слышь, што скажу...

   — Говори, кралечка... Курочка моя... Давно я жду, ты бы заговорила, пожелала чего, мне бы словечко ласковое шепнула...

   — Стыжусь я! — прошептала девушка. Потом громче своё повела: — Слышь, тамо Сысойко... хотел тебе челом бить... Про твою милость подарочек, сказывал... А што — не говорит... Войти ему позволишь ли?

   — Сысойко... Это он в пору пришёл. Я и сам думал позвать парня. Ещё за пляс не наградил его. Да и потолковать надо. Зови, пусть идёт, несёт, что там есть у него. Ежели занятное, в долгу не останусь... Зови...

Агаша вышла и через несколько минут вернулась с Задором, которого пропустила вперёд.

Отдав низкий поклон, батрак остановился почти у самой двери, а девушка тоже задержалась, замерла рядом с ним. Её тревожила, даже пугала первая встреча наедине Гагарина с сердечным дружком, тем более что от Задора сильно несло сивухою, хотя шёл он твёрдо, держался прямо.

Побледнелая, скользила взором девушка от одного к другому, не зная, добра или зла надо ожидать от этой встречи. И стыдно было ей, так стыдно, что убежала бы далеко... Но оставить их совсем вдвоём было выше её сил. Клялся, правда, дружок, что дурного не сделает гостю, что мог бы и без её посредства посчитаться с ним тут же, в доме, на каждом шагу... Уверял, что особые замыслы явились в его голове и для них нужна дружба Гагарина, а не смерть этого вельможи... И верит и не верит Агаша словам Задора. По её мнению, и сам плохо знает парень, чего он хочет, что может сделать неожиданно для самого себя? И потому стоит, как на горячих углях, девушка и ждёт...

Милостиво свысока кивнул Гагарин на поклон Задора:

   — Здорово, парень! Что нам скажешь?

   — Челом бью его превосходительной милости, стольнику государеву, боярину-князю пресветлому, Матвею свет Петровичу, велемочному губернатору всея Сибири Северные, Восточные и Западные! Да живёт он многая лета!.. — с новым поясным поклоном гулко отчеканил Задор, совсем на манер царского многолетия в храме. — Здравия и радости, удачи и счастья желаю вашему превосходительству! — неожиданно совсем по-военному закончил своё приветствие странный парень. А глаза его, светлые и блестящие, смело выдержали пытливый взор нахмуренных очей вельможи.